Таврический полуостров принадлежит к числу замечательнейших клочков земли на земном шаре в историческом, археологическом, геологическом, этнографическом и климатическом отношениех. Чрез эту страну проходили все почти народы, некогда опустошавшие Европу; в ней за много веков до Р.Х. процветали обширные города, ведущие торговлю с самыми отдаленными странами от тогдашняго просвещенного мира; здесь славились роскошью и различными искусствами Босфорское царство, Дорийское княжество и Херсонеская республика; здесь проповедовал слово Божие апостол Андрей первозванный; здесь изнывали в ссылке и восприели венец мученической смерти Св. Климент папа Римский, Мартин исповедник, Домитилла, Косьма и Дамьян, Корнилий и Фив и сем священ. мучен. епископствовавших в Херсонесе. Здесь обитали Кирилл и Ме?одий; здесь архиепископствовал и умер Стефан Сурожский; здесь родился Иоанн Гот?ский; здесь Владимир, Великий князь Российский, восприел христианство и передал его славянскому народу; здесь красовался старый Крым, к которому шли караваны из Индии; здесь Генуэзская Кафа конкурировала с Стамбулом и скопляла сокровища отдаленного востока; здесь владычествовали и погибли последние представители кровожадных монголо-татар, неоднократно опустошавших Россию; здесь, наконец, происходила, одна из замечательных во всемирной истории, осада Севастополя; с окончанием которой началось славное возрождение России по всем отраслям общественной и государственной жизни. Здесь на всяком почти шагу существуют древние развалины с прекрасными легендами; здесь красивые горы высоко подымаются к небу; здесь залегают массы различных цветов мрамора и диорита; здесь ароматические травы, леса, сады и виноградники; здесь море, соляные озера и различного рода минеральные источники; здесь умеренный климат; здесь много естественных средств для возстановление разстроенного здоровья; здесь все, что может доставить удовольствие и занятие ученому, любознательному, предприимчивому купцу и простому смертному.

Очень натурально, что подобная страна искони обращала на себя внимание и до настоящого времени посещается тысячами туристов которые отчасти старались описывать ея, но конечно не с целью основательно познакомить публику с историею и естественными сокровищами ея, а чтобы выставить на показ свои впечатление, замечание и предположение. Из числа сериозных писателей, Броневский, Тунман, Сестренцевич, Паллас, Стевен и др., сказали много о Крыме, но в описаниех их затронуты или поверхностно все отрасли естественных явлений, или каждая в отдельности в самом неудовлетворительном виде. Сотни других писателей положительно ничего не могли узнать в этой стране, по незнанию туземных языков и ограничивались разсказами, слышанными от других. Из последних сочинений о Тавриде: одно составленное главным статистическим комитетом под заглавием «Список населенных мест» — весьма кратко, так что ни в каком отношении не может служить специальным пособием для любознательного человека, а второе, изданное Симферопольским статистическим же комитетом, под заглавием «Памятная книга Таврической губернии», тоже мало знакомит читателя с этою страною.

Все это заставило меня собрать мои записки, составленные в течении 20-ти летняго пребывание в Крыму и, распределив их по частям, предложить вниманию тех, кто желал бы всесторонне узнать Таврический полуостров. Мы сознаем, что большинство из предлагаемых нами сведений совершенно неизвестны публике, а некоторые навсегда утрачены даже и из Крыма, с последнею эмиграциею татар.

В ныне предлагаемой нами части, читатель познакомится с Таврическим полуостровом так сказать наглядно, чтобы иметь возможность безошибочно определять всякую местность, когда она будет описываться нами в научном отношении. Приведенные же легенды весьма вероятно пригодятся ему для предварительного соображение о тех народах, которые населяли эту страну и об исторической судьбе которых, мы будем говорить также подробно, как и о других предметах относящихся до классической почвы Тавриды.

 

Пути сообщение

 

Прежде нежели мы познакомим читатели нашего с общими более или менее выдающимися сторонами Таврического полуострова, нам приходится в настоящем отделе представить те сведение, которые бывают крайне необходимы любознательному туристу и полезны для всех, случайно очутившихся в этой стране. Сознавая громадное значение подобных сведений, в особенности в такой местности, где сельское народонаселение мало развито и большинство не понимает русского языка, мы постараемся сделать их по возможности полными и для большого удобства разделим. Крым на три части: северную или степную, Юго-западную или пригорную и Юго-восточную, известную под именем южного берега, но предварительно приступим к описанию самого необходимого, т.е. путей сообщение.

Всем известно, что народное блогоденствие каждого государства до ничтожной области, зависит от удобного, во всякое время года, сообщение с ближайшими и отдаленными местностями. В тех странах, где существуют прекрасные железные или шоссейные дороги, народ находится в постоянном движении. Сбывая излишек своих произведений там, где в них оказывается недостаток, один запасается предметами, в которых родина его ощущает надобность, другой перенимает лучшие практические изобретение, которые переносит к себе, третий приемы нравственного образование и т.д. Словом легкое и быстрое сообщение человека с окружающим его миром, возбуждая в нем деятельность, не только делает его обезпеченным в материальном отношении, но быстро развивают в нем воображение и усилие разсудка, — а это только и нужно для будущого блага его семьи и родины. Посмотрим насколько это понимали древние обитатели Тавриды и в каком положении находятся в наше время пути сообщение в Крыму.

Первыми оседлыми жителями Таврии являются Тавры, занимающие юго-восточную половину этой страны, по обе стороны Яйлынского хребта, начиная от Инкермана до ?еодосии, затем прибыли Ираклейцы и Милитяне, основавшие Херсонескую республику, Босфорское царство и Дерийское княжество. Тавры, как сказано было сейчас, занимали низменности, примыкающие к покатостям Яйлы, с трудом доступной для желающих иметь сношение, чрез разделяющий их хребет. Обстоятельство это заставило их подумать об устройстве прочных тропинок, следы которых сохранялись до настоящого времени почти в первобытном виде, не смотря на то, что и теперь оне остаются единственными путями сообщение обитателей противоположных оснований горного хребта. Херсонеская республика, занимая крошечный Трахейский полуостров, повидимому имела мостовые ко всем тем пунктам, которые часто посещались ея народонаселением; что же касается Босфорского царства, и Дерийского княжества, то каждое из них заботилось об удобстве перехода и переезда жителей столицы без затруднений во всякое время года. Без внимание оставалась только степная часть; где кочевали скотоводы, не имеющие надобности ни в каких путях. Прежде нежели приступим к описанию дорог древних обитателей Тавриды, обратим наше внимание на современное состояние их.

Крымский полуостров по форме и расположению главнейших городов и селений, должен иметь три дороги: первую главнейшую — от Перекопа к Севастополю, вторую — от Симферополя к Керчи и третию — до Евпатории. Все эти пути существуют, но в таком жалком положении, что после дождей и в зимнее время совершенно непроходимы. Отличие их составляет глинистая почва, которая после дождей превращается в клейкую массу, в такой степени тормозящую колеса, что никто почти не решается выезжать из дому без особенной крайности. Обстоятельство это, печально влиеет на рынки всех почти городов Тавриды и нередко заставляет сельских жителей оставаться без денег, а горожан приобретать главнейшие жизненные продукты от перекупщиков в двое дороже. Подобный этим путям, пролегает на Ченгарский мост и чрез Арабатскую стрелку на Геническ. Шестым почтовым трактом в Крыму служит южно-бережский. Этот последний, открытый в 30-х годах, от Симферополя до Алушты, а оттуда до Севостополя — при том внимании, которым поддерживается со стороны местного правительства, принадлежит к числу удобнейших для легких экипажей. Для нагруженных фур препятствуют возвышенные отрасли гор, чрез которые пролегает этот коленообразный путь. Кроме этих дорог довольно важными проселочными следует признать, идущую на прямик от Евпатории к Севастополю и от Алушты к Судаку до ?еодосии. Но к сожалению первая только доступна в зимнее время воловьим подводам, а последняя доведена до Куру-Озена — имение, бывшого министра финансов г. Княжевича. К числу второстепенных принадлежат: от Евпатории на Перекоп, соединяющих между Ишунскою и Дерьменскою станциеми, к Акмечетской бухте; от Саккских минеральных грязей к станции Аблам и от них на Севастополь, от Сакк имеется сельский путь на Бахчисарай и от Булганака к Северной бухте Севостополя; от Карасубазара до Судака и от последняго к ?еодосии, к тому же разряду дорог принадлежать: а) от ?еодосии, к Арабату; б) к Перекопу и в) к Ченгарскому мосту. Для большей ясности для тех, кому пришлось-бы проезжать по этим дорогам, нам следует сказать, что едущему от Перекопа в Крым на 24-ой версте приходится переменять лошадей в дер. Ишунь, чрез 20-ть верст в Дюрмене, чрез 24 в Айбаре, чрез 22 в Абламе, чрез 24 в Сарабузе, чрез 19 в Симферополе, чрез 14 в Альме, чрез 16 в Бахчисарае, чрез 23 в Бельбеке, чрез 19-ть в Севастополе и чрез 12-ть в Балаклаве. По трактату от Симферополя на Керчь-Еникале первая почтовая станцие Зуя отстоит в 20-ти верстах, вторая Карасубазар в 21-й, Бурундук в 22-х от Бурундука до Кринички 22, от Кринички до ?еодосии 24, от ?еодосии до Парпача 18 1/2 до Аргина 22, от Аргина до Султановки 22, до Керчи 13, а до Еникале 10-ть верст. По Арабатской стрелке расположены четыре станции: Арабат, Власинка, Шаклинская и Чекрак-тривоглинская. При следовании из Симферополя на Ченгарский мост на пути встречаются селение: Шибан, Шеих-эли, Аджай и Китай. По южнобережскому тракту от Семферополя первая станцие Мамут-султан, находится в 17 верстах, вторая Тауман-базарская в 14, третья Алуштинская в 13, Биюк-ламбатская в 17, Ай-данильская в 11-ти, Ялтинская в 12-ти, Мирхорская в 17-ти, Кикенеизская 22 и Байдарская до Балаклавы в 22 верстах.

Перейдем теперь к путям сообщение горной части полуострова: первая дорога идет от ?еодосии чрез долины Коктебельскую, Отузскую и Козскую в Судак; вторая от Кринической станции чрез старый Крым, Изюмовку, Болгарские колонии, Эльбузлу и Тарактатскую долину в м. Судак. Оба пути эти существуют с глубочайшей древности и если представить древнее величие ?еодосии, старого Крыма и Судака, которые сообщались между собою этими дорогами, надобно полагать, что они содержалась не в таком жалком положении как теперь. Третья дорога, едва проходимая для татарских маджар, соединяет Воронскую и Шеленскую долины с Карасубазаром. Четвертая ведет из Карасубазара в долину Ускут. По немногим следам дорога эта в древности содержалась в отличном состоянии; ею сообщались со степною частию Тавриды первобытные обитатели богатейших долин: Туака, Кучук и Куру-Узеней. Долины эти имеют сообщение с остальными селениеми южного берега посредством двух конных тропинок, идущих одна по-над берегом моря, а другая чрез д. Демерджи. Пятая идет от Алушты, чрез д. Корбекли, Бешуй и Саблы к Симферополю. Дорога эта, пересекая горные вершины, известна у татар под именем Узун-алак-ел. Кроме этой дороги, с большими усилиеми доступной для воловьих подвод, существует до Бешуя большая верховая тропа чрез Кебит-Богаз и таковая-же ведет от дер. Корбекли чрез Биюк-лампат в Ялту. Последняя тропинка есть кратчайший путь от Симферополя к Ялте. Шестая дорога идет от Бахчисарая, чрез деревню Узенбаш и Стилию, в Ялту; седьмая от Бахчисарая чрез Каккоз в Алупку и Семеиз; восьмая от Бахчисарая чрез Теберти на Мангут в Байдарскую долину с ветвью к Инкерману. Девятая дорога направляется по течению реки Бельбека на Биюк-Сюйрен. Десятая от Чергун на Байдар. Из Байдарской долины, до 30-х годов нашего столетие, т.е. до устройства шоссе, обитатели сообщались с южным берегом чрез Форосский багаз и чертову лестницу (шейтан мердевен), проведенную древними чрез Яйлу, между деревнями Скеля и Календи.

Описанные нами пути есть главнейшие, про-тропинки, соединяющие деревни между собою, мы не считаем нужным говорить, но вообще заметим, что татаре, по мере сил и средств, не только поддерживают их, но и считают заслугою пред Богом не утруждать животных ходьбою по дурным дорогам. Последнее они выражают даже и на городских улицах — сбрасывая с них каменья и т.п. По нашему мнению, еслиб у татар принята была бы езда не на воловьих арбах и верхом, а подобно нам, в других экипажах, то едвали оставалась в Тавриде одна дорога не вымощенною просто, но крепко и удобно для езды.

Средства переездов

Указав на существующие в Крыму пути сообщение, нам приходится пояснить и средства переездов в этой стране. Сведение эти нередко бывают необходимы в тех городках, где не много людей говорящих по русски, или где любят обманывать путешественников ради личных выгод.

По указанным нами путям, разезды совершаются различно: от города до города в фургонах, которыми торгуют татаре и содержат их на постоялых дворах, или на почтовых тележках. Первые довольно сносны в зимнее или вообще мокрое время года, как прикрытые непромокаемым тентом и доступные для бедных людей по плате. Фургоны эти не имеют правильных движений, а выжидают пассажиров до того времени, пока их наберется 5-6 человек. Езда их не превышает 6-ти верст в час. В летнее время в них бывает душно и вообще неприятно от запаха, воспринимаемого ими от грузов, подобных свежей рыбы, сырых кож и т.п. К этому еще, едущему в фургонах, следует запасаться всякого рода провизиею, так как они останавливаются на отдых в таких местах, где заблогоразсудится извощику или хозяину. На почтовых перекладных, которые содержатся в Крыму довольно хорошо, несравненно удобнее совершать поездки уже только потому, что выезд не задерживается, проезжаешь до 12 верст в час и имеешь возможность на каждой станции найти самовар, рюмку водки и кой-какую закуску.

Путешественник, имеющий надобность проникнуть внутрь страны, для достижение цели обязан приобрести право на взымание земской почты из уездной управы за установленные прогонные, или воспользоваться случайными подводами, направляющимися по избранному им направлению.

Как первый, так и последний способы совершенно безопасны и не требуют больших издержек.

В каждой деревушке Таврического полуострова проезжий во всякое время может надеяться на радушный прием со стороны поселян и их услужливость и гостеприимство по средствам. За все это поселяне не требуют вознаграждение деньгами, но любят если их детям дарят какие нибудь безделушки, имеющие значение в деревенском быту. Поселяне почти всегда считают за обязанность, гостя свого перевозить безплатно до соседней деревни, или до станции, если она не слишком отдалена от их селение.

Таким образом совершаются перееезды в степных пространствах, где довольно часто встречаются заезжие дворы и шинки, содержимые русскими и евреями, готовыми в крайности содействовать путешественнику, незнакомому с местными наречиеми*.

В горной части Крыма, где не существует проселочных дорог, представляется два способа передвижений: на воловьих арбах или верхами. Первый способ чрезвычайно медленный: во первых убийствен от толчков, получаемых ежеминутно, вследствие каменистой и не ровной местности и во вторых невыносим визгливостию мажар, оси которых татарами не принято смазывать. Следовательно приходится ездить верхом. Езда на городских лошадях, которые чрезвычайно крепки на ноги, сильны, спокойны и осторожны, — мне кажется каждому может доставить удовольствие. Путешествующий в этой местности, зная несколько необходимых татарских фраз, вполне может расчитывать на радушный прием со стороны туземцев, в поселениех которых хотя и не существует заезжих дворов и шинков, но не редко попадаются кофейни, известные под именем хавене, в которых проезжий найдет чашку кофе и может заказать завтрак, состоящий из молока, яиц, меду, курицы и куска баранины. В каждом селении имеется десятник которого татаре именуют он-баши. Чрез этих он-баши может пользоваться каждый путешественник всеми сведениеми, необходимыми для него, так как эти люди избираются обществом, из числа самых росторопных и способных для услуг. Третий способ переездов в Тавриде представляют паровые суда Русского Общества Пароходства и Торговли, которые обходят вокруг полуострова, и останавливаются в каждом портовом городе на несколько часов. Пароходы эти совершают еженедельно в назначенный час свои рейсы и вообще не обременяют путешественников ни условиеми, ни платою за переезды.

Сказавши о средствах путешествие в Крыму вне почтового тракта, нам приходится ознакомить читателя с теми сведениеми, которые необходимы бывают при везде в города этой страны. В городах Тавриды, точно также, как и в других губерниех, введены ныне гостинницы как известно обходящиеся не дешево останавливающимся в них. Заведение эти предпочтительны по удобствам, но сравнительно чрезвычайно дороги для человека бедного, не привыкшого сидеть на мягких диванах или умываться при содействии номерного лакея. Имея в виду указать бедным, не прихотливым людям, на дешевые способы пребывание в городах Крыма, я должен сказать, что все подобные лица при везде в город, во всякое время найдут себе место жительства при постоялых дворах, в довольно опрятных комнатах, за 50 к. в сутки или же могут оставаться в кофейнях, где ничего не взыскивается с тех, которые покупают в них кофе на 10 к. в сутки и столько-же берется за ночлег в общей комнате. Что касается провизии, то лица, обязанные вести строгую экономию в деньгах, могут насыщаться копеек за 25 в любой татарской харчевне, из которой все охотно берут даже на дом шашлыки и т.п. блюда, отличающиеся мастерским приготовлением. Харчевни подобного рода нарочно устраиваются около заезжих дворов и немедленно снабжают различного рода кушаньями всякого требователя, не ожидая за услуги особенного вознаграждение. Лучшие кофейни находятся в Симферополе, Бахчисарае, Евпатории, Карасубазаре и ?еодосии. Многие из них имеют и заезжие дворы с довольно удобными для одиноких мущин комнатами.

Относительно любознательных путешественников, не имеющих возможности нанимать проводников, мы должны сказать, что такие люди в каждой городской кофейне встретят ежедневно толпу туземцев, которые охотно посвятят их в мельчайшие интересы города и укажут им на предметы более или менее достопримечательные. При этом следует запомнить, что в городах Тавриды, так точно, как и повсюду в этой стране, нечего страшиться одиноким туристам, бродить по отдаленным от центра улицам или в окрестностях города. Единственное оружие, которым следует запасаться должна быть палка от собак, которых довольно много держат татаре. Не следует также стесняться требованием осмотра мечетей, караимских синогог, кладбищ и т.п. потому что туземцы очень охотно выполняют такого рода желание путешественников и тщеславятся, если последние остаются довольны ими или виденным под их руководством. Не скрою, однако, что в некоторых городах, где до настоящого времени существуют отдельные кварталы или предместья, в которых изредка показывается русский человек, появление любознательного туриста делается до того любопытным для татарок, что все оне сбегаются к калиткам и заглядывают во все их щели, а дети бегут за ним с криками Хазак! Хазак*!. Сцена не совсем приетная, но во всяком случае невинная. Подобные шутки творятся и цыганами в Бахчисарае, но эти провожают вас с музыкою с целью выманить несколько копеек на насущное пропитание. Единственное средство заставить молчать, как первых, так и последних состоит в том, чтобы крикнуть на них по-татарски: «делдырныныз-мы? или недыр-бу? т.е. «не сошел-ли с ума? Или: что это значит? При этих вопросах крикуны, услышав отечественный язык, отстают от вас в полном убеждениии, что вы такой же уроженец Крыма как и они».

Путешествующим в Тавриде следует принять к сведению, что в стране этой ни один мущина не вправе останавливать на улице татарку и делать ей какого-бы то небыло рода вопросы и в особенности при не знании им ея языка. Подобные действие ужасно оскорбляют мущин и неприетно действуют на молодых женщин, которые до настоящого времени положительно не знают нас и, как прапрадеды их, считают не только враждебными, но и способными нанести оскорбление и всякого рода обиды.

Для туриста, который вероятно очень много слышал о честности татар, а вследствие этого готов был-бы доверить каждому из них свое состояние, я считаю необходимым заменить, что татаре деревенские, которые не успели еще избаловаться, действительно замечательны правилами честности, но большинство городских, которые занимаются различными промыслами не заслуживают ни малейшого доверие, потому что готовы при всяком случае воспользоваться незнанием вашим в пользу личных интересов.

Северная часть Крыма

В Таврический полуостров въезжают со стороны России тремя путями: чрез Перекопский перешеек, чрез Ченгарский мост и арабатскую стрелку. Первый путь направляется к Евпатории и Симферополю, второй считается ближайшим к Карасубазару, а последний к ?еодосии, Керчи и вообще восточной оконечности Крыма. Имея в виду как можно подробнее познакомить читателя с топографиею Таврического полуострова и со всем что более или менее интересно я в настоящем отделе представлю мельчайшие подробности, относящиеся до пространства, пересеченного этими тремя дорогами, начиная от Перекопа до Евпатории и Арабатки.

Перекопский тракт с глубочайшей древности считался единственным путем сообщение с Тавридою материком. Таковым он служит и в настоящее время. Трактат этот всегда будет важен как ближайший к соляным озерам, отпускающим миллионы пудов соли. В древности, когда на Тавриду безпрестанно нападали разные кочующие племена, он представлял более значительную важность в стратегическом отношении, как удобный для пересечение его рвом или каналом, могущим воспрепятствовать варварским скопищам свободно проникать внутрь страны. Канал этот и был сооружен. Он существует до настоящого времени и естественно возбудит в путешественнике желание осмотреть его от начала до конца, а при дальнейшем интересе заглянуть в археологический отдел настоящого труда, где представляются все исторические сведение о нем.

Перекопским рвом начинается классическая почва Тавриды. В виду этого исторического, не однажды обагренного человеческою кровью памятника, существует небольшой уездный городок, названный Русскими, после присоединение Крыма, Перекопом. Городок этот, ни в каком случае не задержит путешественника, ни наружным видом, ни историческими памятниками, ни коммерческою деятельностию, ни окрестностями. В нем только обращают на себя внимание чумаки, своим безобразным видом и костюмом, суетившиеся на базарных площадях и у вереницы фур, нагруженных солью; в нем останавливают впервое внимание потомки тех буйных татар, которые налегали на наше громадное отечество с отвогою коршуна, и долго, долго жили на наш счет, на наши средства; в нем впервые воскресают в памяти те отважные походы, усилие и битвы русских войнов, которые в конце концов разрушили враждебное гнездо и вырвали у этих коршунов их опасные когти. В Перекопе можно иметь хотя и нероскошную, но довольно сносную для путешественника обстановку. Туземцы большинством склонны к беседам и хранят в памяти легенды и предание, относящиеся к их стране. О минувшем этого города нами сказано будет в отделе исторической судьбы всех Крымских городов.

Выехав из Перекопа путешественник чрез пол-часа приеезжает в местечко, названное Армянским базаром, который большинством начинен лавками и харчевнями и ведет значительную торговлю с жителями окрестных деревень, массою чернорабочих на соляных озерах, чумаками и вообще солепромышленниками. Городок этот ничтожен по величине и ничего не представляет интересного, за исключением разве церкви, которая, судя по некоторым историческим сведением принадлежит к числу древних греческих построек.

За Армянским взорам путника открываются великолепные и богатейшие соляные озера, которым позавидовали бы самые блогодатные страны мира. Озера эти, занимая громадные котловины в соседстве Сиваша, представляют зеркальные площади, незыблющей воды, в которой отражается голубое небо и дрожат жаркие лучи солнца. Любо на них смотреть в то время, когда они окрашиваются бледно-розовым цветом или когда прибрежная орбита их превратится в бело-снежную пелену окристализующейся соли, над которою кишат и трудятся люди, сравнительно уподобляющиеся муравьям. Дальше ростягивается безпредельная для глаз зеленая равнина, где не виднеется ни единого естественного холмика, где есть место разгуляться ветрам, птицам и стадам животных. Здесь отрадно быть тогда, когда разноцветные нивы хлебов волнуются, под освежительное дуновение ветерков, когда кругом раскидываются разновидные ковры цветов, когда полынь и бурьян принимают форму древесных кустов и когда разсыпается по всему этому пространству, как это было до последней эмиграции татар, тысячи: волов, верблюдов, овец и стройных лошадей, составляющих гордость и богатство обитателей этой малонаселенной в наше время степи. Я не знаю почему эта равнина всегда возбуждала во мне, какое-то грустное настроение: тосковал-ли я о том, что ей никогда не приходилось принадлежать цивилизованному классу людей, что ее вечно попирали номады с своими стадами или бороздили плугами (по словам Плиние) те 30 ски?ских орд, которые с наслаждением пили кровь людей из их же черепов и тщеславились прикрываясь кожею такого-же, как и они человека… Но вот начинают вдали показываться какие-то дрожащие на небосклоне темные пятна, походящие на сады — это или миражи или просто убогие татарские деревушки. И как в них может жить человек? Неужели его не безпокоят вечно раскаленные лучи солнца, не тяготит однообразие жизни, не изнуряет горько солоноватый вкус воды? Напротив он здесь блаженствует и не за что не променял-бы свою чистенько-убранную мазанку, на роскошный сераль мурзы, воздвигнутый в тени величественных садов, орошаемых холодными струями горных ручьев.

На случай еслиб путешественнику захотелось заехать в одну из этих деревень с целью взглянуть на быт степного татарина, он сначала может быть подобно нам пожалел-бы о его печальном быте, но, проживши под его кровлею несколько дней остался-бы при убеждении, что человек этот избрал себе местность, согласную с своею натурой и окружил себя всем тем, что только может доставить ему удовольствие. Степной татарин не боится жаркого солнца, лучи которого не мешают ему даже спать в степи; для него все равно какого-бы вкуса не была вода, потому что он пьет ея, не иначе как распуская с окисленно-соленым молоком и считает язму свою, очаровательнее всяких других прохладительно-питательных напитков. В низенькой хатке его такая мебель, которая постоянно располагает к дремоте и отдохновению тела, ему не нужны проточные воды, потому что ни отец, ни прадеды его никогда не занимались огородами, но он не прочь лакомиться арбузами и дынями, которые отлично ростут в его степи, если Аллах пошлет дождя; для него всего важнее корова, овцы, лошади и верблюды. Это его неизменные друзья, его кормилицы и снабдители одежды и домашней утвари. Его ни что неиспугает так, как скотская эпидемие, даже на самые неурожаи хлебов он смотрит равнодушно потому что в крайности поедет на лошадях своих в отдаленные местности и, проработавши там месяц или другой, привезет семейству своему столько зерна, сколько необходимо на прокормление его в течении года.

В степи этой путешественник ничего не встретит такого на чем-бы остановился с размышлением, за исключением изредка попадающихся искусственных курганов Бог весть каким народом и над кем воздвигнутых. Его разве займут на Тарканкутском прибрежьи стаи разнообразных перелетных птиц, полевые травы, пресмыкающиеся гады, тарантулы и массы насекомых; ему покажется странным, что здесь жители не в силах добывать себе воды из колодцев руками, а употребляют для этой надобности лошадь, которая проложила себе тропинку, издали свидетельствующую о страшной глубине колодца, в котором обитают дикие голуби, не находившие в степи другого приюта.

На Ченгарском пространстве он также не встретит ничего любопытного, разве заинтересуется бытом остатков тех ногайцев, которые некогда густо населяли его или задастся желанием узнать почему этот уголок Крыма назван Ченгаром. Но чтобы достигнуть этого необходимо знание татарского языка, которым говорит население, утратившее на половину свое монгольское наречие. Ченгар по нашему мнению происходит от двух соединенных татарских слов: Челюн и арт, т.е. задняя часть степи, каковою она и является по местоположению своему для жителей южной половины Крыма. Жизнь Ченгарцев в этой степи чрезвычайно однообразна в особенности в то время года, когда прекращаются полевые работы. Приетно смотреть на них только по вечерам, когда дворы их переполняются стадами домашних животных, над которыми возится вся семья. Затем, когда при свете луны, все поселение вывалит на двор и развалившись на войлоках, предается еде и различного рода забавам. При этом вы услышите их песни, музыку, сказки, загадки, словом все к чему они имеют призвание, чем обладают и для чего рождены. Татарских поселений в наше время не особенно много в Перекопском и Евпаторийском уездах, но до последней эмиграции этого народа из Крыма они были довольно густые, но очень редко попадались многолюдные, а еще реже с хорошими избами, обыкновенно складываемыми из земляного кирпича с земляною кровлею. В землянках этих редко можно было встретить окна со стеклами и больше двух перегородок, но непременно очаг для варенья кушанья и печение лакомого малая с просяной муки под раскаленным казаном. Внутреннее убранство составлял войлок, с несколькими шерстяными тюфяками, обложенными вокруг стен большими подушками. Пред хатами этими обыкновенно строились курятники и сараи безобразного вида, еле-еле державшиеся на подставках. Дальше виднелись хлебные ямы, заменяющие магазины и бугры пепла, ежедневно выносимого из очогов, в которых вечно тлел скотский кизяк. По средине-же селение, как-бы оно ни было мало, стояла мечеть, покрытая черепицею, где ежедневно неоднократно совершалось богослужение. Внутренность этих мечетей до того была бедна, что трудно предполагать их назначение. Вне деревни в зогородах или окопанных местах складывалось в скирды сено и солома, а несколько далыие торчала на куриных ножках ветряная или лошадиная мельница, вокруг которой бродили стаи индюков, замечательно жирных и чрезвычайно легко разводимых в этой местности.

Мы сказали почти все, что встречается на этой степи. Прибавим только, что путешественник с наклонностями охотника найдет здесь обширное поле для удовлетворение страсти и в особенности по прибережным пространствам Тарканкутской оконечности, где безпрестанно попадаются кордоны пограничной стражи, могущие в крайности служить приютом. Берег этот мне в особенности памятен множеством лебединых и гусиных перьев, оставляемых здесь этими птицами.

Для окончательного-же очерка и ознакомление любознательных туристов скажем, что на всем этом громадном пространстве почти не существует никаких исторических памятников или развалин обращающих внимание, за исключением малозначительных, на берегу реченки Чатырлыка, у Ахмечетской бухты и на берегу, где некогда существовали татарские деревушки Биюк и Кучук-Кастели. О развалинах этих, мы поговорим своевременно. Быть может ничтожность этих остатков от первобытных поселений, заставит некоторых из археологов наших, искать в названиех существующих ныне поселений, что нибудь такое, которое могло бы послужить нитию к изсследованием, но увы ногайско-татарское племя, привыкшее всему давать свои имена, не сохранило для нас ни одного название местности, под тем именем, которое существовало до них. Вот некоторые название этих селений с переводом, приводимых нами с целью познакомить читателя с их чисто татарским значением:

Узун-сакал                        Длинная борода

Агачь                                Дерево

Чагир                                 Позови

Бой-казак                           Рослый казак

Джан-сакал                        Душевная борода

Верды-болат                     Дал булат

Коп-кара                          Много-черная

Туак                                 Курица

Кокче-гез                         Голубоватые глаза

Ай-бар                             Месяц есть

Япунджа                           Плащ, накидка

Джол-болды-конрат         Нашел дорогу конрат

Казахлар                          Казаки

Бузав                                Теленок

Чаще же всего попадаются название: Кипчак, присвоенное их племени, Шейхлар*, Киргиз и личные имена в роде: Османа, Темира, Булата, Сеит-Булата, Мамута и т.п. Приведенные нами название деревень взяты с восточной половины Перекопского уезда, теперь возьмем для сравнение несколько из числа расположенных на западной половине его:

Кизиль-бай                                              Красный богач

Мурза-бек                                                           Сильный дворянин

Демир                                                      Железный

Сары-баш                                                Желто-головый

Гасан аджи                                              Гасан бывш. в мекке

Аджи баши                                              Голова бывш. в мекке

Биюк-бараш                                            Большая овца

Кучук-бараш                                           Малая овца

или в роде: Черкеса Аипа, Кипчака и т.п.

Мы могли-бы все почти деревни Перекопского и Евпаторийского уездов представить с переводами их названий, еслиб были убеждены, что в названиех их есть что либо свидетельствующее о первобытных поселениех. Замечательно даже, что татаре этих мест не наследовали никакими преданиеми о насыпных курганах, изредка раскинутых по их степям и не верят в то что они предназначались для сбережение останков быть может таких-же скотоводов, как и они.

О юго-западной части Евпаторийского уезда мы также не можем сказать ничего такого, которое в состоянии заинтересовать любознательного туриста. Таже степь гладкая, с едва заметными уклонами, те-же спокойно-водные соляные озера, тот-же быт туземцев, теже стаи птиц. Исключением служат такие места, как например берег, соседственный татарскому селению Огуз-Оглу, заваленный безсчетным множеством разнообразных раковин, как окрестности Акмечетской бухты, представлявшей впервое садовую растительность и как Сакские грязи, ежегодно возвращающие к жизни сотни изнемогающих организмов. в Евпаторийском уезде, чаще чем в других местностях Крыма могут останавливать внимание при кладбищах выстановленные шесты с белыми или зелеными клочками материй. Эти значки, обозначающие место почевание татарских святых или азизов. Все они или большинством пользуются, собственными именами, слывут за исцелителей душевных и телесных недугов и каждый имеет своеобразную историю жизни, прекратившуюся не естественным образом.

По мере приближение к Симферополю начинают показываться в степи придлиноватые возвышенности с каменными залежнями, но уж реже встречаются стада животных и птиц. Самые травы на этом пространстве имеют скромный и какой-то полумертвый вид.

Картина эта не изменяется до тех пор, пока не подедешь к близ лежащим около Симферополя поселением вид на которые впервые напоминает путешественнику, что он приближается к более счастливым местностям.

Пространство, идущие к востоку или Керченскому полуострову многим интереснее, только, что описанного нами. Во первых тут равнины безпрестанно пересекается то оврагами, то возвышенностями, разнообразящимися общий вид степей, во вторых здесь идут небольшие реки, по берегам которых раскинулись великолепные сады, составляющие богатство туземцев. В окрестностях русского села Зуи путник имеет возможность осмотреть интересную по местности татарскую святыню, известную под именем Хырх-азиз (сорок святых) до того прославленную между татарами, что сюда почти ежедневно свозят с различных концов Крыма больных одержимых всякого рода не дугами. Историе этих азизов не представляет ничего особенно интересного, Шейх, который постоянно охраняет эту святыню разскажет вам, что здесь когда-то 40 братьев стояли на молитве, которых безпрекословно убили какие-то гяуры, ворвавшиеся в Крым. На чем основано это предание неизвестно. Но в Хырх-азизской пещере, как-бы в подтверждение этого событие, мусульмане держат гроб красного цвета, к которому приближаются с особенным блогоговением. В Симферополе и Карасубазаре я встречал некоторых стариков христиан, убежденных, что Хырх-азиз некогда составляла христианскую святыню, прославленную мученическую смертию 40 юношей за свободное проповедание Евангелической истины. Убеждение это до того сильно у некоторых из них, что они и в свою очередь посещают эту пещеру с больными.

Не вдали от Хырх-азиза против деревень Конечи и Каясты есть место известное под именем Барут-ханэ (порохового дома или двора), которое с доступной стороны обведено валом. По разсказам туземцев здесь приготовлялся некогда порох; но едвали это заслуживает доверие татаре имеют привычку всякой развалине присваиват какое-нибудь значение по своему взгляду. Мы не сомневаемся, что ров этот сделан за многие века до татарского господства и служил предохранением построек, предназначенных древними для укрывательства в случае внезапного нашествие неприетелей.

К юго-востоку от Барут-Ханэ есть гора, известная под названием Хоныч. Кроме того, что с вершины ея открывается обширный вид на окрестности, она представляет много следов древних жилищ. к сожалению туземцы не сохранили о них никаких правдоподобных преданий. Так-же развалины существуют и на соседственном бугре, отделенном от Хоныча лощиною.

В окрестностях Зуи впервое начинаются немецкие колонии, невольно останавливающие внимание путешественника прекрасным видом и счастливым бытом этих трудолюбивых пришельцев. Еслиб колонистам этим последовали-бы все остальные обитатели Тавриды или проще, еслиб ими заселились все земли Крыма, то страна эта в самом непродолжительном времени превратилась-бы в одну из прелестных и самых блогодатных в мире.

В окрестностях Карасубазара, приютившогося в едва приметной котловине, путешественник не встретит ничего замечательного, за исключением азиетской обстановки города и нескольких очень хороших фруктовых садов, заманивающих тенистыми гущами и прекрасными плодами. Из Карасубазара очень многие охотно ездят любоваться источником реки Карасовки, представляющим интересное зрелище. Не менее замечательны и окружности этой местности. Оне до того дики и прелестны, что послужили поводом одному из польских писателей г. Хоецкому воспользоваться простым туземным преданием и составить следующого рода легенду:

«В древности у источника Карасубаш внезапно очутился какой-то старик, Бог весть откуда прибывший; многие предполагали, что он пришел в эту страну одновременно с Генуэзцами, но не ужившись в их фактории, переселился сюда. Страннику этому приписывали глубокие познание магии и долго чуждались его, но впоследствии, ознакомившись все обращались с ним с любовью и уважением. Однажды чужестранец этот, возвращаясь с гор, где следил всю ночь за небесными светилами, нашел у дверей своего жилища подброшенного ребенка. Старик смиловался над крошечным мальчиком, повидимому, принадлежащим мусульманам и, приняв его на свое попечение, назвал Замилем (найденышем). Много лет старик трудился над приемышем, пока довел его до ума-разума и затем начал посвящать в тайны естественных мудростей.

Замиль охотно внимал расказам отца и вскоре до того полюбил природу, что по целым дням бродил по горам и лесам с целью удовлетворить любознательности. Наконец он увлекся до того, что и целые ночи проводил в отдаленных горах. Такое безумное стремление юноши изумило старого крестоносца и однажды, посадив Замиля около себя, он с отцовскою заботливостию, начал предостерегать приемыша своего от различного рода неприетных случайностей, неминуемых для тех, которые проводят ночи в лесах. Для более-же верного устрашение моладого человека, разсказал ему много несчастных событий из жизни своей на востоке, куда он ходил с крестоносцами спасать гроб Господний, где был пленен и покинут друзьями и где от тоски изучил тайны магии и книги древних мудрецов. В заключение старик прибавил. Если всего этого недостаточно заставить тебя оставаться дома, по крайней мере по ночам, я должен сознаться, что в окрестных горах открыл пребывание ужасного духа, вид которого поразить тебя. Надеюсь сын мой, что после этого ты послушаешь меня и будешь осторожнее. Старик замолк и отправился на вечернюю молитву. Между тем Замиль, неожидавший подобной угрозы от отца, чрезвычайно был изумлен намеком его об открытии какого-то страшного духа, о котором он раньше ничего не говорил. Юноша, будучи заинтересован последним, погрузился в размышление и с этой минуты не раз бывало после полуночи уходил в горы в надежде повстречаться с ужасным духом. Прошло много ночей, но он ничего не встречал сверхестественного. Однажды Замиль, возвращаясь с обычной прогулки, должен был укрыться от дождя в гроте; между тем дождь не переставал до глубокой ночи. Когда-же выеснилось небо и луна осветила окружность, найденыш вышел из пещеры в намерении возвратиться к отцу, но в эту минуту пред ним мелькнуло что-то светлое. Замиль протер глазами остолбенел, увидевши молодую девицу, прикрытую сиеющим покрывалом. Всего более его удивило то, что видение плакало. Чем ближе оно подходило, тем восхитительнее казалось. Наконец скрылось в лесной чаще. Видение это до того очаровало Замиля, что он готов был бежать за ним, но куда? Решившись на следующую ночь прийти к этому же гроту на свидание с ним, юноша возвратился к крестоносцу, но, увы, застал его в предсмертной огонии. Бедняжка употреблял все усилие возвратить воспитателя своего к жизни, но ничего не помогало — и в одно из светлых утр юноша остался круглым сиротою. Горько стало бедному Замилю жить в одиночестве вдали от людей, которых ненавидел покойный крестоносец и он решился разлучиться на всегда с местностию, где провел все свои юные годы жизни. Замкнувши лачужку свою, он набросил на плечи шердар, любимый музыкальный инструмент и, сотворив молитву над могилою блогодетеля, пустился в путь в качестве певца. Долго он жил в блистательной Каффе, затем переехал в Чембало (Балаклаву) где свыкся с людьми, казавшимися добрыми вопреки расказам крестоносца. Но, увы, бедняга тогда только вспомнил отца своего, когда у него отобрал самый преданный друг обожаемую невесту. Обстоятельство это возмутило несчастного сироту настолько, что он решился снова возратиться в окрестности Карасубаша с тем, чтобы не разлучаться более с могилою блогодетеля. Достигнув этого, юноша почувствовал себя счастливым и начал предаваться обычным занятием. Однажды вечером Замиль, увлеченный воспоминаниеми минувших дней, присел у открытого окна своего жилища и как-то невольно заиграл на шердаре своем, но, увы, струны некогда призывающей к жизни лиры, воспроизводили раздирающие сердце звуки. Настала полночь. Певец продолжал играть. Как вдруг пред ним что-то мелькнуло на без-облачном небе и вслед затем выеснился лик того чудного видение, которое когда-то помрачило его разсудок. Но на этот раз оно неслось в колеснице, которая остановилась пред найденышем. Замиль в восторге выскочил из жилища своего и подбежал к таинственной красавице, чтобы посмотреть на нее вблизи. Это была молодая девица с поникнутою на грудь головою и с слезами на глазах, чрезвычайно похожею на белую лилию, отягченную крупными каплями росы. Замиль не вытерпел и начал блогодарить красавицу за вторичное явление пред ним.

Таинственная красавица, взглянув на него с нежным участием отвечала; что всегда следила и покровительствовала ему.

С этой минуты найденыш перестал жить днем. Только в полночь, когда пред ним являлась воздушная колесница с прелестною феею, юноша оживал и блаженствовал. Вскоре он почувствовал безумную любовь к волшебнице и решился во что-бы то нестало завладеть ею. И вот однажды, прильнув к плечу ея он умолял дозволить ему прикоснуться своими губами к ея божественным устам. «Ты требуешь от меня невозможного, — отвечала фея, — мои уста затравлены ядом и горе тому смертному, который прикоснется к ним, он вмиг погибнет как опаренный лепесток розы».

Этого я не боюсь, красавица, и напротив, очень рад буду умереть от твоего поцелуя, нежели от тоски в одиночестве. Я люблю тебя небесная дева от всей души моей, и он бросился на колени, умоляя принять его в обятие. Фея залилась слезами и опустила голову в раздумьи. Минуту спустя она встрепенулась и простерла к несчастному руки. Замиль со всею страстию южной души бросился к ней, и они слились в поцелуе. Но, увы, это был яд, палящий огонь, молние неба, быстро сокрушающая жизнь смертного. Замиль горел, но не переставал прижиматься к смертоносной красавице, у которой по прежнему блистали на глазах светлые струи алмазных слез. Замиль чувствовал уже приближение смерти, но все сильнее прижимался к пылающей красавице и на божественных устах ея испустил последнее дыхание. Тогда волшебница взяла на руки оледенелый труп друга и унесла его в подзенные чертоги свои. Там он лежит у нея на коленях, там вечно она плачет над преждевременно погибшим другом, пока не настанет та блогодатная ночь в году, когда Замиль по воле провидение пробуждается на коленах своего нежного стража, чтобы снова слиться в пламенный поцелуй до тех пор, пока снова образ смерти не оледенит его уста на длинный год».

Легенда, как видите, слишком наивного содержание. Таких обыкновено не создают Крымские татаре. Если же мы привели ея, то с единственною целью показать читателю на сколько описываемая нами местность действует на воображение чужестранца, впервые взглянувшого на нее.

Из Карасубазара представляется возможность совершить очень приетную прогулку к монастырю во имя Св. Праскевеи Пятницы, находящемуся при дер. Топлу. Самое интересное время для этой прогулки считается 26 июля, день празднества монастыря, т.е. когда к нему направляются карасубазарские христиане с семействами. Путь к этой святыни очарователен, но гораздо очаровательнеее местность расположение его. По народному преданию источник воды, вытекающий из под развалин древного храма Св. Параскеви искони признан целебным преимущественно для страждущих глазными болезнями, вследствие чего постоянно посещался туземцами. Обстоятельство это вскоре обратило внимание как владельцев местности, так равно и духовенства, которые поспешили сделать возможное для приличного устройства храма и приюта для массы поклонников. Здесь обыкновенно после божественной литургии происходят национальные забавы Болгар, обитавших в окрестных деревнях.

Дорога, ведущая из Карасубазара на ?еодосию сначала рисует зеленую садовую долину, походившую на фантастические скалы, но потом не представляет ничего замечательного; гораздо приетнее ехать проселочным трактом помимо деревень, расположенных у подошвы горной цепи до Старого Крыма. На этом протяжении путешественник безпрестанно встречает красивые поместья, зажиточных землевладельцев и довольных своей судьбой поселян. Здесь много исторических мест, о которые существуют в устах народа баснословные предание; много очаровательных полян, лесных рощ, садиков и т.п. На этом пути встречается могила, знаменитого в истории монгольцев шах Мамая, скрывшегося в Генуэзской Каффе со своими сокровищами, но к бесчестию христиан убитого в граде их, если не в угождение нескольким врагам, то из алчности к приобретению чужой собственности.

Затем следует старый Крым, некогда славный торговый город Тавриды, первая столица монголо-татарских представителей в этой стране. Чудная местность эта, сохраняющая поныне во многих местах развалины от роскошных построек былого времени, может каждого любознательного человека заставить прожить здесь лишний день, чтобы составить себе хотя приблизительное понятие о величине этого города в его цветущее время, послушать рассказы туземцев о развалинах, посмотреть на древние монеты, имеющиеся у каждой почти семьи армян и других обитателей и посетить находящийся в окрестностях потухший кратер, известный под именем бездонного колодца и Армянский древний монастырь Сурб-Хач, интересный в архитектурном отношении и кое-какими святостями.

Из старого Крыма дорога направляется на ?еодосию не менее славный город в истории Крыма. Для тех, которые желают познакомиться с его прошлым, мы укажем на отдел; озаглавленный нами историческою судьбою Крымских городов, остальным же посоветуем осмотреть развалины генуэзских крепостей, храмов и других древностей.

?еодосия кроме этого обращает на себя внимание по местоположению, обширности бухты и красоте окрестностей. Городок этот с некоторого времени посещается многими любителями морских купаний в течении летнего сезона и нет сомнение, что рано или поздно сделается известным в России по удобству в этом отношении.

Из ?еодосии многие ездят смотреть на остатки Арабата, некогда важной турецкой крепости, защищающей выход из Арабатской стрелки. Путь к этому укреплению отделяется от почтовой дорога у соседства дер. Сарыкель. Для едущих же на почтовых, мы советывали бы направиться от Агибельской станции. От этого места начинается Керченский полуостров или граница некогда славного Босфорского царства, известного богатством обитателей, плодородием почвы, цветущими городами и роскошными надгробными монументами.

Полуостров этот в настоящее время населен остатками ногайцев, и не смотря на много изменившихся против праотцев своих, но все таки резко отличаются от Бахчисарайских и вообще горных татар. Мусульмане эти большинством зажиточны, горделивы и как-то особенно любят предание старины. У них на все почти развалины городов и опустевшие деревни существуют баснословные легенды, созданные повидимому без малейшого отношение к историческим событием. В пример приведем одну из них, выдуманную скорее с назидательною целью для детей. Легенда эта относится к оврагу, идущему по направлению к Элькен-Каи, пересекающему почтовый тракт.

Овраг окаменевших овец

На Керченском полуострове, богатом древними замечательными монументами и развалинами, существует овраг, именуемый до настоящого времени местными татарами Хой таш дере или Овраг окаменевших овец. Овраг этот, или проще русло реки, проходит по соседству деревни Хызыл-хую (красный колодец) и очень хорошо известен туземцам Крыма легендою, придуманною Бог весть кем, вследствие того, что в овраге этом встречается значительное число камней, которые издали имеют вид отары белых овец и между ними представляется фигура пастуха, как будто предавшогося дремоте после утомительной прогулки. Легенда эта следующого содержание:

«У одного богача, донельзя доброго и блогочестивого, была единственная дочь, которою он дорожил выше всего на свете. И как было не дорожить таким существом, которое от всей души предано было отцу, которое предупреждало все его желание!

«В один вечер старик заметил, что прекрасные глаза любимой дочери его полны грусти. «Что с тобою мое дитя?» — спросил отец с сердечным трепетом. — «Я и сама не знаю, что делается со мною с той минуты, когда ты ввел к нам Бекира. Его голос проник в мое сердце и в нем живет; его взгляд взволновал мою кровь; его стан рисуется предо-мною постоянно — словом я день и ночь мечтаю о нем и в нем мне чудится рай со всеми его блаженствами».

— Понял дочь моя — ты желаешь, чтобы Бекир был постоянно с тобою, чтобы его уста прикасались к твоим. чтобы он гладил твои коски, чтобы ты слышала его голос.

— Да, да отец мой, ты угадал тайные желание моего сердца. Мне и самой кажется странным почему оно желает этого.

— Все люди в твой возраст подвергаются подобной болезни. Так уж назначено им от Аллаха.

— Ты сказал что это болезнь? значит есть средство от ней излечиться?

— Есть дочь моя, если только ты пожелаешь.

— Нет отец мой, болезнь это такая приетная, что я не хотела бы лечиться от ней.

— В таком случае мне приходится поскорей выдать тебя за-муж, чтобы удовлетворить требованием твоего доброго сердца. Ты знаешь, что грусть твоя вдвойне печалит меня.

«При этих словах красавица Алиме бросилась в обятие старика и начала ласкать его седую бороду.

«Три дня спустя, нарочно посланные глашатаи собирали всех почетных жителей Крымского ханства на свадьбу единственной дочери Адиль-бея. Всем обявлялось, что отец жертвует для удовлетворение гостей половину своего состояние и что каждому посетителю поднесен будет дорогой подарок. И действительно, все прибывшие на пир блаженствовали в течении сорока дней и ночей. Когда окончилось торжество, Адиль-бей призвал молодых и спросил у них, что они желают получить от него для обеспечение своей жизни? Бекир, которому известно было состояние тестя, научил жену свою потребовать от него решительно все до последняго ковшика. Адиль-бей не противоречил дочери единым словом и отдал ей все, за исключением веника и гребешка, оставленных стариком для собственных надобностей. На следующий день новобрачные решились переселиться в Керчь, чтобы не кормить престарелого отца полученным от него имуществом. Адиль-бей не только не оскорбился этим, но изявил желание сопровождать дочь свою до места первого ночлега, чтобы еще раз блогословить детей своих, призвав на них милости Всемилостивейшого Аллаха. Квечеру обширный караван, сопровождаемый безсчетною отарою овец, пришел и расположился на отдых в овраге, именуемом ныне Хой-таш-дере. По распоряжению доброго отца, из соседних деревень принесен был огонь и всевозможные яства для почтенных гостей. И снова заиграла музыка. Танцы и угощение не переставали до полуночи.

«На утро проснулась Алиме и застучала в ладоши. На зов ея явились служанки. «Умыться — сказала она. Когда приказание это было исполнено, она потребовала гребешок причесаться, чтобы показаться мужу опрятною; но увы, в приданом ея не оказалось гребешка. Это до того возмутило ея, что она громко начала проклинать своего доброго отца, называть его скрягою, злодеем и т.п. Слова эти дошли до слуха несчастного старика Адиль-бея. Пораженный подобною дерзостию дочери, отец подбежал к ней и, пав на колени с поднятыми к небу руками, произнес:

«Да постигнет безславие того отца, который думает в дочери найти свою кровь! Тебя же неблогодарное создание, за твои дерзкие слова, предаю в руки шайтана (злого духа) и умоляю Аллаха, чтобы он превратил на этом месте со всем моим имуществом в камни для примера будущим поколением!

«Не успел он произнести этих слов, как весь караван с отарою овец превратился в камни — и с тех пор место это именуется Хой-таш-дере или оврогом окаменевших овец».

Дальнейшее протяжение Керченского полуострова представляет равнины, изредка пересекаемые балками и небольшими выступами длинных возвышенностей, местами оживленных насыпными курганами или ски?скими могилами. Степь не изменяет характера до дер. Парпача, где впервое открываются горные породы. У Агибельского округа, возвышенности как бы выростают по направлению к Азовскому морю. От Аргина начинаются залежи раковистого камня, весьма ценного и удобного для построек. На 15-й версте от этого селение, путешественнику приходится переезжать чрез древний вал, имеющий около семи саженей в ширину, тот самый, который, судя по Геродоту, был сооружен рабами Скифов с целью завладеть их женами и имуществом. Дальше по придорожним канавкам начинает обозначаться в виде кустарников растительность, свидетельствующая о том, что здесь когда-то были, если не сады, то леса. Последующая станцие именуется Султанской; название это без сомнение предано ей вследствие принадлежности одному из членов ханской семьи, во время самостоятельности татар, Султановка имеет красивое местоположение и уже блогодаря трудолюбию немецких колонистов представляет образцы тенистых деревьев.

Далее, по мере приближение к Керчи, начинают рисоваться вдали воды Азовского моря и соседние к берегам его возвышенности. Вид не являет ничего особенно приетного для глаз, но смотря на голубое море и зеленый покров полян, известных своим плодородием, как-то миришься с однообразием природы. Всего грустнее видеть здесь нужды человека в воде, которую он добывает из ям, наполняющихся во время дождей.

Однообразие природы Керченского полуострова начинает изменяться в окрестностях Керчи. Здесь прежде всего пред путешественником открывается оживленный судоходством пролив с выступом занятым укреплениеми, известными под названием Павловской батареи. С левой стороны идут красивые поляны, окаймленные холмообразными горами, усыпанные сверху курганами. Дальше у пролива на великолепной равнине, примыкающей к горам, расположен исторический город Керчь; виднеются села, Еникалский мыс, Таманьский берег, а за Еникалем равнина, местами пересеченная рытвинами, возвышенностями, курганами и провалами, свидетельствующими отчасти о происхождении своем от влиение вулканических сил.

К сожалению, все это пространство, некогда населенное восемью городами, известными в древности под названиеми Пантикапеи, Нимфей, Мирмикиона, Ираклиона, Пар?ениона, Мимикиона Ахилиона и Акры, ныне мало населено и почти не представляет ничего такого, что говорило-бы в пользу предприимчивости теперешняго обитателя этой богатой части Крымского полуострова.

Южная половина Крыма

Под этим названием я разумею все остальное пространство Тавриды, начиная от Симферополя и Судака вдоль до Черного моря. Местность эта резко отличается от описанных нами ранее по красоте видов, растительности и множеству памятников древности. Зная насколько пространство это может заинтересовать путешественника, следящого за нами, при не имении подробного руководителя, мы постараемся ознакомить его со всеми достопримечателыюстями этой половины полуострова. Симферополь расположен на великолепной равнине опоясанной небольшими возвышенностями с южной и юго-западной сторон. Вдали виднеется Палат-гора, и длинная масса Яйлынского хребта. Северо-восточная окраина города пересекается течением Салгира, по берегам которого идут дачи и прекрасные тенистые сады, издали останавливающие внимание рослостию дерев. Не менее живописны местности, известные под названием Ботанического сада, Воронцовки. Петровской слобод, приютившейся у подножие фантастических скал и ряды дач, устроенных за Перекопскою заставою. Симферополь при везде в него с почтовых тратков, за исключением Севастопольского, в настоящее время ни сколько не напоминает собой азиатского города. Улицы его довольно широки и обстановлены приличными постройками, из которых наилучшими следует признать новый собор, воздвигнутый по образцу Исакиевского, Петропавловский и греческую церковь. В нем имеются две обширные площади для торговых сделок, из которых одна исключительно обнесена различного рода лавками, постоялыми дворами, кофейнями и т.п. Город этот по разнородности обитателей можно разделить на несколько частей и именно: на новую часть занятую чиновным и аристократическим людом, на греко-армянскую в смеси с караимами, на татарскую, цыганскую и предместие, занятое земледельцами. Первая отличается красотою построек, вторая узкими грязными улицами, но чистенькими двориками в большинстве засаженными фруктовыми деревьями, третья особенного рода архитектурою без окон на улицу и последнюю грязную составлявшую плетушки без оград. Проще, город следует делить на новую и старую части; в первой бросаются в глаза церкви, а в последней высокие минареты мусульманских мечетей, замечательные тем, что оне в бурные дни качаются, но не было еще примеров разрушение. В Симферополе как и в других наших губернских городах существуют: бульвар и всякого рода богоугодные, блоготворительные, больничные, административные и судебные учреждение, но вообще в нем все идет как-то вяло и замечается отсутствие народной деятельности и источника заработков. Не смотря на обширность и разнородность народонаселение, в нем царствует почти постоянно глубокая тишина, прерывающаяся только в базарные дни, наплывом сельских жителей с своими произведениеми. Более развитое общество развлекается здесь собраниеми, в клубах, театре и прогулками на бульваре, где в летнее время играет музыка и устраиваются танцы. Остальные граждане чужды всякого рода удовольствий вне своих дворов и как-то предпочитают затворническую жизнь. Для проезжих, Симферополь представляет три гостиницы, из которых самою комфортабельною считается Петербургская, как находящаяся в центре нового города и отлично содержимая аккуратным немцем. Для бедных людей содержатся при постоялых дворах прилично меблированные комнатки, а дли простого класса сотня кофеен, в которых нередко играет татарская музыка, а гости забавляются картами, шашками или внимают разсказам балагуров.

Однажды в год в Симферополе устраивается ярмарка ко дню Покрова. Еслиб туристу, посетившему в это время Симферополь, пришлось-бы посмотреть на множество балаганов, сколоченных на скорую руку на базарной площади и переполненных всевозможного рода товарами, он удивился-бы количеству наплыва иногородных фабрикантов, но впоследствии открыл-бы, что между ними никого нет чужих; что товары эти перенесены из лавок туземными-же купцами и цены на них те-же самые; что новизною считаются несколько бараков с суздальскими произведениеми и палатка с кукольною комедиею. Скотопромышленная площадка этого города очень редко представляет хорошие экземпляры лошадей и коров, но рынок вообще богат изобилием овощей, плодов и всякого другого рода съестных припасов, ценность которых значительно доступнее в сравнении с другими городами Тавриды. В юго-восточной части Симферополя по южнобережскому тракту находится Петровская слобода, обитательницы которой преимущественно снабжают город зеленью, молоком и творогом. Село это не велико, но достопримечательное тем, что основано на месте некогда украшенном садами и дворцами Крымских Калги-султанов или наследников престола. Тут-же по соседству находятся развалины древного греческого укрепление, свидетельствующого, что задолго до Р.Х. существовал здесь город людей, знакомых с искусствами тогдашняго образованного мира. Это то самое укрепление, которому покойный Бларемберг присвоил имя одной из Тавро-ски?ских крепостей, построенных по сказанию Страбона против Херсонесцев.

На Северо-восточной оконечности Симферополя, путешественник с удовольствием может провести несколько часов, обозревая ряд хорошеньких дач и виноградников, расположенных по ту сторону Салгира: на противоположной-же стороне хороши рощи, устроенные Славичем с обширным ставком и Муромцовым с прекрасным ключем воды, снабжающим в настоящее время ею Симферопольский базарный фонтан. Там-же хороша равнина, примыкающая к возвышенности, известной под названием дубков, на которой ежегодно совершается губернская лошадиная скачка, заманивающая со всего полуострова любителей этого рода развлечений.

Из окрестных деревень и хуторов останавливают внимание красотою местоположение: Чумакар, Битак, Бахчи-эли, Мамак и Джиен-Софу.

Следующему южно-бережским трактом до Таушан-базарской станции почти вдоль до этого протяжение, придется на всяком шагу восхищаться разнообразно-интересными видами. Прежде всего хороши здесь сады, рощи и луга между большими холмами, орошаемыми извилистым Салгиром, дальше останавливают внимание округи Вейрата и Боры, Салгирчика Кильбуруна и Эскисарая. Все эти имение восхитительны и при хорошем хозяйстве могли бы быть доведены до роскошной обстановки. Селение Эски-орда, означающая в переводе старая орда, в отличие от монгольских орд, впоследствии прибывших в Крым и Эски-сарай с древними стенами и мечетию — представляет археологический интерес. В нескольких верстах от Чавке и Мамут-султана, находится лучшая из крымских сталактитовых пещер Хызыл хоба, которую навещают почти все любознательные путешественники, разумеется под руководством опытных туземцев. В дальнейшем протяжении по направлению гор существует основание громаднейшей стены, которая по разсказам татар сооружена Темир-аксаком, но по историческим сведением, греческим императором Юстинианом для предохранение Гот?ов со стороны степных Номадов. Продолжая ехать почтовым трактом, вскоре подезжаешь к имению Гротена, от которого начинается прекрасный лес, тянувшийся по Яйлынскому хребту. Затем везжает в живописное Ангарское ущелье в углублении которого находится Тауш-базараская почтовая станцие, трактир и постройки лесной и дорожной стражи. Тем-же, кто интересуется видеть истоки рек таких как Салгир, мы предлагаем запастись в Мямут-султане или Чавках верховою лошадью и сездить в Аиен, откуда источник находится не в дальнем разстоянии. От Таушан-базара, расположенного у подошвы Восточного окончание Палат-горы, почтовая дорога идет лесом на Яйлынский хребет. Подем продолжается до обелиска, поставленного в память Императору Александру, доехавшему до этого места во время пребывание в Крыму. Отсюда впервое открывается один из уголков прекрасного южного берега с его величественным морем, сливающимся с голубым небом.

Второй почтовый тракт из Симферополя направляется на Карасубазар и Керченский полуостров, о которых как равно и о перекопском мы уже сказали. Последний-же следует на Бахчисарай и Севастополь, а оттуда чрез Байдарскую долину на Южный берег. Так как этот тракт представляет чрезвычайно много интересного, то мы должны несколько распространиться и провести читателя нашего по всем долинам, идущим вдоль него и по всем более или менее достопримечательным местностям. Для разнообразие-же нашего описание, воспользуемся некоторыми из привычек, вошедших в обыкновение Симферопольских жителей посещать святые места.

Самою ближайшею к Симферополю святынею считается у туземных греков храм во имя св. Пантелеймона, находящийся в греческом селении Балта-Чёкрак. Селение это лежит у подошвы небольших гор, заросших кустарниками и принадлежит к числу красивейших и весьма удобных для жизни поселянина. Тот, кто вздумал-бы сездить сюда успел-бы окинуть взглядом приетную местность в окрестностях русской деревни Чистинькой, часть Алминской долины, характер степей этой части полуострова и в тоже время увериться в какой степени греки почитают св. Пантелеймона, к празднику которого идут босыми ногами, а в вседневных разговорах употребляют выражение, что все хромые и слепые ищут покровительства этого святого. За тем следует скит во имя св. Безсребреников и чудотворцев Космы и Дамиана. к нему мы поведем читателя нашего с целью познакомить с Бешуйскою долиною и вообще со всею местностию, начиная от Симферополя до подошвы Чатырдага и Яйлынского хребта. Одновременно постараемся указать на образ пилигримства туземных христиан.

Источник Св. Космы и Дамиана

В Крыму, у подножие громадной Палат-горы и прилегающей к нему возвышенности Яйлы, находится замечательный ключь воды, известный под именем источника Святых Космы и Дамиана, празднуемых нашею церковью 1-го июля. К источнику этому ежегодно направляется длинная вереница воловьих подвод с поклонниками. Еслиб незнающему куда они направляются пришлось-бы заглянуть во внутренность этих, тщательно закрытых рогожами, коврами и войлоками, мажар, он был бы поражен многочисленностию пассажиров и тем еще, что в каждой арбе сложено чуть ли не полное хозяйство посредственного дома — и ему вероятно показалось-бы, что это караван переселенцев. И действительно это переселенцы, отлучившиеся из домов своих на несколько дней, чтобы помолиться в дремучем лесу у источника Святых чудотворцев.

К путешествию этому жители южной половины Крыма приготовляются за несколько дней до наступление 1-го июля. Приготовление состоит в том, что подводы завешиваются сверху для предохранение себя от проливных дождей, постоянно почти идущих в это время года в святой местности. Пока подводы эти убираются, приготовляющиеся к пилигримству хозяйки, складывают в ящики посуду, провизию и т.п. необходимые предметы. Все это складывается с постелями, одеялами и подушками в татарские арбы, единственные подводы, которые без несчастных случаев достигают, по чрезвычайно дурной и постоянно смываемой дороге, рекою Альма, к святому источнику.

Редко когда в путь этот выезжает одна подвода, чаще делается гак, что несколько семейств сезжаются за городом на известный пункт и оттуда уже продолжают шествие. Я был в Симферополе, когда наступил этот славный день пилигримства. Мне необходимо было, для пополнение очерков Крыма, также побывать в святой местности, о которой я так много слышал в детстве. Наняв коня я поскакал по указанной мне дороге и вскоре поравнялся с длинным рядом татарских мажар, имеющих издали вид опрокинутых баркасов, во круг которых шли пешком босыми ногами пожилые мущины и женщины. Все они были греки крымского типа. Познакомившись с ними, я не разлучался с караваном до первых русских поселений Салбы, мимо которых пролегал наш путь и где все подводы остановилась на кратковременный отдых, представивший возможность гречанкам выставить кофейники и приготовить кофе. Тем временем я пошел в деревню, чтобы посмотреть на быт переселенцев из России, успевших прославиться на Крымском полуострове гончарным искусством, заведенным как оказалось в каждом почти дворе. Однако Саблы замечательны в этой части Крыма не одним этим: здесь произростает лучший, после южнобережского, табак, недостаток которого по нашему, а по мнению татар достоинство, состоит в запахе селитры*. Окрестности Саблов имеют еще одну отличительность: здесь во множестве попадаются разные виды окаменелостей на подобие морских раковин, свидетельствующих о тех переворотах, которые когда-то происходили в этой местности. Лучшим-же местом в этих селениех считается сад и жилища владетеля, а из древностей обращает внимание археологов, камень с греческою надписью следующого содержание:

«Довершен храм этот с блогословенною крепостию которую ныне видите, во дни господина Алексие, владетеля города ?еодора и приморского берега и ктитора святых всеславных, блоговерных великих государей и равноапостольных Константина и Елены, месяца Октября, индикта 6-го, лета 6936 (т.е. в 1427 г. по Р.Х.).

Камень этот принадлежит к числу не многих памятников, так ясно свидетельствующих о господствовании в Крыму греков на приморском берегу. Судя по половине сохранившогося на нем изображение двуглавого орла — он представляет герб Византийской империи и удостоверяет, что в 15 веке существовал в Тавриде греческий город ?еодоро, о местоположении которого высказано много предположений различными археологами.

От Саблов путь становится более приетным для глаза, потому что чаще встречается растительность, которая густеет по мере приближение к татарской деревушке Бешуй, расположенной при реке Алме и в виду одной из лучших лесных местностей Крыма. Небольшое селение Бешуй, известное разведением в нем буйволов — этих постоянно лежащих в воде гиппопотамов Крыма, в этот день удивительно оживляется, вереницы мажар с поклонниками непременно останавливаются в нем на некоторое время по разным причинам; извощики куют или перековывают своих волов, пилигримы запасаются свежим мясом, а хозяйки закупают буйволовые сливки, славные густотою и приетным вкусом.

За Бешуем дорога идет, то по одну, то по другую сторону каменистого берега реки и наконец вступает в тенистый лес, где на полянах, окаймленных громадными деревьями; запоздалые путешественники встречают толпы пилигримов, расположившихся вокруг костров, пылающих около их разноцветных подвод. Тут кипят самовары, кофейники, там готовится ужин, подальше на тюфяках лежат больные, в противоположной стороне раздаются песни, везде шныряют веселые дети, успевшие уже набрать полные шапки кислиц и груш, а над рекою группы молодых гречанок, кокетливо опускающих руки в бегущую струю воды.

Запоздалые обозы примыкают к расположившимся уже на ночлег и придаются той же деятельности. Наконец наступает пора сна. Подушки, одеяла и тюфяки выкладываются на войлоки, растянутые по зеленой траве и утомленные старики располагаются на ночлег вокруг своих мажар, в которых почивают их жены и дети, но молодые люди долго еще шалят и веселятся у пылающих огней, но скоро и они, утомленные ходьбою, засыпают. Тогда Оазис непредставляет более жизни: глубокое молчание леса по временам прерывается или острым гавканьем лисицы или отвратительно-заунывным воем волков.

После полуночи, если между пилигримами есть страстные охотники, около костров можно заметить движение молодых людей, осматривающих свои ружья и приготовляющихся в поход. Они не возвратятся более сюда и вероятно раньше придут к святому источнику с несколькими козами, которых будут жарить на вертелее и угощать семейства, родных и друзей.

На утро караваны молельщиков снова пускаются в путь. Отсюда уже большинство поклонников идет пешком, потому что чрезвычайно неприетно в мажаре, убийственно пищавшей от тяжести и не смазки осей и вдобавок угощавшей или толчками или принимавшей полуопрокинутое положение. Притом ходьба в тенистом вековом лесе так занимательна для обитателей городов, что составляет для них редкое удовольствие.

Таким образом идут и едут, по руслу реки, поминутно переезжая его до трех часов по полудни. к этому только времени мажары с пилигримами подезжают к местности, где река падает каскадами с крутой возвышенности, а кругом выдвинулись громадные горы густо поросшие рослыми деревьями различных пород. Дальше нет возможности проникнуть — и обозы поклонников останавливаются рядами по обоим берегам Альмы. В несколько минут все поклонники переодеваются в праздничные наряды и спешат к святому источнику, который отстоит отсюда неболее как в одной версте. Путь к нему идет оврогом и чрез хребет высокого выступа. Первый считается неудобным по влажности, а последний, хотя и чрезвычайно трудный для непривычных карабкаться по горам, но предпочитается по сухости и живописной перспективе сплотнившихся по обоим отклонам тропинки. За этим выступом открывается небольшая полянка — местопребывание скита и не многих братий, посвятивших себя хвалению Творца. Тяжела их однообразная жизнь и если есть истинные отшельники от мира сего, то эти немногие иноки принадлежат к числу их, потому что переселились в трущобу, куда редко проникает радостный луч солнца, где постоянно холодно, где вечные туманы, где ранние снега недопускают их пройти десятка шогов от убогого жилища, где однажды в год они видят лица людей и где неумолкаемый шум дерев и вой волков только и напоминают о собственной их жизни.

На полянке этой сидят толпы мущин и женщин, прибывших с южного берега Крыма верхами; пониже, в углублении оврага, буквально закрытого вершинами дерев от солнечных лучей, блестят два небольших чистых как хрусталь, источника, вливающихся в устроенный бассейн, закрытый досками сверху и по сторонам — это есть источники Св. Космы и Дамиана, из которых пилигримы черпают и с блогоговением пьют воду, а в бассейне купаются немощные и больные. Я не могу до настоящого времени без содрогание тела вспомнить страшный холод воды этого бассейна и храбрость поклонников трижды погружающихся в нем и выскакивающих в виде ошеломленных ударом. Больные-же после ванны считают непременным долгом привесить к стенам бассейна, по обычаю татар, клочки от одежд своих, в том убеждении, что вместе с ними останутся здесь и угнетающие их недуги.

Мне нечего говорить о том, что во все это время происходит богослужение, приличное кануну празднование церкви в память этих угодников Божьих. Обратимся снова к месторасположению пилигримов, где с разсвета 1-го июля открываются лавченки с разного рода продуктами, винами, ликерами, музыками и т.п. Торговля идет чрезвычайно оживленная; музыка, песни и крики разносятся по горам и замирают в отдаленных ущельях. Кругом бродят стада волов, между которыми шныряют и кричат мальчишки, там охотники ловят форель, повсюду костры с льющимися столбами дыма. Но вот усердные поьслонники возвратились от обедни: их лица выражают счастие и самодовольствие, все они располагаются обедать. Надо видеть с каким наслаждением они поедают скоромную пищу и пьют кофе с жирными сливками буйволицы! Но миновал обед, хозяйки быстро начинают укладывать имущество в подвижные дома и чрез несколько минут все трогается в обратный путь. Дикая местность снова опустела и там, где несколько часов тому назад пировали лица, собравшиеся с различных мест полуострова — все мертво по прежнему и разве только несколько волков, недоверчиво подкрадываются к остаткам их праздничных обедов.

Теперь обратим внимание наше на то, каким образом источник этот получил название Св. Космы и Дамиана. Верных исторических сведений об этом не существует. Следовательно приходится передавать народные предание и собственные предположение. С детства я слыхал от местных стариков греков следующее: «в ущелье, куда ныне стекаются поклонники и которое именовалось прежде Савлых-су, т.е. водою, возвращающею здоровье, проживали некогда Св. чудотворцы Косма и Дамиан, откуда они приходили, сопровождаемые львом, во внутрь Крыма и изцеляли народ». Для подтверждение передаваемого старики прибавляли, что от родителей они слыхали и о существовании около этого источника признаков двух могил, по мнению их принадлежащих этим угодникам. О том, каким образом открыта целебность источника они-же мне говорили: что однажды к нему приблизился с козами пастух, пораженный проказою и вследствие изнурение заснул. к нему явились во сне двое мущин с ореолами на глазах и обявив, что их именуют Космою и Дамианом, приказали больному погрузиться в источнике, отстоящем от него в нескольких шагах и которому они дали свойство исцелять страждущих душевными и телесными болезнями. Пастух, очнувшись немедленно, бросился в воду и, выскочив из нея, опять заснул. Чудотворцы снова явились к нему и сказали: ты будешь совершенно здоров сегодня-же, но помни, что ты должен ежегодно 1-го июля являться к нашему источнику для омовение тела. Советуй тоже самое и братьям твоим страждущим и болящим, которые верят в нашу помощь.

К этому прибавляют, что в последствии христиане, обитавшие в окрестностях, построили здесь храм во имя этих святых и стекались сюда постоянно с различных мест больные, получавшие быстрое выздоровление. Татарам источник Св. Космы и Дамиана также известен под именем Савлых-су, т.е. изцеляющей воды и они в былые времена, до поселение здесь монахов, посещали его в болезненном состоянии.

По нашему мнению название источника именем Св. Космы и Дамиана вероятно происходит от существование во время преследование христиан, к этой скрытой местности храма во имя этих угодников, куда по временам они стекались на молитву или для исполнение главнейших религиозных потреб. Предположение наше отчасти гарантируется и тем еще, что древние христиане Крыма, даже в спокойное время, имели привычки воздвигать церкви в лесах и горах и как-то в особенности при источниках. Следы их везде почти встречаются при ручьях в горной части Крыма; но что за необходимость руководила их к этому: существовала-ли наследственная привычка соединенная с другого рода убеждениеми или причина недоверчивости к татарам — этого мы до настоящого времени не могли выеснить в точности.

От Косма-Дамьяновских источников можно проехать верхом чрез горы, заросшие леесами в Алуштинскую долину. Путь этот безопасен как и все другие в Тавриде и пролегает у юго-западной скалистой подошвы прославленной Палат-горы. Подехав к этому гиганту, я расположился на отдых и обозревая окрестности его, как-то невольно вспомнил легенду, что в Крыму между дряхлыми стариками существует предание, что Генуэзцы добывали золото в Палат-горе, что открытие это было известно ханам, которые в последствии даже не хотели воспользоваться им из боязни возбудить алчность опекунствующих над ними турецких султанов. Приведем одну из легенд, созданных по этому предмету воображением татар.

Один из могущественных ханов Крыма, мудрый в делах и кроткий в душе, после 20-летняго царствование, не имея наследника, начал тосковать и нередко впадал в мрачное уныние. В эти минуты он часто приходил в такое неистовство, что приказывал рубить головы тем мурзам, которым судьбе угодно было даровать сына, или топить в дворцовых бассейнах своих безплодных одалык; часто видели его рвавшим бороду и отчаянно молящогося пророку. Придворные были в ужасе от страданий своего повелителя и каждый день приводили к нему с разных концов света прославленных медиков, но ни один из них не мог оказать пользы. в одно время хан, по обыкновению печальный, при выходе из мечети, был остановлен человеком, похожим на дервиша, который сказал ему: высокоименитый хан, никто кроме меня не в состоянии исполнить твоего желание. Гирей грозно посмотрел на ничтожного смертного, осмелившогося остановить; однако его гнев при мысли иметь наследника исчез и он приказал дервишу явиться к нему вечером. Дервиш в урочное время введен был в комнату Гирея. Никто не знает о содержании их разговора наедине; только к полночи были приготовлены два оседланных коня. В полночь дервиш и хан вместе выехали за город и помчались к страшному ущелью, известному под именем Сиех-дере. Приехавши к этой местности, таинственной дервиш, сойдя с коня сказал: «светлейший Гирей, ты еще имеешь время раздумать и возвратиться домой, не испытав тех ужасных ощущений, о которых я тебе говорил: но помни только, что тогда ты умрешь без наследника и оставишь народ твой в бедственном положении ». Делай со мною все, что хочешь, отвечал хан. Дервиш предложил ему следовать за ним в темную пещеру. Несколько минут спустя хан выскочил из страшной трущобы испуганный, бледный, сопровождаемый дымом и пламенем. Не переводя духа, он вскочил на лошадь и что было силы поскакал.

Девять месяцев спустя одна из жен хана родила сына; лицо новорожденного как будто было опалено огнем. Ребенок с детских лет выказывал ужасный характер. Любимой его развлечение на охоте было собственноручно добивать раненых зверей. Если-же желали унять его от капризов, то обыкновенно обещали доставить случай посмотреть на отсечение головы у человека. Наступило время умирать хану и он призвал к себе сына; разсказав подробно историю его рождение, хан прибавил: сын мой, я поклялся пред дервишем, что ты, по восшествии на престол, в полночь отправишься в пещеру Сиех-дере, чтобы поблогодарить его. Кроме того, духи этой пещеры обязаны выполнить одно из твоих требований какого бы рода оно не было, — но только одно, а потому прошу тебя проси у них то, что составляет истинное счастие. Сказав это, хан испустил последнее дыхание. В тот-же день, по требованию верховного дивана, юноша вступил в управление царством. По наступлении полночи он вскочил на коня и поскакал к ущелью Сиех-дере. Привязав лошадь, он подошел к пещере, у входа в которую сидел дервиш. Хан поклонился ему и троекратно произнес блогодарность за появление свое на свет. «Сказал-ли тебе покойный отец еще что нибудь кроме этого?» спросил дервиш. «Покойный говорил мне, что я обязан требовать от здешних джинов исполнение одного из моих желаний. Чтобы исполнить волю его, я обявляю, что желаю неисчерпаемого источника золота. Дервиш побледнел от негодование и долго молчал в предположении, что юноша поправит свое безумное увлечение, но хан снова повторил тоже самое. Тогда он мрачным голосом произнес: «злой человек, желание твое будет исполнено. Смотри, видишь трещину у подножья Чатыр-дага? (Палат-горы) отбрось несколько горстей земли и увидишь неистощимую жилу золота; но помни, если хоть одна частичка этого металла послужит на дела, которые называются добрыми, ты не только будешь лишен богатства, но и сам погибнешь». Сказав это, дервиш исчез.

Убедившись, что желание его исполнено, хан возвратился домой. С этого времени часто придворные служители видели выезды его из дворца и возвращение на другой день с наполненными саками, но что в них было и где он был — никто не мог узнать.

В одно время, хан пожелал распространить свои владение. Желание его быстро было приведено в исполнение и щедрые награды достались только тем, которые более прославились варварскими подвигами; кровожадный хан двинул войска свои против христиан. В числе несчастных пленных один был старик. Хан чрезвычайно довольный войсками своими, не замедлил поскакать к золотому источнику, и набрал столько золота, что едва мог его довести. Тем временем дочь старого пленника, переодевшись в греческий костюм, явилась в Крым, под видом Константинопольского купца, чтобы выкупить отца, но не зная языка и дороги попала в лес, где разбойники отняли у нее деньги, приготовленные для выкупа: несчастная, оставшись без средств и боясь вторично попасть в руки убийц, случайно подошла к подножию Чатыр-дага и расположилась на ночлег. На утро, когда она поднялась с места и думала куда идти, взоры ея внезапно были поражены блеском чего-то лежащого на дороге. Девушка сделала несколько шогов вперед и в руках ея очутился большой кусок золота, потерянного накануне ханом. С жадностию она прижала к сердцу дорогой металл и пошла скорыми шагами по тропинке, лежащей пред нею. На следующей день она допущена была к владельцу ея отца, который не только отпустил за найденное золото отца ея, но приказал даже под конвоем вывести их заграницу крымского царства.

Таким образом золото, предоставленное хану дервишем единственно для злых дел, случайно искупило от страданий отца и дочь. Несколько дней спустя, хан снова поехал к Палат-горе за любимым своим металлом. Он оставил по обыкновению коня под скалою и несмотря на ужасный вой ветра, гром и молнию, подошел к золотому источнику, но в ту минуту, когда он протянул руки к блестящим кускам золота, из мрачной трещины выдвинулись две другие страшные руки и схватили злодея, допустившого совершиться доброму делу. В этот момент молние пересекла его пополам и вслед затем со страшным треском обрушилась часть горы и насыпала тело хана вместе с золотым источником, указанным таинственным дервишем.

Из Балта-Чекрака любознательный путешественник может направиться в Крушинскую долину чрез русское село Мангуш, некогда обитаемое греками, от предков которых сохранились здесь следы древняго укрепление и построек: против реченки Бадрака и в урочище Домуз-хоба. Селение это занимает очень красивую местность и славится в Тавриде искусством простой женщины врачевать различного рода накожные и венерические болезни. Дальше следует деревня Биесала, также в былые времена занимаемая потомками древних греков, от которых уцелела полуразрушенная церковь, над входом которой с внутренней стороны имеется надпись, свидетельствующая о постройке ея в 1587 году. Местность этой деревни живописна, а окрестности удобны для садоводства и других сельскохозяйственных занятий. Дальнейшая дорога в долину безпрестанно являет новые виды и ни в каком случае не может показаться утомительною. Коушом прекращается долина. Селение это, по множеству садов, полян, чаиров, хлебопахотных мест, лесов и изобилию проточной воды — принадлежит к числу красивейших и чрезвычайно удобных для блогоденствие трудолюбивого человека.

Теперь проследим за местностию, орошаемою речкою Булганак, которая берет начало в соседстве вышеприведенного нами русского поселение Чистенькой и струится промежду деревень Кочмез, Карач, Моллазли, Сейманлар, Чокур, Эли, Колумбет-эли, Бадрак, Кояш, Хангил, Агачь-эли, Отар, Джанджурек и Замрук, в соседстве которой вливается и Черное море. На всем этом пространстве путник не встречает ничего особенно интересного, за исключением сеенокосных и хлебопахотных мест, фруктовых и дико-ростущих дерев и ряд первых виноградных садов, в которых невполне дозревает плод.

К западу от дер. Саблов все пространство, заключающееся между реками Алмою и Булганаком, представляет необитаемые степи, принадлежащие поселением расположенным по берегам этих рек.

Бешуйская долина, в дальнейшем протяжении своем к западу, принимает название Алминской, известной в Крыму изобилием фруктовых и виноградных садов. Из селений, расположенных по течению Алмы останавливают внимание: во первых деревушка Базарчик с Хан-Тогаем, означающая рыночное место и ханские луга, Алма-Кермен, некогда обитаемая греками, которые оставили по себе фундаменты от стен, повидимому принадлежащих укреплению известному ныне туземцам под именем Кале или Кала-и Бурлюк как место, у которого решились высадиться англо-французские войска в 1854 году, после долговременного плавание у берегов Евпатории и Севастополя. В окрестностях Алминской долины заслуживают обозрение. гора Бакла, находящаяся в соседстве дер. Бадрака, образующая много пещер, повидимому обитаемых даже во время христианства, судя по тому, что одна из них поддерживаемая каменным столбом до настоящого времени признается окрестными туземцами за церковь. Всего интереснее здесь видеть множество вырубленных в скале правильных мест, наподобие громадных сосудов для сбережение хлебного зерна и других продуктов, потребных для жизни. По нашему убеждению, отсюда начинались военные пункты тех Тавро-ски?ов, которые должны были постоянно держать ноготове войска против Херсонесской республики.

Деревня Кобазы, судя по следам древних стен, также в былое время, служила местопребыванием людей просвещенных, умеющих охранять себя искусственными сооружениеми.

В дер. Улаклы, соседственной к Балта-Чекраку, по преданию сохранившемуся у татар был некогда Ханский дворец, охотно посещаемый владыкою ханства. В настоящее время мы, по отсутствию признаков, не считаем себя вправе удостовеерять этого, но если принять в основание краткую историю Крымских ханов, то найдем, что вблизи Бахчисарая в дер. Туле (?) был построен Могомет-гирей-ханом дворец в 1654 и 1665 годах; в древней Российской Идрографии сказано: «в Бахчисарае палаты царевы… а который двор на реке на Алме и в том дворе одна палата да избы деревянные, а стоит на берегу в винограднике», между тем Тунман говорит, что на Алме в неболыном городке Алмасарае находилось ханское жилище. Такое разноречие без сомнение происходит от незнание собственного имени местности где именно находилась резиденцие хана, но единогласное подтверждение о существовании ея на берегах Алмы во всяком случае не подвергается сомнению.

Для окончательного-же обследование описываемой нами местности, любознательному путешественнику быть может вздумается взглянуть на деревушку Таш-Джарган (т.е. камень расколол), где обитал в 1579 г. польский посланник Броневский с историком Туаном и где первый из них написал обстоятельное известие о крымском ханстве.

Так как мы начали говорить о юго-западной частице Крымского полуострова, то воизбежание путаницы, постараемся покончить с нею и возвратиться к Бахчисараю, от которого идут проселочные дороги во все остальные пригорные деревни и замечательные местности.

От Бахчисарая начинается Качинская долина, идущая по течению рееки этого имени до берега Черного моря. Первая деревушка носит название Арам-кой, т.е. запрещенная или нечестная деревня*, а последняя Мамашай. Долина эта имеет приетный вид и принадлежит к числу самых населенных и обработанных. По всему протяжению ея идет прекрасная растительность фруктовых, виноградных и дикорастущих дерев, луга, горки и т.п. Здесь много землевладельцев христиан, которые усердно и сознательно занимаются садоводством. Из всех деревень мне показалась наиболее оживленною дачами Топчикой. Что касается промежуточного пространства между Алмою и Качею, то на нем находится не более пяти деревушек, из которых одна Эвель-шеих, свидетельствует о первом жительстве здесь великочтимых татарами шейхов, а две известные под названием Кучук и Биюк-Яшлавов напоминают резиденцию одного из могущественных и грозных беев монгольско-татарской орды. Ялшавы не менее интересны по местоположению и удобству для сельско-хозяйственных занятий.

Последующая за тем долина Бельбекская. Она не представляет того числа деревень, как Качинская, но положительно занята прекрасными тенистыми садами и рощами, виноградниками и одиночными постройками садовладельцев. Главнейшее удобство этой долины состоит в том, что она находится вблизи Севастополя и может служить для горожан очень удобным и обширным местом для устройства зогородных дач. Читатель наш познакомится с этой долиною подробнее, когда мы проведем его к верховьям реки Бельбека. Пространство между реками Качею и Бельбеком и до Севастопольской бухты также пусто как и предыдущие. Здесь не встречается ничего такого, что свидетельствовало бы о пребывании человека в древности, что могло бы возбудить размышление в ком либо из посетителей. Это степь где искони бродят стада местных жителей и где татарин лениво бороздит землю сахою в надежде на сострадание и милости своего пророка.

Бахчисарай

Мы говорили уже, что из Симферополя на Бахчисарай и Севастополь идет почтовая дорога, по которой происходит почти вечная езда. Дорога эта шоссирована и, следовательно, избавляет от тех неудобств, которые свойственны в мокрое время года трактом Перекопскому и Карасубазарскому. Бахчисарай находится в 3-х или 4-х часовом разстоянии от Симферополя (смотря по езде), так что едущему на почтовых придется один только раз переменить лошадей. Непродолжительный переезд этот приетен в вечернее время, или вообще когда спадает жар, изнуряющий непривычного к нему путешественника. Алминская долина составляет середину между этими городами, и большинству из проезжих служит местом отдохновение, вследствие чего здесь и основан трактир, снабжающий пищею, водкою и т.п. За Алмою дорога идет гладкою степью и только оживляется в окрестностях Бахчисарая, который остается невидимым до тех пор, пока не приближешся к краям углубление, внутри которого он расположен. Бахчисарай, по общему виду и местоположению, сохранил первобытный характер свой, что и делает его интересным для людей, не бывших в Азии. В нем татарин вполне чувствует себя счастливым и независимым, потому что почти незамечает присутствие господствующого народа, а если и сталкивается с кем-либо, так это с греками, караимами и цыганами, над которыми прежде господствовал и которые привыкли уважать их образ жизни и религиозные постановление. Подробности о Бахчисарае читатель наш найдет в отделе городов Тавриды, здесь-же мы ограничимся тем, чем может занять себя путешественник, посетивший его без сериезной цели. В Бахчисарае интереснее всего ханский дворец, с садиками, кладбищами гиреев и мечетями; затем стоит взглянуть на лавки, где приготовляются различного рода собственно татарские произведение, на кофейни, во дворах которых сооружены водометы, прикрытые беседками, завитыми виноградными лозами, на медресе или высшие духовные училища, на городские постройки чисто восточной архитектуры, на чистенькие дворики граждан, на Салачикский квартал с оригинальными скалами и садами и Успенский монастырь, замечательный памятник первых веков христианства в Тавриде. Теперь поведем читателя нашего по достопримечательным окрестностям Бахчисарая.

Качи-кальен, Керменчик, Чуфут-кале и Тепе-кермен

По убеждению моему, большинство из посетителей Бахчисарая незнают, что в окрестностях его существует несколько местностей, чрезвычайно замечательных наружностию и трудолюбием древних обитателей Тавриды. Местности эти носят название Качи-кальена, Керменчика, Чуфут-кале, Иосафатовой долины и Тепе-кермен, и заслуживают полного внимание со стороны каждого более или менее образованного человека.

Качи-кальеном именуется живописная гребне-образная скала, расположенная к Югу от Бахчисарая, на левом берегу Качи. По разсказам греков, она названа Кальеном, потому, что в древности здесь существовало какое-то капище с истуканом этого имени. К Качи-кальену, известному местным жителям под названием Пички или Аие-Анастасие, можно ехать в экипаже и верхом чрез гору, мимо мельниц Кош-дермана. Последний путь есть ближайший и самый интереснейший из всех. Он пролегает мимо двух колоссальных, наподобие человеческого корпуса, каменных истуканов, (игра природы) отстоящих один от другого сажень на 200. Ближайший к Качи-кальену не сравнено выше и толще: его именует хорхма балам (т.е. не бойся дитя мое), а последний стоит у самой дороги, сливаясь сплошною скалою, на которой отпечатлелись виды разных животных. Татары именуют этот колосс Вай анам-хаясы (т.е. ай маменька!) Вот легенда, разсказанная мне стариком татарином, о происхождении этих странных названий.

В глубокой древности, недалеко от Бахчисарая и именно в местах, где теперь возносятся к небу эти чудовищные каменные великаны, обитал грозный князь Топал-бей. Его громадный сераль был построен в виде крепости и никто не имел права проникать за стены его. Между тем все лучшие девы Крыма непременно попадали сюда обманом силою или содействием золота, но где оне девались потом, когда сластолюбивый бей пресыщался ими, никто не ведал. По крайней мере, ни одна из красавиц, попадавших сюда, не выходила болеее на свет Божий. Соседние жители различно толковали об этом страшном человекее. Одни признавали его злым джином (духом) в образе человека, другие — людоедом.

Тем временем в дер. Топчи-кой жил Кемал мурза, человек богатый, но страшно преданный набегам на гяуров. Мурза этот имел молодую прекрасную жену и единственную дочь, красавицу, каких не бывало на свете. Много важных сановников царства изявляли желание жениться на этой очаровательной девице, ни отец никому из них не давал решительного ответа, пока Селимее-ханий не достигнет ровно 15-летняго возраста. Слухи о красоте Селиме часто доходили до Топал-бея, но он не мог отыскать таких людей, которые решились-бы привести к нему в гарем эту небывалую красавицу. Однажды Топал-бей выехал травить зайцев, не проехал он и тысячи шогов от своего жилища, как выскочил из куста большой заяц. Борзые собаки бросились за ним, бей также поскакал. Долго, долго они гнались, но увы, ни скакун бея, ни легкие собаки его, не могли остановить интересной добычи. Озлобленный бей поминутно шпорил коня, но вдруг лошадь остановилась, пошатнулась и упала мертвою. Собаки и добыча исчезли вдали степной. Топал-бей ломал себе пальцы от негодование и злобно продолжал смотреть за скрывшимися собаками, лаская себя надеждою, что оне возвратятся к нему; но настал вечер, а собак не было. Бей, потеряв терпение, решился зайти на ночлег в первую хижину, которая встретится ему. Несколько минут спустя, пред ним показались постройки. Подошедши к дверям первого здание, Топал-бей постучал в медное кольцо. — Кто там? — спросил вышедший слуга. «Странник Божи й просит ночлега, отвечал бей». Двери отворились и князь введен был в оду (комната) предназначенную для приема гостей. После обыкновенных приветствий и распросов, Топал-бей узнал, что он случайно гостит в доме Кемал-мурзы. Правда-ли — спросил он у слуги — что у твоего хозяина дочь первая красавица в Крымском царстве?» — Об этом все знают. А нельзя-ли, друг мой, увидеть мне ее хоть в щель дверную, я очень богат, знатен и следовательно могу быть приличным женихом твоей госпожи; за одолжение-же я подарю тебе кошелек, набитый червонцами — и он бросил к ногам его обещанное золото. Слуга, увидев такое богатство в руках своих, обещал исполнить просьбу гостя — и исполнил ее в минуту, когда прекрасная Селимее-ханий молилась Аллаху. Бей смотрел на нее во все глаза, как могущественный лев на слабую добычу. с трудом подкупленный слуга отвел его от места. Топал не захотел более оставаться в гостях и, не смотря на темную ночь, пешком возвратился домой.

Несколько дней спустя, в глухую ночь, дом Кемал-мурзы был разбит неизвестными злоумышленниками и пропали без вести мать и дочь. Когда сообщено было об этом происшествии Кемал мурзе, он остановил свои набеги и возвратился в Крым, но увы тщетно отец искал жену и дочь. Никто не мог указать ему похитителя или разбойников.

Между тем несчастные женщины очутились в гареме страшного Топал-бея. Обе оне были одна красивее другой. Бей ежедневно посещал их, упрашивая покориться его воле, но ни мать ни дочь не допускали его прикасаться к ним. Так прошло 40 дней. Однажды разгневанный бей вошел к своим пленница и снова начал просить их сделаться его одалисками добровольно, в противном случае грозил умертвить их. Женщины изявили согласие умереть. Топал продолжал упрашивать, наконец вышел из себя и крикнул верных слуг своих. В несколько минут женщины были схвачены и замуравлены в стене, окружающей гарем. С тех пор о несчастных пленницах долго ничего не было слышно.

Год спустя, до сведение Топал-бея дошло, что на границе его земель внезапно появились два каменных гиганта и что пред светом пастух всегда видит выходящую из одного из них девицу неестественной красоты с золотою кружкой в руках. Слух этот встревожил бея и он решился лично убедиться в справедливости. И что же оказалось? Выходящая из скалы была та самая Селимее-ханий, которую он замуровал живою в стене гарема. Топал-бей пришел в страшное негодование и в тот-же день приказал впречь в исполинский камень всех волов и лошадей, чтобы опрокинуть его. Приказание было исполнено, но в ту минуту когда все было готово и когда погонщик поднял кнут, чтобы тронуть с места впряженных животных, из колоса вылетел женский голос: «ай маменька!» на крик этот последовал из дальняго истукана отвеет «не бойся дитя мое!». В эту минуту все волы и лошади с погонщиками и цепями превратились в сплошную скалу. С того времени оба колосса сохранили за собою те название, которые послышались из них народу.

Повернув отсюда к юго-востоку, вскоре останавливаешся пред церковью, построенной в 20-х годах во имя св. Анастасии. Отсюда уже пешком, не без страха и усилий, любознательный путешественник подымается по осыпям скалы к ея возвышенности и чрез отверстие в стене, достигает безсмертных памятников жилищ первобытных обитателей или искусственных пещер в несколько ярусов, разделенных одна от другой тонким цельным слоем камня. В одном из верхних этажей этих жилищ находится источник воды, названный туземными татарами Суук-су (холодным), а греками колодцем св. Анастасии. Последнее служит доказательством, что здесь некогда был храм во имя этой угодницы Божьей и что обитатели этих пещер жили в них и в эпоху христианства в Тавриде, это отчасти подтверждается, изсеченным на одной из скал, крестом и сооружением у подошвы горы церкви во имя той-же святой. Особенною замечательностию Ай-Анастасийских скал служит то, что в них попадается во множестве, в подобии окаменелостей, отпечатки больших морских раковин, невстречающихся ныне на берегах нашего моря.

По предположением нашим, Качи-кальенские пещеры сооружены Тавро-ски?ами, в эпоху их полной независимости и господства в этой местности, и что здесь были их казармы той части войск, которой вверена была защита этого прохода со стороны моря и степей Тавриды.

Долиною Качи-кальена едут к нынешнему греческому селению Керменчик, замечательному живописными окрестностями, водяными источниками и растительностию. Слово Керменчик есть татарское и придано селению по существующим в нем остаткам древних укреплениий, из числа которых в лучшем виде сохранилась башня на высокой горе, господствующей над окрестностями. Все эти крепости, без сомнение, принадлежат временам греческого господства, после окончательного уничтожение Тавро-ски?ских войск. По сохранившимся преданием у татар, здесь когда-то был значительный торговый город, горных обитателей этой части полуострова, который взят и разорен Монголами только после перенесение их ханами столицы в Бахчисарай. Затем Керменчик, обитаемый несколькими греческими семействами, продолжал существование свое до 1779 года, т.е. до того времени, пока последовало всеобщее переселение христиан из Крыма в Мариупольские степи и Нахичевань. С этого-же времени до население Балаклавы архипелажскими выходцами, Керменчик был необитаем. Затем отданный под военное поселение арнаутов, составлявшим греческий балаклавский батальон, он доведен до современного блогополучного состояние.

К Чуфут-кале ведут от Бахчисарая, чрез предместье Салачик, два пути: первый чрез Ашлама-дере, а другой помимо Успенского монастыря и Иосафатовой долины.

Читатель наверно пожелает узнать, что именно в Крыму называют именем знаменитой в окрестностях Иерусалима Иосафатовой долины. Это Караимское кладбище, чрезвычайно живописное однообразными двурогими монументами, окаймленное с юго-востока величественными дубовыми деревьями, на котором древнейшим надгробным камнем признан поставленный в 1249 г. по Р.Х. По обширности и сходству с Иерусалимским кладбищем, оно названо Иосафатовою долиною и считается вторым после него по святости воспоминаний. И действительно, когда я в первый раз подошел к этому кладбищу, содержимому в порядке и расположенному между горами и скалами в виду Бахчисарая и у подножья древних крепостей Чуфут-кале, мне, невидевшему Иерусалимской Иосафатовой долины, казалось, что между ними должно существовать, если не наружное сходство, то равномерное по впечатлительности.

От Иосафатовой долины Чуфут-кале находится в самом недальнем разстоянии. Подезжающий этим путем вступает в славную крепость, с восточной оконечности ея, чрез обитые железом ворота. К воротам этим с обеих сторон примыкают башни и высокие стены, постройки Тавро-ски?ов. Укрепление эти продолжаются до отвесных скал, делающих недоступным вершину Чуфут-кале со всех почти сторон, за исключением Восточной и немногих мест с северо-востока и юго-запада. Чуфут-кале, прозвано настоящим именем татарами, вследствие того, что они застали здесь караимов. в переводе слово это означает: жидовская крепость, но мы очень хорошо знаем, что укрепление эти найдены караимами в готовом виде и что они переселились сюда отчасти из Мангупа, а отчасти из пришедшого в упадок Херсонеса. Вот убеждение наши относительно этой крепости: последний царь Тавро-ски?ов Скирул, видя что с каждым днем все более и более усиливаются Ираклийцы на полуострове Трахее, задумал, в числе прочих недоступных для них укреплений, воздвигнуть таковое на воздушном острове нынешняго Чуфут-кале и основать резиденцию свою. Последнее доказывается тем, что здесь только существует огромная темница во внутренности скалы и при ней лобное отделение, для осуждаемых на смерть. Вот здесь, с остатками своих войск, скрылся Скирул от преследований Диофана, полководца Митридата Понтийского и прекратил жизнь свою, оставив детям мудрое завещание — хранить между собою единодушие и согласие.

После окончательного разгрома Тавро-ски?ов, вслед затем, нагрянувшими в Тавриду Аланами, имя их начало исчезать по мере приема христианской религии и нет сомнение, что продолжая обитать в прежних жилищах, они сохраняли дружественные уже отношение к некогда враждебным Херсонесцам, а потом переселились с каменной площади Чуфут-кале на более удобную для жизни низменность, назвав поселение свое тем Марииным селом, которое существовало здесь до переселение христиан из Крыма в Екатеринославскую губернию.

Оставленный таким образом, Чуфут-кале занят был тою частию хазаров, которые приняли Иудейскую религию и ненавидимые соотечественниками должны были отделяться от них. Вот эти-то прозелиты, в числе других, разсеянных по Тавриде, получили не существующее у Евреев название Караимов, безспорно происходящее от хазарских слов Кара иманов, т.е. Черно-верцев*. Впоследствии, когда Татаро-монголы сделались обладателями Крыма и сознали важное значение Чуфут-кале в стратегическом отношении, от караимов отобрана была самая недоступная половина этого воздушного острова и, судя по многочисленности могильных камней и другого рода развалин, здесь был замок первых Крымских ханов, которые удалялись сюда во время опасностей и войн. Это доказывается еще тем, что здесь до настоящого времени стоит в целости ротонда над прахом одной из дочерей Тохтамыш-хана; что в 1480 году здесь обитал Менгли-гирей**, а шесть лет спустя он заперся сюда, когда сыновья хана золотой орды Ахмета, едва не пленили его в самом Крыму. Татары свою половину укрепление именовали Хыр-хыром, т.е. скалою на скале. Название это, исковерканное разными писателями, ошибочно упомянуто историографом Карамзиным под именем Кыркора. в Хыр-хыре впоследствии содержались важные пленники из России. Таковым был в числе прочих и Василий Борисович Шереметьев. При последних ханах здесь никто не обитал из царствующей семьи, а содержались олени, которыми иногда любовались ханы и государственные сановники.

Вот достопримечательности всей Чуфут-кальской вершины, ныне оставленной Караимами под присмотр кажется только одного семейства.

1) Памятник в тюрбе или ротонде над прахом Ненекеджан-ханым, дочери Тахтамыш-хана.

2) Башни, защищающие главные ворота с гербом над аркою, который Караимы соизволили присвоить себе, приписывая ему изображение каких-то небывалых подвигов 40-ка Караимским семействам в царствование Менгли-гирей-хана; вследствие чего местность эта названа кырк-ером или местом сорока*.

3) Обширные искусственные пещеры и подземный ход около малых ворот, ведущий к источнику.

4) И восхитительные виды на Ашлама-дере, Бахчисарай, Успенский монастырь и Канлы-дере (кровавый овраг). Последний составляет окрестность источника, известного под именем Юсуп-Чекрака, кровавым же назван потому, что здесь убит во время хана какой-то мудрый Самуил-ага, в отмщение за обиду, нанесенную им одному из потомков Иосифа-аги.

На Караимской половине Чуфут-кале достопримечательны вообще постройки в древнем стиле, расположенные на окрайнах отвесных скал, в которых встречаются тандуры или первобытные печи. Кроме этого заслуживают осмотра молитвенные дома: Кенас или собор, снаружи которого устроено духовное седалище, азара, с высеченною вокруг него оградою, на котором ученые караимы разбирали дела, относящиеся до религии. Синогога эта, по примеру Иерусалимского храма, делится на три отделение: 1) Гехал или алтарь со святым ковчегом и Сефер-торою (книгами Моисея); 2) Шулхан или трапезою для прихожан, и 3) Мошау-зекеним или седалище стариков, которым подряхлости допускается сидеть, и для тех, которые носят траур. В этом храме богослужение совершалось Митпаллелом или газаном (протоиреем): в праздничные и торжественные дни в первом отделе, а в будние во втором. Здесь женщины имели свое скрытое от мущин место, а девицы совершенно недопускались. Рядом с синогогою стоит, другой молитвенный дом Бет-гаккодеш, т.е. священный, где производилось богослужение во время большого сборища Караимок на Чуфут-кале. Здесь также совершались все религиозные обряды, не допускаемые в синогоге.

Из числа остальных построек, указывают на дом в котором принят был в 1787 г. Римский император Иосиф II.

Из древностей указывают на рукопись книги пророков, найденные под спудом синогоги и будто писанные за тысячу лет до наших дней и другие, которыми, более 600 лет.

С этой стороны Чуфут-кале, хороший вид на овраг и горы: Мейдан-даг, уподобляемый Караимами Мариинской горе и Бешик-даг, подобный Масличной горе в окрестностях священного Иерусалима, на последней встречаются окаменелые черепахи и другого рода раковины, свидетельствующие о пребывании этой горы в воде.

В 4-х или 5-ти верстах от Чуфут-кале находится Тепе-керман, один из замечательных памятников Тавриды, по многочисленности обширных искусственных пещер. Ближайшим путем к нему считается тропинка, идущая от Чуфут-кальских ворот чрез возвышенность, примыкавшую с юго-востока к Иосафатовой долине. По этой тропинке, заросшей по обеим сторонам орешниками и во многих местах неудобной даже для верховой езды, держась на право к юго-западу, вскоре замечаешь пред собою конической формы высокий холм, с каменною вершиною, как-бы увенчанный желтоватою шапкою. Это Тепе-керман, заключающий в себе до 150 весьма больших пещер, местами в два и три яруса. С подездной стороны, чистые от камня окрестности его, представляют роскошную растительность диких дерев и трав. Первый этаж пещер имеет однообразный характер, все они довольно велики и отчасти соединены между собою неправильными отверстиеми в разделяющих простенках. В некоторых из них встречаются засоренные круглые ямы, имеющие подобие колодцев. Пещеры второго яруса гораздо обширнее; в редкой из них не устроены ясли, предназначенные повидимому для лежание. Здесь сохранился полуразрушенный храм с рельефными изображениеми на стенах, и пред ним в сплошной скале несколько отверстий, в виде гробов, наполненных человеческими костями. Пещеры эти также большинством соединяются между собой небольшими отверстиеми, в которые можно проходить не иначе как ползком. Обходя их, мы случайно открыли заросшую тропинку, идущую на поверхность скалы. Этим путем нам удалось осмотреть третий ярус разбросанных пещер по отвесу Тепе-кермена. Затем мы взошли на прекрасную вершину скалы, заросшую кустарниками и травами; здесь также, среди небольших груд камня, некогда составлявших хижины, попадаются вырубленные в глубину большие комнаты, к которым проведены и лестницы; здесь мы снова отыскали христианский храм с алтарем, отверстиеми, заменяющими окна, колоннами, купелью и несколькими гробницами. Церковь эта имела в длину до 5, а в ширину до 2 сажень.

Ясно, что Тепе-керменские пещеры, так как и прочие, не имевшие укреплений, составляли временные жилища людей, обязанных службою и получавших готовую провизию. Предполагать-же, что обитатели сами занимались сельскими работами не приходится, на том основании, что на вершину не было удобной дороги для переноса тяжестей и нет следов источников, необходимых для скотоводства. Впрочем, один из сериозных иностранных писателей г. Тунман указывает, что на возвышенности Тепе-кермана были какие-то укрепление. Нет сомнение, что он принял за остатки укреплений те груды камней, о которых мы говорили и которые находятся в центре верхушки скалы. Почтенный автор не сообразил того, что древние укрепляли подобные местности только с тех сторон или краев над пропастями, которые представляли возможность проникнуть человеку, и совершенно было-бы безсмысленно воздвигать крепость в центре скалы, совершенно недоступной со всех сторон, за исключением тропинки, по которой мы поднялись. К этому прибавьте отсутствие воды и станет совершенно ясным, что на Тепе-керменской вершине никогда не было искусственных укреплений. Я сомневаюсь даже в том, чтобы в этих открытых пещерах зимовали люди, в противном случае хоть бы в одной из них остались следы огня и дыма.

О Тепе-керменской возвышенности, у соседственных туземцев татар, существуют различные предание: одни убеждены, — что пещеры эти сооружены какими то девами или полудухами, истребившими друг друга в отчаянной войне; другие . — что их основало какое-то воинственное племя покорившее эту часть Тавриды, а по разсказам третьих — это были жилища шайки непобедимых разбойников, которых содержали окрестные жители только тогда, когда они в этом нуждались. В большинстве-же случаев они промышляли в других странах, откуда приводили сюда стада животных и пленников и делились ими с природными жителями, с которыми имели дружественные отношение; когда-же они исчезли в одном из походов своих, — в скалах этих водворился крылатый змей, говорящий человеческим языком и нападающий только на тех, кто обнаруживал пред ним страх; всем-же смелым и храбрым натурам предлагал дорогие подарки. Под конец ужасный змей этот начал насиловать женщин, которые забеременев от него, подвергались народному убийству, с целью не допустить размножение чудовищ. Последнее обстоятельство заставило многих из окрестных жителей выселиться отсюда, а остальные положили во что-бы ни стало сокрушить отвратительного зверя. Для достижение цели избрана была молодая красавица, которую раньше заботливо скрывали от взоров чудовища: она должна была, по требованию осудившого ее на смерть общества, умереть или спасти всех. Девица изявила согласие и, вооружившись ножем, под предлогом странницы, отправилась к подножию Тепе-кермена, где, присев как-бы на отдых, принялась рыдать. Удивленный этими звуками змей вылез из логовища своего и стрелою пустился к ней. Красавица приняла его без малейшого страха и начала жаловаться на несчастною судьбу свою. Чудовище предложило ей свое покровительство с тем, чтобы она согласилась быть его постоянною подругою. Когда последовало согласие, чудовище перенесло ее на одну из высших точек скалы, в лучшую из пещер и принялось прижиматься к груди, наконец обезсиленное упорством заснуло. Тогда красавица, вынув из запазухи оружие, вонзило его в сердце чудовища и, налюбовавшись его страданиеми до последняго вздоха, спокойно возвратилась с отрадною вестию к спасенным ею соседним жителям Тепе-кермена. Затем здесь обитали караимы, из числа тех, которые занимались сбором красильных листьев и торговлею мелочных товаров.

Вот все, что я мог узнать о Тепе-кермене некогда обширном селении древних жителей Тавриды. Естественно, что разсказы эти созданы татарами для удовлетворение любознательности детей и не заключают в себя ничего правдоподобного. С грустию, что не удалось мне отыскать здесь что-нибудь свидетельствующее о последних обитателях, я сошел с вершины Тепе-кермена и направился домой по дороге, ведущей к обширнейшим и лучшим в Крыму татарским селением Стилие и Озенбаш.

Когда подведена была мне проводников лошадь, я спросил у него скоро-ли мы доедем до первого поселение, где возможно найти завтрак. Татарин отвечал утвердительно и мы поскакали в галоп. И действительно, два часа спустя, я гостил у одного садовладельца при дер. Мачисала, который угостил меня всем, что было в его хозяйстве, попросил меня вырезать мое имя на коре одного из громадных тополей, выросших в его саду. Поговорив с ним о только что виденном мною Тепе-кермене и выслушав его предположение об этих пещерах, я снова пустился в путь, пролегающий по течению реки Озен-баш. Дорога, избранная мною по руслу рек и, окаймленной по сторонам роскошными садами, хотя и не представляла ничего особенно-развлекающого, но для того кто незнаком с пригорными полосами Тавриды и его обитателями, здесь все покажется чем-то отрадным и восхитительным. Часть спустя мы приблизились к деревне Авджи-кой, (деревня охотников) прозванной этим именем вследствие того, что здесь первоначально поселилось несколько охотников с целью промышлять звероловством. Проводник мой, издавна желающий заехать в это селение к какому-то родственнику, умолял меня последовать заним. Несколько минут, проведенных мною в этой деревне, дали мне понятие, что обитатели ея не принадлежат к татарскому первообразу, что это люди которые располагают прекрасною наносною почвою, садами и огородами, доставляющими им достаточные средства к жизни. Из Авджи-коя мы направились к Стилии; некогда обширному греческому поселению, от которого идет тропинка чрез высшую точку Яйлынского хребта на Южный берег. Чем ближе мы подвигались к подошве Яйлы, тем грандиознее становились ландшафты и тем чаще попадались чаиры, засаженные грушевыми и яблочными деревьями, унизанными безсчетным множеством прекрасных на вид плодов. Несколько минут спустя, мы подехали к громадной груше, стоящей на окрайне дороги, плоды которой принадлежали всем проезжим. Ея величественная тень сманила меня на отдых. Проводник мой, сбив с нея несколько плодов, зашел в тут-же выстроенную бузню или корчму, где продавалась буза — любимый напиток, приготовляемый из проса. Я пробовал этот отвар, но он пришелся не по моему вкусу. Татаре считают его не только приетным, но и чрезвычайно полезным и сытным. Когда мы снова двинулись в путь, к нам присоединилось несколько верховых татар красивой наружности и донельзя ловких на своих маленьких тонконогих лошадках. В этой компании, над которою немилосердно трунил мой проводник, мы почти незаметно вехали в Стилию, заросшую различного рода плодовыми деревьями. По осмотре этой деревни, расположенной в углублении окружающих ея высоких гор, я составил себе убеждение, что едвали где поселяне наслаждаются столькими благами. Здесь все предоставила им природа: великолепные пастбища, леса, изобилующие фруктами, множество источников, тысячи сенокосных полян, поливные места, сады и пр. Здесь отлично ростет табак и всякого рода посевы, здесь пчелы доставляют чудный ароматический мед и кроме всего этого жители усердно занимаются приготовлением колес, бочек и другого рода деревянных изделий, которые доставляют им значительные денежные средства. Блогосостояние этого поселение заметно и с наружной стороны: здесь все здание почти в два этажа с увеселительными балконами. Каковым оно было в принадлежность грекам — к сожалению неизвестно. Одни только развалины церкви с надписью о посещении ея Гервасием, иеромонахом Сумельского монастыря, напоминают об этом времени. Не забыто еще, что храм построен был во имя св. Стилиана покровителя детей, именем которого до настоящого времени называется это селение.

Озенбаш

Тот, кому пришлось бы, следуя за нами, проехать до Стилии, вероятно не пожелает возвращаться тем-же путем в Бахчисарай, чтобы продолжать путешествие почтовым трактом и безпрестанно сворачивать к горам, у подножья которых разстилаются прекрасные долины. Для таковых мы предлагаем запастись верховою лошадью с проводником и чрез отрасли Яйлы переехать в селение Озенбаш, отстоящее от Стилии не более как в 6 или 7 верстах.

Селение Озенбаш расположено у подошвы Яйлы, на обширной покатистой равнине, орошаемой невдали вытекающим источником и, по числительности народонаселение, садов и чаиров, есть самое обширное и самое богатейшее в Крыму. В нем три мечети и одна соборная джумаджами, могометанская семинарие, кофейня и несколько лавочек, чего не встречается в других деревнях на полуострове. Здесь, кроме хлебопашества, сенокошение, садоводства, огородничества (для своих надобностей), пчеловодства и других сельско-хозяйственных занятий, народонаселение занимается жжением древесного угля, продажею дров и приготовлением колес и мажар для степных жителей. Такое счастливое состояние озенбашцев можно подметить по двух-этажным домам, довольно прилично убранным и по значительному числу домашней скотины. Селение это кроме всего этого славится между татарами красотою обитателей, которые содержат в наружности своей что-то напоминающее греческий тип. Обстоятельство это несколько лет тому назад заставило меня нарочно прожить в Озенбаше около 3-х недель, чтобы изследовать их округ, обычаи, привычки и наречие; но, увы, хотя я и нашел много развалин и памятников, но ничего такого, что свидетельствовало-бы о происхождении их от греков. Мне только удалось и то случайно узнать легенду, намекающую о посещении в древности греками одной из скал, прилегающих к Озенбашу, известной под названием Каплу-кая.

Два года тому назад я гостил в Озенбаше, одном из обширнейших и богатейших поселений татар в Тавриде, Однажды, возвращаясь с гор, ко мне выскочил на встречу страшно изуродованный и заросший длинною бородою пожилой татарин. «Ты вероятно ездил за золотою люлькою?» — закричал он, подбегая ко мне с поднятыми кулаками. К счастию лошадь моя, испугавшись, избавила меня от этой чудовищной личности и я до самой деревни безпрестанно оборачивался, чтобы вторично не быть атакованным ею. Вечером, когда пришел ко мне хозяин мой с несколькими почетными поселянами, я сообщил им об этой неприетной встрече и просил разсказать, с какою целью этот сумасшедший спрашивал меня о золотой колыбели.

— Извольте видеть — отвечал старик — несколько лет тому назад, этот несчастный человек был нашим десятником. Претерпевая ужасную бедность, он день и ночь думал о том, каким бы образом обезпечить себя и свое семейство от недостатков и лишений. С этою целью он вслушивапся в разсказы о кладах и постоянно приходил в отчаяние, что не знает места, где-бы и он мог капать. В одно время человек этот пришел ко мне по делу и затеял свой любимый разговор. — «Знаешь что приетель — сказал я — ты ищешь кладов, а между тем клад под-боком у тебя». Селим недоверчиво покачал головою.

— «Ты не веришь — продолжал я — в таком случае я скрою тайну, завещанную мне отцом: авось она пригодится более счастливым чем ты». При этом бедняга побледнел и умоляющим голосом просил не скрывать от него истины.

— «Ну, слушай — сказал я — ты знаешь ту скалу, которую называют Каплу-кая и которая находится в двух верстах за деревнею нашею?

— «Как не знать, знаю.

— «В этой скале есть пещера…

— «Знаю и пещеру.

— «У конца этой пещеры, как сказывал мне отец, хранится золотая люлька и наковальня из того-же металла. Если ты не трус и желаешь завладеть этим богатством, отправляйся смело под пятницу и иди без оглядки назад; если за тобою послышится свист, плач или крики — не обращай внимание, в противном случае пред тобою предстанут такие чудовища, что ты тронешься ума и на всю жизнь останешься таким.

Выслушав меня, Селим неоднократно спрашивал не обманываю-ли я его? Наконец уверенный, что я сообщил ему то, что слышал от отца, он с сиеющим лицом простился со мною, а несколько дней спустя я и вся деревня увидели его в том ужасном положении, в каком он представился вам.

— Так он лишился ума? — спросил я.

— Совершенно.

— Отчего же?

— Он входил в эту заколдованную пещеру и вероятно злые духи сумели заставить его оглянутся назад.

— Не знаешь ли ты, спросил я — кто поставил в эту пещеру золотую колыбель и наковальню и с какой целью?

— Чтобы ответить вам на этот вопрос, мне приходится разсказать целую историю, сообщенную мне в детстве бабушкою.

— Ты окажешь мне большую услугу.

Татарин наложил трубку и после минутного молчание сообщил мне следующого рода легенду:

«Когда то в отдаленные от нас времена, в южной приморской части Крыма, существовало два сильнейших и богатейших христианских княжества. Одно из них именовалось Френским (генуэзским), а другое Урумским (греческим). Эти два княжества были пограничны между собою и ужасно ненавидели друг друга. Ненависть их выражалась безпрестанными войнами и захватами стад и судов. Естественно, что они в таком положении не могли долго оставаться: надо было порешить чем нибудь, но как? Вопрос этот враждебные князья предложили народам своим и с нетерпением ожидали какой дан будет ответ. Месяц спустя, Френский полководец потребовал от Урумского, что если его князь желает сделаться другом их, то пусть немедленно пришлет в знак дружбы ту золотую колыбель и наковальню, которые составляют священную эмблему княжества.

Услышав это дерзкое требование, Урумский вождь в запальчивости обнажил саблю и сказал:

— Неужели ты не знаешь, что в этой колыбели вскормлены были грудьми цариц все царствовавшие у нас князья, а пред наковальнею клялись в истине и верности мы и все бывшие до нас греки?

— Я и требую это только потому, что сознаю, как высоко вы ставите эти два предмета; если вы принесете их в жертву дружбе, тогда мы убедимся, что вы ею дорожите выше всего дрогоценного для вас. В том же, что мы жаждем мира с вами и готовы дать вам в залог все, чем обладаем, для убеждение потребуйте, и я сейчас представлю.

Тогда Урумский полководец возвратился к повелителю своему и обяснил ему требование и предложение френского вождя.

— Это недурно, отвечал князь, но как бы Френки не обманули нас и как бы сделать так, чтобы они вынуждены были хранить обязательство.

— Так вы решаетесь отдать им вашу и народную святыню? — спросил пораженный воин.

— А как мне иначе сделать?

— По моему подобных уступок не следует делать врагам, а надо потребовать от них чего нибудь такого, чего они не согласятся дать. Тогда требование их изменятся и мирный договор последует без чувствительных потерь.

— Чего ж потребовать?

— Да хоть ту бумагу, по которой они получили право владение землею в Крыму. Надо полагать, что на это они не согласятся.

— Иди, требуй.

Вождь снова предстал пред Френским полководцем и обявил ему волю своего владыки. Этот в свою очередь отправился на совещание к своему господину и принес в ответ, что требование греков ни в каком случае не может быть выполнено.

— Но ты мне обещал словом честного воина доставить сейчас все, что я не потребую, сказал греческий вождь.

— Я не в силах был исполнить честного слова и ты вправе отобрать силою требуемый документ, так точно как и мой господин люльку и наковальню, которые вы предлагали добровольно. С этой минуты я лично считаю себя другом твоим и всей твоей нации и в залог того, что сохраню мое слово, вручаю тебе мое оружие.

Несколько дней спустя, от Френского князя явился новый посланник.

— Возмите от нас все другое, кроме требуемого, говорил он, мы жаждем дружбы, иначе мы все до единого ополчимся против вас и разом прекратим те печальные явление, которые не прекращались до настоящого времени между обеими нациеми: мы силою отберем от вас вашу святыню, если вы не сделаете добровольный промен с нами.

— Ты угрожаешь нам, отвечали греки, в таком случае приводи угрозу твою в исполнение. Мы не боимся никого и скорее все до единого умрем, чем отдадим на поругание нашу святыню.

— Другого ответа вы не дадите мне? — спросил Френк.

— Нет, нет, потому что вы безчестны!

Обстоятельство это возбудило отчаянную войну между Френками и Урумами. Они дрались как львы и тигры и гибли массами. Вскоре в рядах Урумов оказался огромный недочет лучших воинов и княжеству предстояла неминуемая гибель. Френки требовали золотую колыбель и наковальню, обещаясь прекратить войну. Тогда князь выступил пред народом своим и спросил, согласятся ли они удовлетворить неприетеля?

— Нет, нет отвечали воины, мы этого не допустим до того времени, пока все не погибнем.

— Дети мои, сказал им тронутый князь, я и тогда не отдам им колыбели, в которой кормились я и мои праотцы. Еще выше я ценю наковальню, пред которой вы клялись мне в верности. Если вы умрете, клянусь вам, я заморю себя голодом со всем моим семейством на этих священных предметах и скрою их с заклятием, чтобы никому во веки веков не упришлось прикоснутся к ним.

Сказав это, князь с рыданиеми простился с воинами своими и, забрав народные дрогоценности и семейство свое, прибыль к пещере Каплу-кая и с помощию сопровождавших его, вступил во внутренность скалы.

— Я не буду ничего есть до того времени, сказал он удаляющимся от него слугам, пока вы не принесете мне известие о победе; если же я умру раньте, а вы восторжествуете, то пусть смерть мою сочтут за жертву, принесенную за спасение самых дрогоценных предметов моего верного народа.

Когда все разошлись, Урумский князь занес люльку и наковальню в самую отдаленную глубину пещеры и, поставя их здесь, склонился на колени и произнес такого рода заклятие:

«Всеведующие духи! призываю вас в эту мрачную глубину быть свидетелями моей предпоследней воли. Вам известно, что я и все бывшие до меня Урумские князья, вскормлены были грудью матерей своих в этой дрогоценной колыбели, вследствие чего она сделалась нашею святынею. Вы также знаете, что перед этою наковальнею я, предместники мои и весь Урумский народ произносили клятвы верности, истины и дружбы и никогда никто из нас не изменил произнесенному обещанию. Следовательно и это орудие для нас также священно как и первое. Между тем алчные и ненавистные соседи наши Френки, задумали лишить нас этих дрогоценностей и подняли весь народ мой против себя и этот несчастный трудолюбивый народ погибнет ради спасение священных для него предметов. Погибну и я с семейством, охраняя наши общие святости. Вы добрые духи будете видеть мои предсмертные муки и слышать вопли невинных моих детей. Умоляю вас ради пожертвовавших собою собратий моих, ради смерти детей моих, отныне и навеки вечные принять под сохранение свое эти безценные вещи, за принадлежность которых умирает целая нацие с государем.

«Аминь! раздалось в мрачной пустоте скал.

— Заклинаю кровью нашею, продолжал князь, и тот, кто решится взглянуть на эти сокровища с умыслом похищение или разглашений, пусть лишится разсудка и подобно бешеному волку рыскает по горам до тех пор, пока погибнет таким же жалким образом, как и я, последний охранитель народных святостей.

«Аминь! произнесли духи.

— Но если милостивый творец наш совершит чудесное спасение моего княжества и я останусь в живых, то пусть тридцать третий первенец моего поколиние воспользуется правом свободного приобретение этих предметов: к тому времени поколение наших врогов, если не нами будут изгнаны, то их изгонят сильнейшие нас.

«Аминь! аминь! прозвучало в глубине грота.

В этот момент пред князем показался в белой одежде престарелый дервиш и сказал ему:

— Не отчаявайся владыка греков: твои дети изгонят завтра же врогов и ты поцарствуешь еще долго. Но печален будет конец царствование твоей дочери. Ты счастлив, что не доживешь до этого грустного времени; счастлив и тем еще, что не увидишь почти повсеместного истребление твоего народа.

— Кто же истребит его? — спросил князь.

— Теперешние же враги ваши.

— И ужели Господь допустит их до этого?

— к тому времени твой народ заслужит кару неба.

— А френки?

— Судьба их более несчастна, отвечал дервиш. Они все почти погибнут от руки чужеземного народа и только немногие бежат или примут религию победителя; между тем поколение твоего народа размножатся и доживут до счастливого времени.

— Блогодарю Создателя и за эту милость — и князь протянул руку, чтобы прикоснуться к одежде святого человека, но он исчез.

На третий день после этого видение, к князю прибыли гонцы с приглашением возвратиться в отцовское наследие.

С той поры люлька и наковальня стоят в гроте Каплу-кая и бдительно охраняются духами».

Легенда, эта как оказалось впоследствии, сообщена была деду моего хозяина какими-то греками, приезжавшими неизвестно откуда с целью забраться во внутренность этой скалы и завладеть сокровищам предков своих. Разсказ этот до того меня занял, что я на следующий день решился забраться в волшебный грот; но увы, не смотря на все мои усилие вскарабкаться на отвесную скалу; где чернело отверстие или вход в нее, остались безуспешными. Мне нужен был человек, способный лазить по таким местам, но никто, ни за какие блага, не хотел мне посодействовать и татаре попрежнему остались при своем убеждении, что пещеру эту охраняет злой дух и что там по прежнему стоят золотая колыбель и наковальня Урумского княжества.

Коккозская долина

Из Озенбаша можно переехать чрез горы в Коккозскую долину, отстоящую отсюда в двух-часовом разстоянии или приблизительно в 10-12 верстах. Переезд этот не представляет никакой опасности и, судя по живописности видов, может доставить удовольствие каждому любителю гор и лесных дач.

В Озенбаше всегда можно найти для этого хорошую лошадь и опытного проводника.

Вот возможно подробное описание Коккозской долины и пространства прилегающого к реке Бельбеку до деревни Тоберти и Каролезов.

Кому приходилось жить в южных приморских городах Таврического полуострова, тот неоднократно бывал в прекрасной Коккозской долине, расположенной на берегу реки Бельбек, славящейся в Тавриде тем, что при самых продолжительных засухах, она в верховье изобилует водою. Коккозская долина начинается у подошвы юго-западного отклона Яйлынского хребта, образующого в виду ея живописные скалы: Сидам-кая, Биюка, Демир-хану, Сиври-кая и Давлица. Дальнейшие отклоны этих скал закрыты до того рослым и густым буковым лесом что с большим трудом может пробираться даже туземный татарин. Там, где заканчивается этот лес, разстилается едва приметная зеленая покатость, изрезанная оградами сенокосных чаиров, а дальше — заросшая прекрасными фруктовыми садами, в промежутках которых выглядывают домики обширного татарского селение Коккоз, с пятию мечетями.

Путник, впервые взглянувший на эту роскошную местность, невольно позавидует жизни здешних владетелей татар. И в самом деле, чего еще может требовать поселянин, обладающий 6-ю тысячами десятин земли, большинством покрытой громадным лесом и настолько плодотворной, что до настоящого времени никто не замышлял об удобрении ея нив. Здесь река переполнена форелью и раками; здесь дозревают все лучшие плоды юго-западной части Тавриды; здесь пчелы дают восхитительный мед, а вечно зеленые чаиры — огромное количество превосходного сена; здесь прекрасные лошади и такого рода короны, которые никогда не требуют заботливости хозяина; здесь козы приносят по два приплода в год и щедро вознаграждают владетеля отличною шерстию и жирным молоком, из которого приготовляется любимый татарами тулупный сыр. Кроме всех этих естественных благ, здесь поселянин, обладающий великолепным буковым лесом, на свободе занимается изготовлением колес для подвод, которые доставляют ему средства для более комфортабельной жизни.

Эту долину я посетил в первых числах сентября, т.е. в то время, когда все фрукты были созревшими. Все деревенские женщины, покончив со своими садами, вышли в лес, чтобы собирать кизил и фундуки, зоготовленные им природою, а мужья только и выжимали сок из мягкого фрукта, для приготовление бекмеза, считающогося нетолько лакомством, но и врачующим средством против различного рода недугов в человеческом организме. На вопрос мой, что они делают с кизилем? хозяин дома, где я остановился, отвечал, что они засушивают его на солнце с двоякою целью, а именно: продавать и сберегать в доме как средство очень полезное при простудах. Кизил, прибавил он, всегда слыл радикальным лекарством в болезнях простудного свойства, как питье противодействующее жару и воспалению. Об этом фрукте у нас даже сохранилось предание, что некогда нашу долину посетил один из знаменитых врачей, с целью остаться у нас в качестве медика, но как только он заметил, что мы собираем кизил и сушим его для употребление в болезненных случаях, врач этот, на другой же день, обявил своему хозяину, что люди, употреблявшие отвар кизила, не могут иметь надобности в медиках, и навсегда удалился из Коккозской долины.

Я посетил эту деревню с единственною целью, осмотреть ея окрестности в археологическом отношении и проверить насколько правдоподобно предположение Палласа о происхождении обитателей ея от генуэзцев. Как человеку, знакомому с малейшими оттенками в наречии и типичности крымских жителей, мне хотелось видеть всех их в своем гнезде, вслушаться в разговор и изучить туземные предание, всегда почти проливающие свет на минувшие века. Вот что я нашел достойного для заметок моих: по мнению татар, поселение их названо Коккозом (т.е. голубоглазым) потому, что большинство жителей имели серовато-голубые глаза; что оно завоевано одновременно с окрестностями Бахчисарая каким то предводителем толпы татар основавшим здесь свое постоянное местопребывание. Затем они знают, что местность эта посещалась турками и как бы в доказательство последняго, указывают на источник воды, до настоящого времени именуемый паша-чекрак, будто бы открытый бедуинским жеребцом, на котором ехал предводитель турецкого войска. На этом останавливаются все их познание; что же касается: наречие, характеристических свойств, наружности и вообще житейских приемов и привычек, — во всем этом проглядывает смесь греко-татарского первообразов. Когда я убедился в последнем, мне, для более ясного доказательства, необходимо было открыть здесь, или в ближайшей окрестности, развалины крепости, храма и кладбища — необходимых сооружений первобытных греков Тавриды. К счастию мне, без особенных трудов, удалось открыть все эти памятники, положителыю удостоверяющие, что в Коккозской долине до прибытие в Крым монголо-татар, жили греки, впоследствии отчасти принявшие ислам, а отчасти вышедшие в Мариупольские степи в 1778 г. Первый из этих памятников находится в юго-западной окрестности деревни, на скалистом выступе Давлица. Само название этой скалы происходит от греческого слова авли или авлица, означающого двор или маленький двор. И действительно, на ней существуют развалины чего-то подобного укреплению, или вернее — предохранительного замка, в котором, весьма веероятно, скрывались женщины и вообще малосильные люди, при внезапном нашествии неприезненных полчищ. Что это не подвергается сомнению и не могло иметь другого назначение, стоит принять в соображение, что скала эта трудно-доступна, а укрепление расположено на таком скрытном пункте, которое невозможно было открыть чужеземцу. С такою целью и на таких же местах сооружались, как известно нам, и все прочие греческие замки на южном берегу Тавриды. Кроме этого, на Давлице есть пещера с источником воды, в которой (пещере) сохранились признаки православного богослужение. По преданию татар, вода эта целительного свойства и еще очень недавно, будто за нею приезжали из Мариуполя какие то греки, наследовавшие от отцов убеждение, что источник этот исцелял всякого рода недуги. Все это ясно подтверждает о пребывании здесь греков и что теперешние татаре Коккоза, суть потомки турко-татарско-греческого смешение. В подтверждение сказанного я нашел в конце селение, против мельницы, на холме, древнее кладбище, установленное надгробными камнями, отчасти схожими с греческими кладбищами в селении Алушты, но большинство представляющие памятники мало известной конструкции в греческом мире. Мавзолеи эти сооружены из цельной массы камня, в виде продолговатого шатра, основанного на трех пьедесталах. Естественно, что еслиб они не были все обращены к востоку, я принял бы их скорее за караимские, чем за христианские. Кладбище это очень не велико и свидетельствует, что здесь обитало или очень мало греков, или что на нем погребались люди богатые настолько, что имели возможность ставить надгробные монументы. В то время, когда я осматривал это кладбище, один из местных землевладельцев пригласил меня осмотреть найденную им железную ось, в которой оказалось весу 14 пудов и 1 фунт. Ось, по измерению моему, имела в длину 2? аршина и, судя по выемам, образовавшимся у оконечностях от сильного трение, без сомнение находилась в деле, но в каком? Ни местные жители, ни и я ни сам владетель не могли придумать ея назначение.

Покончив осмотр Коккоза, я направился к развалинам, известным под именем Хани-кая, в урочище Дербиза. Развалины эти находятся между деревнями Коккоз и Ени-Сала. По числу руин надо полагать, что здесь был небольшой городок с прекрасными постройками оставленный Бог весть по каким причинам. По народному же преданию, здесь было татарское селение Ханий-кой (т.е. деревня барыни), получившее название это по следующему поводу: будто в царствование Крым-гирей-хана существовал закон, налагавший штраф в тысячу червонцев на всякое селение, в окрестности которого находили убитого человека. Помилование следовало только в таком случае, если представляли виновного к суду. в одно время жители Хани-кая с ужасом узнали, что за селением их очутился Бог весть кем убитый ребенок. Не имея возможности заплатить огромный штраф, они обратились к обитавшей в этой же деревне жене какого то знаменитого мурзы, с просьбою спасти их от незаслуженного наказание. Ханийша изявила согласие, но с тем, чтобы общество подарило ей эту деревню. Беднякам не представлялось более выгодных условий и они поневоле должны были уступить свои земли хитрой женщине, которой не трудно было убедить хана в своей невинности, так как по закону она не в праве была выходить из дома, чтобы подметить или задержать убийцу. С этого времени местность эта получила название Ханий-кая.

— А не знаете ли вы причин раззорение этой деревни? — Спросил я у сопровождавших меня татар.

— От дедов мы очень много слышали об этом селении. Нам было завещано даже, чтобы никогда никто из нас не поселялся на этом проклятом месте.

— Вероятно здесь жили не хорошие люди?

— Должно быть, иначе милостивый Аллах не довел бы их до таких печальных последствий.

— Каких же именно?

— А того, что они все вымерли, испытав предварительно всевозможные болезни и другого рода явление, требующие или раскаяние или выселение; но они заупрямились и погибли. Отец мой мне говорил, что в предпоследние дни существование этого селение, пред дверьми каждого дома как только наступит ночь, начинался плач ребенка, прекращающийся не раньше разсвета и что явление это до того напугало соседних жителей, что они подготовлялись выселиться, чтобы не слышать этих ужасных воплей.

Разсказ этот заставил меня подумать, что развалины эти принадлежат древним обитателям Коккозской долины и что еслиб оне принадлежали менее отдаленным временам, то татаре не создали бы подобного рода легенды, в которую и сами едва ли верят. По замечанию моему, народ этот создает баснословные разсказы только тогда, когда не наследует правдоподобным свидетельствам о местности, интересующей его оригинальностию, недоступностию или чем либо другим останавливающим внимание.

В 7 верстах от Коккоза, у подошвы Яйлынской отрасли, разделяющей Коккозскую от Байдарской долины, находятся татарские деревушки Коклуз, Янджу и Маркур, а немного дальше Багатирь, Махульдур, Яни-сала, Фот-сала, Айригуль, Адым-чокрак и Отарчик, состоящие в общем плане с Озенбашскою и Коккозскою округою. Все эти деревни очень живописны и заслуживают внимание взглянуть на них. Вблизи от Адым-чокрака находится селение Ай-тодор (Св. ?еодора) в котором встречаются некоторые следы пребывание греков, вероятно вышедших отсюда в 1779 году в Мариупольские степи. В деревне этой я переночевал и, нанявши нового проводника, решился осмотреть на другой день окрестности Ходжа-Сала и Мангупские высоты, которые жаждал видеть с детства.

Мангуп

Рано утром мы направились к развалинам знаменитого Мангупа. Около часа мы ехали не встречая ни единого человека и затем повернули к Каралезской долине, замечательной растительностию и плодородием почвы.

— Как вы счастливы, что живете на таких местах, сказал я проводнику.

— Счастлив по-моему только тот, кто не терпит нужды, но нам нередко приходится оставаться без хлеба, в особенности когда не бывает дождей или когда является безпощадная саранча — этот бич Божий, так некстати созданный Аллахом по просьбе Сулейман-пейгамбера (Соломона).

— Неужели Соломон, просил об этом Бога?

— По разсказам наших мулл, этот царь-пророк, после того как опостыло ему его народное богатство; пожелал видеть и царство свое в бедности, тогда Господь сотворил саранчу, которая в течении года раззорила народ и казну его до основание.

Проехав еще несколько верст под скалами, мы вехали в ущелье, стиснутое высокими горами с каменными верхушками. После двух трех оборотов показалось впереди полуразрушенное татарское селение Ходжа-Сала, лежащее у подошвы Баба-хая, на вершине которой рисовались остатки гигантских крепостей величественного Мангупа.

— Не имеешь-ли ты и здесь родственников? — спросил я у своего чичероне.

— До эмиграции татар из Крыма имел, но теперь никого здесь не знаю.

— Где же мы остановимся?

— Об этим не безпокойтесь: владетель Ходжа-Сала построил заезжий безплатный дом, в котором каждый может жить несколько дней.

Несколько минут спустя, мы подехали к небольшому домику, расположенному у дороги. Проводник мой спешился и помог мне последовать его примеру: затем он ввел меня в совершенно никем необитаемый домик, а сам отправился в селение, чтобы купить нам и для лошадей корму. Час спустя татарин мой возвратился без ничего и страшным образом заклинал Хаджа-салинских жителей.

— Чего это ты разсердился?

— Помилуйте! Как не разсердиться, когда я давал рубль серебром за два басима сена и столько же за кувшин молока, а мне отказали за неимением. Это просто варвары, которых сотрет с лица земли наш милостивый пророк.

— Чтож нам делать теперь? Неужели придется ехать дальше, не осмотревши Мангупа?

— Проводник мой задумался, но вдруг, как бы очнувшись от сна, схватил мой пистолет и бегом пустился в деревню. Я хотел и понимал, что татарин не способен сделать особенных глупостей из за куска хлеба, но признаться побаивался, чтобы его не схватили с оружием в руках и не приписали дурных намерений. К удовольствию моему ничего подобного не случилось и Ахмет возвратился с сиеющим лицом.

— Я там напугал одного из здешних богачей, — сказал он улыбаясь, — что он сейчас же обещал принести все, что следует для приема чиновника и его свиты.

— И ты имел дерзость угрожать?

— Каким же образом поступать с теми, которые не имеют понятие о гостеприимстве и отказывают в куске хлеба за деньги?

И действительно, не прошло и десяти минут, как показался у дверей наших татарин с предлинною седою бородою, за ним следовал другой с медным подносом, установленным разными холодными яствами. Поздравивши меня с приездом, он предложил завтрак. — Каким образом вы изволили заехать к нам?

— Осмотреть развалины Мангупа.

Почтенный старик косо посмотрел на моего проводника, который вероятно уверял его, что я приехал по делам службы. После минутного весьма неприетного для меня молчание, старик, спросив мою фамилию, оказался каким-то приетелем моего дяди и, естественно, его дурное расположение духа исчезло. Тысяча вопросов и воспоминаний полились из его красноречивых уст и мы сделались приетелями. Вскоре затем явился кофе и корм для лошадей наших. Вечером, сидя на дворе при сиении луны, я завел разговор о Мангупе. Вот предание, которые мне передал об этой местности старик и которые едва ли кто другой знает, потому что все первобытные Хаджа-салинские татаре, за исключением его одного, ушли за границу.

«Основание Мангупа, судя по преданию стариков, положено какими то женщинами, которых мужья выступили на воинственный промысел в отдаленные богатейшие страны свеета. Лучшей местности по недоступности для слабых женщин, оставленных на произвол судьбы и кровожадных черкесов — нельзя было отыскать. Женщины эти поселились на самой вершине Баба-кая, а рабов своих разместили в пещерах, окружающих эту возвышенность. Долго они проводили жизнь свою прилично женщинам, разлученным с мужьями и строго обращались с рабами; между тем последние, обдумав, что неприлично мущинам подчиняться слабым женщинам, решились овладеть ими и сделаться господами. Предположение это открыто было детьми властительниц и сообщено матерям. Страх быть порабощенными презренными невольниками заставил их собраться на совет и они порешили истребить дерзких по одиночке. Чтобы достичь этого, совет сейчас-же приступил к исполнению своего постановление и все рабы, находящиеся в это время на возвышенности горы, безпощадно были преданы смерти; но в тот момент, когда посланник за остальными невольниками сходил с горы, рабы, осведомленные уже об ожидающей их участи, вооружившись чем попало, как алчные звери неслись на повелительниц своих и в самое непродолжительное время овладели ими. Старейшие из них сброшены были в пропасть с высочайшей точки Баба-каи, а все другие обращены в жены-прислужницы. Много лет спустя, невольническое племя размножилось и начало делать отсюда страшные набеги на соседние города и села. Как вдруг неожиданно возвратились их господа. Рабы, не узнав их, приготовились к сопротивлению, но вскоре, услышав повелительный крик султана своего, до того потерялись, что и сами решились броситься с той скалы, откуда сбросили некогда свои госпож. Сделавшись по прежнему обладателями этой местности, воины эти, признав недостойным сожительство с женщинами, прижившими детей от рабов своих, постановили истребить их со всем поколением, а самим удалиться навсегда из этой страны. И невинно осужденные прекратили жизнь свою под ударами сабель. Деды наши разсказывали, что от крови их повыростали те деревья, листья которых ныне собираются здесь в громадном количестве для окраски сафьянов. После этих событий, вершина Баба-каи долго оставалась необитаемою, пока местные жители страны вынуждены были занять и укрепить ее теми стенами и крепостями, развалины которых вы увидите завтра, но и эти погибли здесь, уступив место татарам, принявшим в жидовскую веру*. Эти последние устроили здесь дворцы и долго владычествовали в Крыму, но порабощены были греками и оставались рабами их до того времени, пока не явились сюда Турки, прозвавшие их Караимами, т.е. исповедывающими черную веру. Предки мои не однажды бывало говорили, что еслиб эти собратие наши по происхождению и языку не принимали жидовской веры, они до настоящого времени господствовали бы здесь и никто не вытеснил бы их. Вот вам все, что я знаю о Мангупе в общем, но в отдельности там каждая почти пещера, каждая груда камней имеет свою повесть грустного содержание. Когда вы побываете на этой возвышенности и осмотрите ея, тогда я передам вам все, что когда-либо слышал от родителей»…

— Но я наверно ни на чем не остановлю моего внимание, если не буду заинтересован каким нибудь разсказом.

— Это отчасти справедливо, — отвечал он, набивая трубку. Пожалуй я вас подготовлю. К вершине Мангупа ведут два пути: первый по оврагу Аман-дере, прозванному этим именем по существованию здесь бани во времена турков и второй по оврагу Табана-дере, так названному по жительству в нем табанщиков или приготовителей кож и сафьянов. Последний начинается сзади домика, у которого мы находимся теперь. Так как этот считается ближайшим и интереснейшим, то вы наверно воспользуетесь им. По этому пути вы прежде всего наткнетесь на длинную широкую стену, разрушенную только в том месте, где когда-то были ворота. Стена эта служила первою преградою для желающих проникнуть в Мангуп. Предание говорит, что она воздвигнута была в одну ночь каким-то джином или злым духом, с которым был в дружбе военачальник Мангупа. в подтверждение этого, отец мой мне говорил, что сам видел здесь шейтана, сказавшого ему об этом. За стеною этою начинается обширное кладбище, без сомнение всех когда-либо обитавших на Мангупе жителей, за исключением турок. Этого кладбища каждый из нас так боится, что не иначе проходит ночью, как безпрестанно призывая на помощь имя Божие. Кто знает, сколько здесь схоронено идолопоклонников, детей страшного ада! в молодости моей я не раз, выходя ночью на двор, слышал оттуда крики и песни каких-то чудовищ, а брат мой, возвращающийся поздно, видел у одного надгробного памятника необыкновенной толщины женщину, окруженную безсчетным числом крошечных горбатых людей. С левой стороны этого кладбища у подножья скалы, составляющей протяжение площади Мангупа, представляется целый ряд искусственных пещер с корытами, изсеченными в камне же. Здесь, еще не так давно обитали кожевенники, которые нашли эти вечные домики, приготовленные, быть может, рабами тех женщин, о которых я вам говорил уже. Затем вы вступите на макушку Баба-каи и пред вами откроется прекрасная поляна, местами заваленная руинами и окаймленная с северо-восточной стороны высокими башнями и стеною; чем дальше вы идете к югу, тем чаще попадаются развалины, кладбища и основание больших зданий. Предание говорит, что около этих кладбищ жили турки и караимы. Это вы и сами узнаете по надгробным памятникам. На турецком кладбище вы заметите небольшую ограду с признаками святого. Там схоронен один из наших шейхов, успевших обратить в мусульманство многих неверных. Могила эта творит великие чудеса: все больные, подходящие к ней с верою, возвращаются здоровыми. Дальше пред вами выростает величественное здание с полуразвалившимися около него стенами повидимому некогда укрепленными. Это был дворец падишаха или повелители горных жителей. Старики передавали нам, что подобного здание в древности не было в целом мире, что оно имело множество подземных ходов, которыми легко было укрыться царствующим от всякого рода неожиданностей; что перед ним выстроена была какая-то башня, которая обладала свойством при малейшем ветре играть так восхитительно, что все птицы слетались послушать ея дивные звуки; что будто этою башнею управлял какой-то страшный колдун, которому известны были все тайны природы и который прожил около 500 лет, отвращая всякого рода неприетности и неудачи своих повелителей. Как только прекратил свою жизнь этот маг, Мангуп в тот-же день сделался добычею алчных чужестранцев, которые превратили его в притом разврата и страшных истязаний человечества. Есть придание, что один бей (князь) только и потешался мучениеми детей, похищаемых воинами его у туземцев. Этих малюток он собирал в одну из пещер, известную до настоящого времени под именем Дауджи-хоба (эховая) и морил их голодом, восхищаясь их предсмертными стонами и криками. Этого мало, он считал великим наслаждением брасать их своеручно в ужасную пропасть из павильона, изсеченного на сплошной скале Еллибуруна, предлагая вознаграждение тому из воинов своих, кто подхватить несчастного младенца. Ужасы эти продолжались до тех пор, пока сам варвар, потеряв баланс или толкнутый ожесточившимся Богом, не слетел с одною из жертв своих в эту неизмеримую пропасть»…

В это время подошел к нам молодой татарин и после приветливого поклона, расположился около нас.

— Ты очень кстати пришел сын мой — сказал старик. Мне время идти на молитву.

— Как жаль, что вы не можете окончить начатого разсказа, — заметил я с чувством сожаление.

— Кончим завтра, если будем живы и притом сын мой не хуже меня знает все более или менее достопримечательные места Мангупа. Когда он вам их покажет, тогда я на вопросы ваши дам удовлетворительные ответы.

Мангуп и Каралезы

Ровно в 2 часа пополудни мы возвратились в Хаджа-салинскую гостиницу, утомленные жаром и продолжительностию ходьбы. На этот раз почтенный татарин сам вышел к нам на встречу и приказал как можно скорее подавать обед. «Ну что, каким показался вам Мангуп?», — спросил он, когда я прилег на войлоке.

— Восхитительная местность. Право древние люди обладали замечательным вкусом, относительно выбора местности для поселение.

— Скажите лучше, что они были умнее, терпеливее и менее доверчивы сравнительно с нами. Знаете-ли вы, что я иногда взбираюсь на Мангуп и просиживаю на вершине его по целым часам с единственным желанием научиться терпению и трудолюбию, этим важным достоинствам первобытного человека.

После сытного обеда, татарин спросил меня: на чем преимущественно я остановил мое внимание на Мангупе?

— Прежде всего, я с удовольствием смотрел на крепостные стены и остатки дворца, но самым интересным мне показались: павильон из цельного камня и пещеры в отвесной оконечности Елли-буруна. Скажите пожалуйста, не существует ли у вас легенды об основании их?

— Нет, я ничего подобного не слыхал. Мне известно только то, что они существуют с незапамятных времен. Что касается до крепости, защищающей вход с Табана-дере, то существует разсказ, что она была разрушена каким то богатырем, пришедшим сюда из отдаленных стран света по наслышке, что у Мангупского бея дочь первая красавица мира. Богатырь этот, явившись к Мангупу, потребовал, чтобы бей показал ему свою дочь, ради чего он пришел издалека. Вместо гостеприимного приема, повелитель Баба-каи выслал против него несколько воинов с приказанием принести к нему на показ голову дерзкого чужестранца, но на деле вышло совсем другое: богатырь, уничтожив эту ничтожную рать, направился к воротам Мангупа и не только опрокинул их, но даже разрушил верхнюю часть крепости, прикрывающей их для того, чтобы умертвить засевших в ней воинов. Покончив с этим, герой продолжал требовать появление красавицы, грозя в противном случае весь город превратить в развалины. Тогда напуганный князь своеручно вывел к нему единственную дочь. Богатырь, осмотрев ее с головы до ног, улыбнулся безвкусию народной молвы и, пожелав ей такого-же щедушного супруга, как и она, быстро удалился с вершины Мангупа. Пораженный такою снисходительностию богатыря, князь Мангупа, починяя разоренную им крепость, приказал вырубить на одно из плит ея, на память об этом событии, надпись, восхваляющую доблестных людей. О павильоне Елли-буруна, кроме сказанного мною вчера, я могу сообщить вам, что во времена турецкого господства в Крыму, здесь произошло такого рода происшествие: один из пашей, ежедневно просиживая в нем по несколько часов, однажды заснул под разсказ какого-то пленника, содержимого на Мангупе. Когда он проснулся, пред ним лежало обширное подземелье, освещенное с двух противоположных сторон небольшими отверзтиеми. Не постигая каким образом он попал сюда, паша после долгого мечтание решился поискать выхода. Неуспел он сделать несколько шогов, как наткнулся на огромную кучу золотых и серебряных монет. Восторг его был неизясним, но в то время, когда он разсуждал о перевозе этого богатства в отечество, внезапно предстал пред ним злой дух в образе прекрасной женщины. «Ты мечтаешь завладеть моими сокровищами, сказала она, потупляя взор, но я их берегу только для того, кто сделается моим мужем. Паша вздрогнул; но вскоре мысль обладать обеими сокровищами утешила его. — «Не я-ли твой суженный, прелестная из женщин — сказал он. Злой дух вместо ответа приложился губами к плечу престарелого мусульманина. Турок нестерпел и совершил в подземелье страшный грех. Тогда лукавый джин заставил его произнести клятву вечной неразлуки с ним на земле, в рае и аде! Лишь только произнесена была клятва, злой дух, приняв свой естественный вид, разразился зловещим хохотом, а паша снова очутился в павильоне, пред стоящим у ног его пленником. с той поры, как только наставала ночь, коварный Шайтан являлся к несчастному паше и, высыпая из мешков золотые и серебряные монеты, упрашивал его поскорее умереть, чтобы сделаться неразлучными друзьями в аде. Настаивание это продолжалось до того времени, пока бедный турок лишился ума и однажды, розыскивая подземелье, в котором хранятся его сокровища и прелестная жена, он был сброшен, как полагают, своим джином, в страшную пропасть и таким образом душа его соединилась навсегда с существом, которого он страшился во всю жизнь и против лукавства которого постоянно призывал имя всесильного Аллаха.

В три часа пополудни мы выехали из Ходжа-салы и направились в Бахчисарай. Путь наш пролегал мимо трех Каралезов, примыкающих к Мангупскому ущелью, замечательных роскошною садовою растительностию, в центре которых протекают источники Суук-су и Яз-чекрак, служившие пополнением вод реки Бельбека. Каралезы расположены на великолепной равнине у подошвы скалистых гор до того чудных и фантастических узоров, что невольно ожидаешь от туземных татар разсказов самого волшебного содержание. Таких убеждений кажется был и один из польских писателей г. Хоецкий, посетивши эти деревни, но так как он ничего не мог узнать от местных жителей, то и выдумал следующого рода легенду, будто бы сообщенную ему писателем надгробных эпитафий:

«Невдали от Каралеза старожилы татаре указывают на развалины таинственного замка, проклятого Богом и сокрушенного небесным огнем. Правоверные с отвращением проходят мимо этого места ночью и разсказывают женам и детям про страшные встречи.

Основание этому дворцу, известному под именем Красного, внезапно положил неизвестно откуда прибывший в Бахчисарай старик, нищий на вид. Страшный дворец этот окружен был совсех сторон высочайшими стенами. в одно время таинственный строитель этого здание исчез, но месяц спустя он снова появился с четырьмя немыми невольниками и прекраснейшею из девиц. Что делалось в этом жилище — никто не мог узнать. Тем временем на корабле, занесенном бурею в Инкерман, явился молодой грек Ипсариоти, который ежедневно являлся к таинственному замку и тщетно усиливался проникнуть в него или по крайней мере узнать у немых стражников кому он принадлежит и кем обитаем. Эти неутомимые прогулки вскоре замечены были томящеюся в красном дворце девицею. Обвороженная прекрасною наружностию соотечественника своего, она однажды, в отсутствие тирана старика, решилась бросить милому чужестранцу букет цветов, указывая ему путь, которым легко проникнуть в замок. Ипсариоти казалось ожидал этого, потому что не замедлил явиться к несчастной пленнице и они пламенно предались друг другу; между тем обладатель Красного дворца не возвращался и молодые люди, сгорая взаимною любовью, предположили что он где нибудь погиб. Таким образом прошел год. Ипсариоти был отец миленькой дочери и завидовал своему счастию. В одну из темных ночей, очаровательная Елена, сквозь сон услышала стук лошадиных копыт; но ей так было отрадно смотреть на сладкий сон близких существ, что она, не допуская опасности, снова предалась сладкому сну; но не прошло и десяти минут после этого, как послышались около нея угрозы и крики. Очнувшись она увидела пред собою ужасного старика, приказывавшого своим слугам схватить Ипсариота. Несчастная Елена бросилась к невинному ребенку и сильно прижала к груди своей. Чрез полчаса тиран снова вошел к ней и, бросая на постель окрававленную голову друга ея, сказал: вот приданое твоей дочери от отца!». С этими словами он скрылся и снова во дворце воцарилась глубокая тишина.

Несчастная Елена не могла пережить этого горя. Выскочив на двор со страшными рыданиеми, она бежала не останавливаясь до тех пор, пока не заблистало пред ней море. Здесь, совершив краткую молитву, она бросилась в пучину черных волн и исчезла в них с крошечным ребенком».

Разсказ этот совершенно не в духе татарских легенд и напрасно почтенный Хоецкий задумал уверять читателей своих, что будто слышал его от туземца — татарина.

Каралезами именуются три татарские деревни, расположенные на одной линии по течению р. Бельбека. Верхнее селение для отличие именуется Юхары-Каралез, среднее — Орта, и нижнее — Ашаа. При изобилии текучей воды, положение здешних обитателей едвали не есть самое счастливое в Тавриде: во первых, они со значительными выгодами занимаются хлебопашеством, садоводством, огородными овощами, табаком и пчеловодством и, наконец, проживают в близком соседстве, Севастополя и Бахчисарая, быстро закупающих всякого рода сельско-хозяйственные произведение.

По словам туземцев, Каралезы основаны каким-то мурзою Кара-Ильясом, вскоре после перенесение Крымскими Ханами столицы в Бахчисарай. Предание это оправдывается тем, что здесь нет никакого памятника, свидетельствующого о пребывании других народов, и тем еще, что до эмиграции татар существовала в Крыму фамилие Каралезских мурз.

В Ашаа или нижнем Каралезе против мечети, в числе новых и надгробных камней, встречается один совершенно подобный караимскому с тремя рельефными кругами по бокам. Памятник этот легко принять за чуждый татарам, еслиб он не был поставлен 14 лет тому назад одним мусульманином над прахом нежно любимой жены. По ниже Каралезов расположена неболыная деревушка Кабарда. Название это послужило некоторым на описывающих Крым, незнакомым с татарским языком, к предположением, что она первоначально основана кабардинцами, тогда как слово это просто относится к глинистой почве, имеющей свойство надуваться при разлитии реки. Кабарды в буквальном переводе значит: надулас, вспухла. За Кабардою по течению реки, представляющей с обеих сторон прекрасные сады, находятся татарские поселение: Заванкой, Отар-кой, Аджикой, Даванкой и Бельбек. Все эти сады тянутся до морского берега и издали, особенно с палубы подходящого к Севастопольской бухте парохода, кажутся прекрасною зеленою лентою, как-бы нарочно растянутую для оживление печального однообразие степей.

Проехав Кабарду, мы повернули на право к Биюк-Сюйрену, откуда еще раз взглянули на Сюйренскую древнюю башню, сохранившую на внутренних стенах довольно явственные следы Корсунской живописи. Затем мы прибыли к линии, по которой, начиная от Яйлынской подошвы, идут деревни: Биюк-азенбаш, Авджи-кой Бие-сала, Мачи-сала, Пичхи, Севри-таш, Теберти, Тюле и Арам-кой. От Пичхы, начинается Качинская долина, которая, скрываясь в зелени садов, в дальнейшем протяжении своем имеет деревни: Топчи-кой, Халым-тай, Ах-тачи, Гулюм-бей, Четкары, Ах-шеих и Эфенди-кой. Все эти деревни представляют очаровательные виды и свидетельствуют о счастливой судьбе обитателей.

В Теберти я должен был остановиться, чтобы осмотреть древнее кладбище. Вызванный мною из деревни пожилой татарин охотно изявил согласие сопровождать меня. К счастию оно находилось по соседству с деревнею и я мог обойти его в несколько минут. Для незнакомого с Крымскими надгробными памятниками, кладбище это показалось бы принадлежностию народов отдаленной древности, потому что монументы его не имеют отпечатка ни древне-греческого, ни татарского стиля, а отчасти походят на караимские. Тут-же есть множество памятников чисто татарского современного вкуса, а несколько дальше я встретил и такие, которые составлены наподобие древних греческих — из четырех громадных плит. Ясно, что все эти монументы принадлежат искусству впервые поселившихся здесь татар, которые не успев еще создать себе отличительную форму надгробных знаков, перенимали ея от первобытных жителей страны.

Когда мы кончили разговор наш об этом, в комнату явилась хозяйка дома, и, поставив по средине ея табурет, возвестила, что сейчас подаст кушать. Хозяин не замедлил придвинуть к нему подушки. Минуту спустя внесен был большой медный поднос, обложенный по краям большими кусками хлеба и деревянными ложками; в центре стояла глиняная чашка с шорбою, подбеленною кислым молоком. Гости без повторение просьбы расположились вокруг табурета, на который поставлен был поднос и ужасно удивились, что я отказался обедать с ними.

Здесь мне кажется не лишним познакомить читателя с привычками Крымских татар относителыю еды. Наш татарин не принадлежит к числу прихотливых и ненасытных людей. Для пресыщение его достаточно ломоть хлеба и головка чесноку. С этим он никогда не станет роптать на бедность. Пищею этою довольствуется и тот из них, который в состоянии был-бы ежедневно кормиться любимою бараниною. В домашнем быту, начиная от зажиточного до бедного татарина, установлен следующий обычай во времени приема пищи: утром выпить один или два филиджана (чашечки) кофе без хлеба, в полдень закусить кусок хлеба с какими нибудь солеными или свежими овощами; обедать же вечером. В большинстве случаев обед этот заключается в одном и редко в двух блюдах, приготовленных без мяса, на сладком и окисленном молоке или на овечьем сале. Мясную пищу татар, считая дорогою, очень редко употребляют в деревнях; для них важнейшими продуктами, которые они почти все однажды зоготовляют осенью на весь год, служат следующие: мука, баранье сало, пшено, пшеничная крупа (булгур), солонина, какач и катык. В местностях южной приморской полосы к этому присоединяют: бекмез (отвар фрукт), мед, тулупный сыр, соленую рыбу, гамсу и стручковый перец. Последний, вместе с чесноком, до того здесь принят, что все, начиная от детей до стариков, признают его за приетную и чрезвычайно полезную пищу. Из всех-же блюд считаются у них предпочтительными: пилаф и мучные жаренные на овечьем сале.

После такого поздняго обеда, татарин нередко выпивает чашку кофе, выкуривает несколько трубок табаку, и ложась в постель сию-же минуту засыпает крепким сном. С разсветом он уже на ногах и сам варит себе кофе, если жена его еще не пробудилась.

Севастополь

Из деревни Теберти или из Каралезов легко выехать на почтовый тракт и чрез известное, в Крымскую войну, селение Дуван-кой направиться в Севастополь, к которому ведут две дороги: одна к Северной бухте, чрез которую переправляются в город на шлюпке, а другая, более отдаленная, пролегает чрез Инкерманскую долину по мосту, перекинутому над Черной рекою. Путешественник, едущий первым путем, имеет возможность осмотреть Константиновское укрепление, единственное уцелевшее от бывших, кладбище павших воинов в течении осады города с его чудным пирамидальным храмом и то предместье, куда переносились все почти раненые и чрез которое проходили все войска наши для отчаянной борьбы с англо-французами; едущий же сухопутию чрез Черную речку, увидит Инкерманскую долину с ея славными, в истории христианства в Крыму, пещерами и в то-же время проедет местами более других обагренными кровью защитников этого грозного города. Я указал пути к Севастополю с материка, но в наше время большинство направляются к нему морем. Путь этот есть самый удобный и выгодный, разумеется для тех, которые не расположены к морской болезни. Им-то и я ехал с целью взглянуть на руины того города, который я видел в полном блеске воинского величие, чтобы дополнить его исторический очерк еще несколькими словами.

Как только пароход наш повернул за Херсонеский маяк передо-мною начали мелькать так недавно еще цветущие окрестности Севастополя, но, увы, чем ближе мы подходили к ним, тем рельефнее обозначались груды камней и едва приметные следы прошлого величие и прелести зогородной жизни. Дальше я видел изрытые холмы, потом юго-западную часть города всю в развалинах и, наконец, мы начали входить в Северную бухту. Пред нами еще выглядывали мачты потопленных кораблей, на которых я не раз бывал с теми друзьями, которые покоятся вечным сном невдали от них. Несколько минут спустя, пароход наш подошел к убогой деревянной пристани, воздвигнутой в соседстве графской, составлявшей некогда гордость Севастопольских жителей.

Как только мы сошли на берег, целая толпа нищих бросилась к нам, выпрашивая подаяние. Вопрос: откуда они явились сюда — возмущал мои радужные воспоминание о прошлом! Помнит-ли кто нибудь, чтобы у соседства графской пристани выставлялась нищета во всей своей ноготе? Здесь толпилось самое блестящее общество, здесь гремел хор музыкантов, здесь на мраморных ступенях покоились восхитительные женщины, здесь красовались чудные статуи, экипажи и щегольские гондолы всевозможных конструкций, но всего величественнее была панорама на бухту, установленную гигантскими кораблями и оживленную тысячью шлюпок, баркасов и т.п. судов. Песни, говор, свистки, плеск волн, удары весел, звуки музыки — все это не умолкало до глубокой ночи, все это слышалось во всех концах города всегда освещенного, движущогося. Таковою представлялась эта часть города 17 лет тому назад, ныне безмолвная, обезображенная развалинами! Невдали от графской пристани выступало грозное Александровское укрепление, огибающее оконечность площади, как-бы вылитое из массы камня. От гигантской постройки этой, теперь едва приметны следы, так точно как нет ничего напоминающого о месте существование того славного Тотлебенского моста, который оказал великую услугу при отступлении значительных масс войска и горожан. Тут-же красовалось у подножья бульварного холма замечательное по наружной и внутренней отделке строение собрание, готовое поспорить в роскоши убранства с лучшими подобными учреждениеми в Европе. За зданием этим, из под великолепной арки, подымались по прекрасным ступеням на господствующий над городом холм, где красуется до нашего времени памятник славным подвигам, Казарского и где в былое время сгруппировывалось все аристократическое общество, чтобы, под звуки музыки, любоваться величественною картиною окрестностей. Ныне загроможденная каменьями и развалинами Екатерининская улица, начиная от городского театра, до окончание своего, была одною из оживленных и отлично шоссированных. По ней гуляли, ездили и резвились счастливые дети Таврической Пальмиры, все остальные улицы города не менее вызывали заботливость градоправителей и сотни арестантов, сосланных сюда с различных концов России, безустали трудились над ними, но восхитительнее всего были постройки выложенные из штучного Инкерманского камня чистого и гладкого как веленевая бумага. Представляя рельефные украшение с фасадов, они не поражали ни громадностию, ни вышиною, но невольно останавливали внимание красотою архитектуры, безподобною симметриею и чистотою отделки. Пред редким из них не взрощены были тенистые деревья; повсюду проходили водосточные канавы. Словом это был город, где соединены были все условие для жизни и развлечений, куда свозились лучшие произведение страны, где дешевизна поражала чужестранцев, где простонародие обогащалось на счет щедрости моряков. К этому прибавьте, что город имел обширную библиотеку, украшенную статуями, моделями, картинами и разного рода редкостями; что большинство служащих принадлежало к разряду отлично образованных людей и что кроме городских развлечений здесь человечество наслаждалось морскими купаньями и самыми разнообразными удовольствиеми на окрестных дачах и хуторах, составляющих собственность зажиточных горожан.

Окрестности Севастополя заняты были несколькими предместиеми или слободками, большинством основанные нижними чинами морского ведомства. Слободки эти ничего общого не имеют с теми убогими хижинами, которые ныне заменили их. В них обитали трудолюбивые и невероятно зажиточные матросы, не редко владевшие большими зданиеми в центре города и промышлявшие с семействами своими всевозможными промыслами. Жизнь их и вообще наружная обстановка свидетельствовали о счастии и довольстве.

Для пополнение нашего очерка, нам остается бросить взгляд на различные сооружение правительства, воздвигнутые для защиты славного Севастополя. Сооружение эти состоят отчасти из стен, предохраняющих возможность вступление в город с С.В. и Ю.З. сторон и нескольких обширных крепостей, расположенных у входа в Северную бухту. Если мы скажем, что из них действовало до 600 выстрелов на входный с моря пункт, то читатель положительно может убедиться о непобедимости с этой стороны города. Таковых убеждений были и все те, которые допускали осаду Севастополя с моря, не веря в возможность нападение со стороны Трахейского полуострова ничеем не прикрытого и имевшого несколько удобных пунктов для десанта и безопасной стоянки судов. Кроме этих укреплений, здесь воздвигнуты были великолепные казармы для армейских войск, большинством сохранившиеся до наших дней и славные доки, поглотившие много человеческих усилий и средств казны.

Таковым представлялся Севастополь до Крымской кампании; но теперь все посетители его не того уже ищут: для них интереснее взглянуть на развалины и на те пункты, которые более или менее прославились самозащитою против туркофилов, которые напоминают чем-либо о героях этого времени. Желая по возможности удовлетворить подобному любопытству, мы находимся в обязанности указать читателю нашему, что самыми достопримечательными в эту войну местами, служат все почти возвышенные пункты с юго-восточной и западной сторон, на которых необходимость заставила воздвигать земляные насыпи, валы и батареи. К сожалению на всех этих пунктах не сохранилось никаких памятников, свидетельствующих о их деятельности и путешественник должен ограничиваться разсказами нередко ничего незнающих извозчиков. В полной уверенности, что близко то время, когда музеум достопримечательностей Крымской войны обратит на это внимание, мы считаем нужным заявить только, что англо-французы, занявшие Трахейский полуостров, положительно могли быть убеждены, что Севастополь, поражаемый каждою из выпущенных ими бомб, должен был быть покинутым Русскими войсками. Кроме этих изрытых ядрами возвышенностей, для каждого из путешественников не безинтересно взглянуть на элинг Общества пароходства и могилы павших героев защитников этого славного города. Таковыми являются место погребение Истомина и Корнилова и всех остальных воинов, павших в битвах в продолжении отчаянной борьбы. Как над первыми, так равно и над последними, блогодарное отечество воздвигло великолепные храмы для вечного поминовение достойных сынов своих.

Тот, кто бывает в Севастополе, весьма вероятно не откажется осмотреть его замечательные в историческом отношении окрестности. Таковому мы советовали-бы проехать на Трахейский или Херсонеский полуостров, в Балаклаву, Инкерманскую долину, Чергун и чрез Шулю в Эски-кермен и Черкез-кермен.

На Трахейском полуострове путешественник, во первых найдет развалины двух Херсонесов, замечательных своею историческою судьбою, остатки храма где восприел святое крещение св. Владимир; очаровательный по местоположению Георгиевский монастырь; Камышовую бухту, занимаемую Англо-французскими судами, в окружности которой устроен был ими целый городок, сообщающийся с Балаклавою рельсовым путем и, наконец, Англо-французское кладбище с монументами, которые вечно будут напоминать едино-племенникам своим о тех жертвах, которые принесены были правительствами их в защиту враждебного христианству, мусульманина.

У начала Трахейского полуострова, на берегу небольшой, но великолепно прикрытой горами бухты, находится маленькое село известное, под именем Балаклавы. Оно замечательно, во первых, как местопребывание человека еще во времена Гомера, как пункт интересующий археологов, как великолепная бухта изобилующая почти всегда рыбою и как обитель потомков тех архипелагских греков, которые, не смотря на малочисленность свою, всегда парализировали идеи возстание и волнение Крымских татар с того времени, как последовало присоединение Тавриды к нашей державе.

Поездка в Балаклаву тем еще интересна, что ежеминутно представляются следы Англо-французских лагерей и красивый вид на отдаленные горы. О Балаклаве и вообще о Херсонеском полуострове мы будем говорить гораздо подробнее в отделах историческом и археологическом. Теперь-же направимся к Инкерману и дальше до Черкез-Кермена.

Инкерманская долина

Инкерманская долина начинается от Севастопольской бухты и прекращается татарским селением Чергун к ней направляются от Севастополя или сухим путем по тропинке, идущей по знаменитому водопроводу к некогда славным докам или бухте, которая глубоко врезывается в материк. Так как последний путь не представляет неудобств и опасностей, то большинство предпочитают его и притом этим путем искони свозят на баркасах к Севастополю громадные обломки прекрасного для построек Инкерманского камня. Между тем, для любителей природы и искусства, первый путь представляет много очаровательных картин: пред ним рисуется в глубокой пропасти прекрасная Севастопольская бухта, окаймленная высокими разноцветными берегами: кое где выглядывают спасительные маяки — эти неоцененные друзья мореходцев — дальше горы заросшие кудрявою растительностию. Любуясь этим видом, вы едете над пропастию в несколько десятков сажень, где плещет лазурная поверхность залива, как бы трепещущая под влиением солнечных лучей. Пред вами тянется широкою лентою, прорубленный с боку сплошной скалы, широкий желоб, по которому некогда с шумом катила свои воды прославленная Черная речка, далыне прекрасный тоннель, несокрушимый памятник трудов человека и великолепные мосты, воздвигнутые ради доков и воинственной славы блистательного Севастополя.

Наконец вы спускаетесь в оконечности бухты заросшей камышами, в пустоту которых сливаются быстро катившиеся воды Черной. Отсюда открывается на Инкерманскую долину один из тех, мастерскою рукою схваченных, ландшафтов, о которых вечно думает поэт и которые дают понятие о блаженстве жизни. И действительно, Инкерманская долина, занятая человеком с глубочайшей древности, представляя множество искусственных пещер, укреплений и других изумительных и несокрушимых временем трудов, имеет в общем, такую магнетическую очаровательность, такое возбуждает спокойствие и мир в душе, что невольно позавидуешь счастливой участи здешних монахов. Как должна быть искренна и чиста их молитва пред Творцом миров, отделившого их от житейских скорбей!

Историческая судьба этой долины представляет много интересных сведений. Здесь, по нашему мнению, было то страшное Тавро-ски?ское укрепление Палакион, о котором с ужасом разсказывают первые греческие поэты и географы и которое сокрушено войсками славного Митридата царя Понтийского; здесь, вскоре после проповедей в Херсонесе апостола Андрея Первозданного, образовалась община сильных проповедников Евангелие, которые, презирая всевозможные истязание, не только украсили своими именами историю церкви, но отсюда сумели распространить слово Божие между соседними варварами. Здесь (по ошибочному впрочем) предположению многих ученых был в конце 12 столетие столичный город ?еодорийского княжества; а во время Турецкого и ханского владычества в Крыму, бедный разно-племенный городок. Вот каким его представляет в это время Мартин Броневский, посланник короля Стефана Баторие к Крымскому хану Могомет-Гирею в 1578 году:

«В Инкермане каменная крепость, мечеть и пещеры с удивительным искусством высеченные под крепостию и против нея; ибо город расположен на большой высокой горе и от этих пещер получил турецкое название. Он был прежде значителен довольно богат изобиловал всем необходимым и был замечателен своим местоположением. Насупротив города тянется мыс, имеющий в ширину несколько стадий, а в длину, на протяжении 3 или 4 миль, узкою полосою вдается далеко в Черное море. Имеет три пристани, из которых одна Portus Pactorum (пристань договоров); из этой составляется другая, называемая Страбоном Ктенусом. Туда очень удобно могут приставать суда и оставаться в безопасности против бури и волнение… На скалистых горах, больших и высоких, видны явные следы, показывающие, что древнейшие народы Греции добывали здесь огромные камни и, вывозя их на судах из этого узкого места, выстроили из них Херсонес — древнейший и знаменитейший в то время город на полуострове. Христианские греки и теперь еще об этом разсказывают… Видно что Инкерманская великолепная крепость построена греческими государями, ибо до сих пор еще ворота и некоторые уцелевшие здание украшены греческими надписями и гербами. Очень ясно видно, что по всему тому перешейку, даже до стен города, были великолепные строение и вырыто множество колодцев, из которых многие еще уцелели; на оконечности же видны две большие широкие дороги, вымощенные камнями»…

Ныне, за исключением полуразрушенных крепостей и пещер, ничего более из сказанного Броневским нельзя найти в Инкермане: все сглажено и очищено трудолюбивою рукою инока и там, где некогда властвовали кровожадные пираты, где изнывали тысячи невинно сосланных христиан, где так недавно еще ревели сотни Англо-французских орудий и ежеминутно наносилась смерть безстрашным героям, там теперь стоят убогие могилы, жилище монахов и храмы, во имя тех святых, которые мученическою смертию освятили эту местность.

Инкерманская долина, пересекаемая Черною рекою, тянется к Ю.В. — верст на 5-ть, при ширине в 200 сажень. Сначала ея обступают мелоподобные сплошные скалы, изрезанные пещерами, затем эта вечно-зеленая равнина подходит к отклону длинной и голой покатости гор положителыю усеянной следами Англо-французских укреплений. Следы эти доходят до конусообразного Чергунского холма и без сомнение скоро исчезнуть, если современники наши не поставят здесь хоть обломок камня с простою надписью*, свидетельствующею минувшие подвиги человечества. Инкерманская долина расширяется по мере приближение к мосту и памятнику, поставленному в воспоминание путешествие Императрицы Екатерины. На всем ея пространстве могут быть прекрасные фруктовые сады, но туземцы, дорожа тучностию наносной почвы, предпочитают заниматься здесь хлебопашеством и сенокосом.

Чёргун и Шуля

Инкерманская долина прекращается у соседства татарского селение Чёргун, расположенного в котловине гор, большинством заросших лесною растительностию. Селение это, по мнению нашему, основано турками, занявшими приморские местности Тавриды после 1475 года. в настоящее время оно невелико, но принадлежит к числу лучших татарских по опрятности и постройкам. Народонаселение его занято всеми почти сельско-хозяйственными промыслами и именно: хлебопашеством, скотоводством, садоводством, огородами, табаководством, пчеловодством и сенокосами, которые доставляли отличное вознаграждение до разрушение многолюдного и богатого Севастополя. Чергун расположен на левом берегу Черной речки, изобилующей здесь раками. Река эта у туземцев именуется Казыклы-узен, но русские присвоили ей название по деревни Чёргун, а впоследствии для легкости назвало Черной.

Осматривая это счастливое местоположение, я подошел к прекрасной и всецело сохранившейся у конца деревни многогранной крепости. Судя по архитектуре, укрепление это воздвигнуто было турками из штучного инкерманского камня. Но с какою целью оно воздвигнуто? Ясно, что оно служило прикрытием для турецкого гарнизона, имеющого надзор за Инкерманом и Севастопольскою бухтою; между тем я слышал от местных жителей, что крепость эта сооружена турецким пашою, при содействии какого-то богача Кара-хады, чтобы предоставить возможность жителям укрываться в ней от Черкезского племени Чавка, делающого набеги со стороны южного берега.

В окрестностях Чёргуна добывается меловая глина, известная у татар под именем Киля, а у нас земляного мыла. Киль этот охотно приобретается туземными народами, как превосходное средство для очистки волос и головы от лупы и т.п. Кроме этого, невдали отсюда, по направлению к дер. Коклузу, в округе Ханды-дересе, в ямах Боя—чухурлар, добывается прекрасная темнозеленая глина, которою татаре любят красить стены и полы своих жилищ. Глиною этою и килем преимущественно торгуют цыгане и как говорили мне со значительною выгодою.

Осмотрев все достопримечательности этой, деревни, я посетил деревенского муллу с целью поразузнать кое-что о местных преданиех и памятниках старины. Почтенный татарин, приняв нас со всеми знаками почтительности, предложил кофе и закуску, и за столом отвечал на все мои вопросы. По его мнению здешние татаре болыиинством принадлежат турецкому происхождению, составляя поколение всех турков, которые не пожелали возвратиться на родину после Кучук-кайнарджинского мира, лишившого их господства в Крыму. Предположение это, присутствующие здесь татаре, считали ошибочным и старались опровергнуть его особенностию своего наречие, трудолюбием и ловкостию — качествами, которыми преобладают турки; мулла, оскорбившись этим неосновательным противоречием, неожиданно спросил: «Неужели вы думаете, что турки, охранявшие эти места, могли в течении 300 лет оставаться безпорочными волками? Если же вы мне станете отвечать, что татаре не выдавали за них дочерей, так я должен буду предполагать, что деды и прадеды ваши прижиты от них незаконным путем и все таки выйдет, что вы происходите от турецкой крови».

Меткое замечание духовника отчасти подтверждалось и наружными чертами лица Чергунских татар и кроме того тем еще, что они не сохранили никаких преданий, которыми изобилуют татаре, при наполнении им ханских времен. После долгой беседы с этими татарами, я составил себе убеждение, что они в минувшем изредка сообщались с внутренностию Тавриды, а большинством принадлежали к числу мореходцев и что Севастопольский залив получил название Кады-лемана вследствие того, что в нем зимовало множество судов, принадлежащих Чергунскому Кадию, известному под именем Хара-Кады.

После полудня, наняв опытного проводника, я направился в Эске-Керман, замечательный в Крыму, как местность, сохранившая жилища первобытного человека. Выехав за деревню, мы вскоре повернули по направлению на Бахчисарай и очутились на меловых возвышенностях, заросших густою лесною растительностию, только что отродившогося леса, после безжалостного истребление его в Крымскую войну. Путь этот, не смотря на то, что состоял из толстого слоя пыли ослепительной белизны и легко подымающейся облаком, безпрестанно представлял живописные полянки и разнообразные холмы. Проводник мой, веселый татарин, не переставал разсказывать про свое житье-бытье и похождение друзей. из всего переданного мне им, один эпизод остановил мое внимание как небывалое событие в мусульманском мире: где-то по соседству Чергуна молодая татарка, имеющая 5-ти летняго сына, полюбила юношу и в те дни, когда муж ея отезжал из дому, она не разлучалась с ним. Народ знал об их греховных заблуждениех, но хранил молчание; между тем любовникам стала невыносима подобная жизнь: они во что-бы ни стало хотели законно принадлежать друг-другу, а чтобы безпрепятственно достигнуть этого, решили убить ничего не подозревающого мужа. И вот в темную ночь, когда заботливый отец возвратился домой, прежде чем он успел перешагнуть свой порог, любовники страшным ударом топора, разсекли ему череп; затем изрубив его в клочки, сложили в бочку и прикрыли кусками солонины. Убийство это совершилось на глазах малютки сына, который на другой-же день разсказал в деревне и преступники отправлены были в город. По этому поводу впоследствии, когда эти разбойники были жестоко наказаны и сосланы в Сибирь, выдумана была следующого рода песнь, которая до настоящого времени поется у нас и вызывает вздохи у старых и молодых:

«Бог свидетель, что я сгубила напрасно мужа доброго. Любовь безумная, со страхом опозорить себя, сделали меня убийцею.

Ах зачем я полюбила так страстно и безумно его! Ах зачем он обласкал меня? С собою и его я погубила!

Бедняжка, он ждал отрадной жизни, мечтал о светлых днях: обманулся юноша несчастный!

Ох, как страшно припомнить, когда арба подвезла меня к темнице и как безучастно взглянули на нас судьи безжалостные.

О, Аллах от тебя ждем милости!

Призвали меня на суд гяуры противные. Тут был и малютка мой сынок. И этот малютка, взлелеянный у груди, уличил родную мать в убийстве отца.

Ах кто мог думать, что настанет время, когда собственная кровь посягнет на себя!

О, Аллах ты прости тварь ничтожную твою!

Не расцветшей розой я была, расцвела завяла.

Жаль юности моей: только что воспламенилась как уже и потухла.

Час спустя, мы вехали в дер. Шуля, некогда принадлежавшую знаменитому естествоиспытателю Палласу. Деревня эта населена татарами и по положению своему едва-ли не принадлежит к самым очаровательным к Крыму. Покоясь у подошвы гор, покрытых лесами, она изобилует ключевыми источниками и множеством тенистых садов. Здесь в таком изобилии ростут роскошные грецкие орехи и так велики огороды овощей, что я положительно изумился избранной и строго преследуемой специальности татарина. Не менее меня изумился-бы и читатель, еслиб я сказал, что многие из них имеют обширные огороды, исключительно засаженные красными помидорами, которые чуть-ли не миллионами ежедневно отправляются на арбах в Севастополь.

Усердный проводник мой пригласил меня заехать на отдых в дом своего родственника. Невыносимая жара и притом любознательность заставила меня воспользоваться этим приглашением. Минуту спустя мы вошли в убогую хижину пожилого татарина, который, как показалось мне, не охотно встретил нас. Подобные приемы татаре оказывают вообще полицейским чиновникам и сейчас-же делаются услужливыми, если узнают, что приезжие не принадлежат к числу забитов (властей). Расположившись на войлоке, и освежившись прохладою землянки, я начал делать необходимые для меня этнографические, топографические и т.п. справки. Старичек сообщил мне, что поселение татар существует здесь со времени турецких времен, раньше-же оно, по его мнению, было занято женевезами (Генуэзцами), которые имели здесь виноградники* и вели торговлю с Бахчисараем и иностранными державами чрез Кады-лиманский залив. От отца он слышал, что за деревнею существовали развалины какого-то обширного здание о котором не сохранилось никакого предание. Затем он начал разсказывать мне о бедственном положении этого поселение в Крымскую войну. И действительно, лежа между двух враждебных позиций, обитатели его вселяли к себе подозрение, с одной, так равно и с другой стороны, вследствие чего терпели голод и всевозможные недостатки и лишение.

В то время, когда я оставался один в комнате и мечтал вздремнуть, мне послышалось пение у окна. Любя татарские песни, я быстро выхватил из кармана записную книжку и придвинулся к решетчатому отверзтию. Женщина пела отрывки из известной мне сказки Ашык-гарипа; но потом по просьбе кого-то начала следующую неслыханную мною до этого песню:

Наша жизнь подобна странствию по бурному морю,

Наши желание сладки и безпредельны;

Но ах, чего мне желать, когда отходит душа!

Беда великая приближается ко мне:

Я слышу мой предсмертный запах,

Мне подан уже шербет смертоносный!

Мать моя, ты верно уже имеешь известие,

Что не долго мне оставаться с чужими.

***

Дочь Святого духа* будет сопутником мне;

Она уже подала мне связку цветов.

Ай, гай это ли, что называют смертию?

Ай, смерть как ты невыразимо ужасна!…

Смерти не избегнеть и однажды живущий,

И тот, кто тысячи раз оживал-бы.

Ах смерть, как ты ужасна!…

Делать нечего, мучь меня,

Но только с верою перенеси меня—

И в шербет отрады опусти меня.

Наступил день чтение наших грехов,

Наступил день дачи ответов.

Моя запись уже вознесена на небо.

Эй, гей страшные дни подходят.

И никто не в силах судьбы изменить!

Так и ваши деяние записаны будут,—

Аллах их сам прочитает.

Не дай же Боже отстраниться от религии,

И чистых спаси от безпутных!

Эски-керман

Солнце потеряло свою жгучесть, когда мы выехали из Шули и начали взбираться на белую возвышенность горы, изредка заросшую кустарниками. с трудом и не без страха мы кое-как взобрались на высокий хребет и остановившись на отдых на месте, где существовал неприступный редут наш в последнюю войну, оглянулись назад: все пройденное нами пространство казалось ничтожным ущельем или проще оврогом между холмами отверделой белой глины; Шуля, покоящаяся в зелени дерев, уподоблялась птичьим гнездам, а окрестные леса казались крошечными кустарниками.

Несколько минут спустя, пред нами открылась Черкес-Керманская долина, окаймленная чрезвычайно живописными каменными выступами на подобие террас, задерживающих приподнятую почву. Долина эта, при чудном покрове зеленеющих трав и нив, показалась мне самою счастливою для жизни такого обитателя, как Крымский татарин. Спуск к Черкес-Керману очень крут, но к удовольствию путешественника дорога идет оборотами лесом — и таким образом предупреждается всякого рода опасность. Присматриваясь к этой дороге, я не ошибся, предполагая что она есть труд древних жителей этой местности, которые любили заботиться об удобствах сообщение не только с пограничными поселениеми, но даже с необходимыми наблюдательными пунктами.

— Отчего эта долина называется Черкес-Керманом? — спросил я проводника.

— Оттого, что в центре ея скал расположено татарское селение этого имени, которое вероятно основано черкесами.

Такое убеждение высказывалось мне и другими татарами, но я считаю его не справедливым. В Крыму все почти естественно укрепленные пункты, где встречаются искусственные пещеры из развалины крепостей, названы Каманами, Хазарами или Керманами. Керман на арабском языке означает крепость. Без сомнение хазары, посещавшие Кавказ, встречая там подобные же развалины под названиеми керманов, по сходству их между собою именовали теми же именами с присовокуплением, для различие какого нибудь прилагательного — смотря по наружности почвы, преданием и т.п.

— На этой долине — продолжал чичероне мой, при последнем крымском хане Шагин-Гирее, происходила отчаянная битва… Он недоговорил.

— Здесь в последний раз дрались ваши против русских — и против хана, назначенного вам Екатериною — сказал я.

— Татарин, покачал головою. В этом движении он хотел выразить печальную судьбу своей некогда грозной нации.

Проехав лес, глаза мои остановились на огромной кругловатой почерневшей от времени скале, изрезанной множеством искусственных пещер. Скала эта рисовалась на подобие воздушного острова, взросшого в котловине горных подошв.

— Это Эски-Керман, заметил проводник. Здесь обитали дженевезы (генуэзцы) до того времени, пока турки не перебили их всех.

Проводник мой, как и все вообще татаре, приписывающие все памятники древности генуэзцам, грубо ошибался*. Эски-керман (т.е. старое укрепление) есть самый древнейший приют первобытных обитателей Тавриды — и притом изумительнейший памятник дара соображение и трудолюбие древняго человека. Вот что о нем говорит М.Броневский, бывший в Крыму в 1578 году, в качестве посланника от польского короля Стефана Баторие: «недалеко от Манкопа (Мангупа), называемого турками Черкесгерменом… лежит древний город и крепость, но ни турки, ни татаре, ни даже сами греки не знают его имени. Известно только, что он погиб во время греческих князей, о которых в этих местах разсказывают много дурного об их ужасных, преступлениех против Бога и людей. На каменной горе, на которой расположен город, с удивительным искусством высечены в скале домы, которых следы явно видны, не смотря на то, что место это совершенно поросло лесом. Храм, украшенный мраморными и терпентиновыми колонами, уже разрушился, но обломки его свидетельствуют о прежней славе и роскоши города». Краткий очерк этот нам прежде всего доказывает, что г-н Броневский не видел даже издали Черкес-Керманской долины, а писал из Бахчисарая под диктовку какого нибудь туземца христианина; иначе и не может быть, потому что Эски-керман представляет множество совершенно целых памятников, достойных описание и притом скала, именуемая им Манкопом, никогда не называлась одноименно с Черкес-Керманом, отстоящим от нея мало-мальски в 10 верстах. Вот совершенно справедливое описание Эски-Кермана, сделанное генералом Козенным еще в 1828 году*. Дорога, ведущая к Джингискерману** высечена в камне; имеет парапет и довольно широка. Все его скалы были изсечены руками человеческими, начиная от самой вершины оных, вниз на несколько саженей в глубину, и каждая скала, заключает в себе большее или меньшее число жилищ, разделенных внутри на этажи; их находится столь безчисленное множество, что на обозрение всех требуется покрайней мере две недели… Жилища эти представляют три отличительные формы: оне или неправильно круглые или овальные, или четырехугольные, но высотою почти одинаковы, не превышая 7 фут. В некоторых из них можно видеть скамьи, сделанные вокруг стен, род низких кроватей, стульев и табуретов, поставленных посередине горницы. Все сии уборы изсечены в самых скалах. Входы в эти жилища довольно высоки, по сторонам их сделаны овальные или круглые отверзтие для освещение внутренности комнат. Стены и потолки не толще 5-6 дюймов; стены же внутренние от 2 до 3 дюймов. Можно и теперь еще различить признаки инструментов, служивших Троглодитам в их работах… из них некоторые представляют выпуклые полукружие, похожие на толстые веревки, или канаты, другие уподобляются точке с запятою и тысячами выдавлены в стене. Последнее заставляет полагать, что Троглодиты имели средство смягчать камни до разработки. На верху одной утесистой стремнины, во внутренности скалы, есть комната, служившая келиею или часовнею, на стенах ея приметны следы хорошей живописи… изображение представляет Богородицу, окруженную некоторыми святыми… Картина сие принесла бы честь веку Чимабуе, основателю итальянской школы и живописи в Италии.

Представленные здесь выписки далеко еще ничтожны в сравнении с действительностию. Надо видеть самому эти обширные подземелья или ряды пространных покоев, где смышленый труженник позаботился оставить для себя даже отверзтие для созерцание окружающей его природы; надо видеть и удивляться, как мог решиться человек сверлить эту скалу с целью добытие в ней колодезя — и как он достиг этого не имея к тому верных убеждений. Колодезь этот, по моему составляет великое произведение человеческих рук в отдаленный от нас период. Искусник, открывавший его, позаботился и о том, чтобы каждый мог по ступеням сходить к добытой им воде. К сожалению нашему, ступени эти в наше время сильно испортились и только не многие смельчаки могут спускаться по ним. Татаре туземцы насчитывают их 90; колодезь же именуют Дениз—хуюсу, т.е. колодцем моря.

Осмотревши этот каменный город, подобный улью пчел, невольно призадумаешся. Вопрос — кем он основан и для какой особенной надобности человек затрачивал всю свою жизнь для изсечение в скале жилища — приводит в волнение кровь. Историе нам не оставила об этом никаких сведений, по ней мы знаем только имена обитавших здесь народов Тавро-ски?ского происхождение. Следовательно это были жилища Тавро-ски?ов, но не тех, которые занимались сельско-хозяйственными промыслами, а той части, которая составляла их войска, оберегающие свои границы со стороны Ираклийской республики и степных кочующих полчищ. Подобные сооружение, представляя недоступные казармы, естественно сооружались целым народом и представляли множество выгод, как в стратегическом, так равно и в экономическом отношении. Впоследствии, когда Тавры восприели Св. крещение, в соседственном Инкермане и в эски-керманских пещерах основаны храмы и келии тех исповедников учение Христова, которые подвизались учить и наставлять новообращенцев. Затем, когда погибло имя Тавро-ски?ов, слившихся с греками, Эски-керман по всему вероятию сделался местопребыванием иноков или вообще людей, посвятивших себя служению Богу. к ним вероятно присоединялись и те бедняки, у которых не было приюта. Таким образом местность эта оставалась более или менее населенною до перенесение Монголо-татарами столицы своей в Бахчисарай. С этого времени надо полагать он опустел навсегда и обитатели его выехали в чужие страны, потому что не существует у туземцев никакого предание об этой достопримечательной колонии; одни только несокрушимые временем труды навсегда останутся безмолвными свидетелями о жилищах здесь не избалованного и трудолюбивого человека.

Черкес-Керман и жилища татар

В соседстве замечательных Эски-Керманских пещер расположено небольшое татарское селение, сохранившее свое первобытное название Черкес-Керман. Кларке и Паллас составили себе убеждение, что оно основано черкесами, но что прежде на этих местах жили Греки и Генуэзцы. Мы раньше говорили, что в Крыму не обитали общинами Черкесы и следовательно предположение знаменитых путешественников основано или на импровизации проводников, или по названию селение. Академик Кеппен, узнав, что в Крыму безсчетное множество селений, гор, холмов и другого рода мест, именуются черкесами — справедливо заметил, что еслиб считать их за поселение, основанные черкесами, то пришлось бы думать, что вся страна занималась ими.

Черкес-Керман, по чудно-величественным скалам, в промежутке которых расположен, едвали не есть очаровательнейший в мире уголок. Путь к нему от Эски-Кермана, идет промеж высоких сплошных скал всевозможных форм и видов. Там, где эта игра природы вновь превращается в стенообразную каменную возвышенность, выступившею мысом, дорога поворачивает на лево и, помимо источника, вступает и ущелье двух параллельно извивающихся каменных масс, которые у оснований своих образовали глубокие впадины, как бы для того, чтобы под ними приютил свои жилища безпечный татарин. Ущелье это, на более широком пространстве, имеет в ширину до 40 сажень; в углублении же, где скалы сходятся полукружием и изминяют первоначальный характер свой, открывается площадь, занятая деревенскими хижинами. На одной из этих скал, в виду селение, сохранилась всецело высокая четырехугольная башня, без сомнение воздвигнутая Тавро-ски?скими племенами, современная Инкерманским укреплением. Некоторые из писателей, в том числе и Паллас, предполагают, что она создание греков. Вопрос, когда же греки владели этою местностию и для чего бы им воздвигать подобное укрепление в виду Эски-Кермана? — естественно не принят в соображение. По нашему мнению, башня эта, как сказано выше, расположенная на высокой скале, служила для ски?ских казарм наблюдательно-сторожевым пунктом, а в случае крайности и спасительным пристанищем. Мнение наше подтверждается тем, что вход на эту башню был не со стороны деревни, а с обратной стороны скалы, т.е. против Эски-Керманских пещер.

То что башня эта была наблюдательная, доказывается во первых двумя входами и наконец тем, что при вооружении ея даже метателями камней, она, по местоположению своему, не могла удовлетворять подобному назначению. Единственно, что можно приписать ей, это укрывательство во время ненастных погод небольшой толпы народа, зорко оберегающого окрестности от внезапного поступление неприетеля с северной и северо-западной сторон полуострова, за которыми не могла наблюдать Эски-керманская вершина. Не сравнено важнейшим значением пользовалась для воинственных обладателей этой долины скала, на которой расположена эта башня. С нея стрелки легко могли поражать стрелами подступающих к Эски-Керману с западной стороны и недопускать к вторжению в Черкес-Керманское ущелье; как имеющее важное значение.

Крепость эту туземцы именуют Хыз-куле, т.е. башнею девы, воображая, что она построена каким-то знаменитым древним царем, державшим здесь под замком неестественной красоты девицу, неоднократно бегавшую от него; другие же трактуют, что ея воздвигла девица с целью защищать свой пол против какого то соседняго князька, имеющого привычку внезапно нападать на селение и похищать девиц; более блогоразумные держатся того, что прадеды их прозвали эту башню девичьею потому, что она имела прекрасный наружный вид.

Осматривая Черкес-Керманское татарское кладбище, я невольно остановился пред четырьмя надгробными памятниками, носившими отпечатки старины. Формами они походили на безрогие караимские надгробие, с нарочно выделанными сверху ямками*. На двух из них по сторонам изображены рельефные круги, а на остальных сабли. татаре признают их своими, обясняя, что под теми, на которых иссечены круги, покоятся женщины, а под другими — мущины и что, как те, так и другие поставлены над прахом Чингис-ханского поколение. Предание это мне показалось правдоподобным при воспоминании, что подобные памятники еще недавно ставились одним из татар и что в одной из куле на Бахчисарайском ханском кладбище, мы встречали тоже изображение сабли, совершенно одинакового рисунка.

Было уже темно, когда я возвратился в деревню. Проводник мой к удовольствию моему свел меня на ночлег снова к родственнику своему, где приготовлен был кофе и деревенская закуска. Это был молодой татарин лет 20 с веселой и умной физиономией. Оставшись круглым сиротою, он сумел без помощи стороней сохранить отцовское имущество и подготовиться к женитьбе. Осмотрев нарочно для этого воздвигнутое им здание, я пользуюсь настоящим случаем познакомить читателей моих вообще с жилищами Крымских татар:

Татарин не любит одиночества, а потому с раней молодости, часто 19 лет приобретает жену, но предварительно для свободы и полного кейфа он должен построить отдельный дом. Жилища эти в Крыму бывают троякого рода: каменные двух-этажные с балконами, обставленными деревянными украшениеми и решетчатыми неподвижными ставнями, из земляного кирпича и плетеные. Первые воздвигаются в городах зажиточными людьми и по селам, расположенным в местностях, изобилующих камнем; вторые в степях, а последние у соседства лесов. Сельские жилища большинством представляют снаружи жалкий вид; но во внутренности аккуратною драпировкою и строгою чистотою свидетельствуют, что народ этот далеко не грубых наклонностей. Оне обыкновенно в степях фасадом обращаются к югу, а в горных полосах — к стороне сколько нибудь защищенной от ветров. Все они бывают узки и длины и делятся на две и три комнаты. Последние называются харшлыхапу (т.е. противоположные дверьми) и состоят из гостиной, спальни и сеней. Первая убирается черными или цветными войлоками, а вокруг стен шерстяными тюфяками, обложенными большими подушками, чтобы облокачиваться на них, тюфяки эти закрываются простыми ковриками, если не обтянуты только хорошими материеми; у одной стены стоят два, три сундука, наложенные сверху до самого потолка постелями и одеялами, предназначенными только для гостей. Все-же остальное пространство стен положительно завешивается, на протянутых рядами веревочках, полотенцами, шитыми у концов разноцветными шелками или мишурою. Утиральники эти не употребляются в дело; а берутся как домашняя мебель, зоготовленные в виде приданого хозяйкою еще в детские годы. Над полотенцами идут полки, на которых выставлена вся домашняя посуда; на перекладинах или балках, которые остаются открытыми, за неимением чердака или горища, разстилается праздничная одежда всего семейства и цветные платки; тут же покоится священный коран и другого рода духовные книги. Украшение заканчиваются неподвижными шкафами, очогом или огромною печью, сложенною из кусков черепицы, вершину которой украшают различными фигурами и красят цветными глинами. Комната, которую мы назвали спальнею, служит не только ночлегом для семейства, но и складочным пунктом всех продуктов и хозяйственных принадлежностей. В этой комнате особенное внимание обращает на себя колыбель, разукрашенная всевозможными красками — изобретение бахчисарайских токарей — татар. Она устраивается так практично, что ребенок имеет возможность очищаться, нечувствуя под собою мокроты.

В третьем отделении сенях, обыкновенно не принято ничего держать, за исключением верстака для ткание, где с ранняго утра до вечера кто-нибудь из женского пола постукивает челноком и ногами. Очень часто в сенях строятся и оджаки, постоянно занятые по сторонам железными треножниками и гигумом или огромным медным кувшином, для согревание воды для кофе. В последнем случае комната эта служит приемною для близких знакомых, которые располагаются у огня на клочках войлока и ведут дружественные беседы в особенности в долгие зимние вечера.

Байдарская долина

Из Балаклавы едут в Байдарскую долину двумя путями: почтовым, который пересекает долину почти в центре и тропинкою, идущею по-над берегом моря в виду скал окаймляющих эту частицу полуострова. Тропинка эта вьется по живописным отклонам гор, местами заросших молодым лесом, возрожденным со времени выхода из Балаклавы Англо-французов, не пощадивших не только леса, но даже и фруктовые сады — и доходит до русско-татарской деревушки Кучук-Мускомьи и Варнутки. Третья проселочная дорога ведет от Варнутки на С.В. к обширному селению Биюк-Мускумья и Уркуста на Багу и Скелю, расположенные у восточного придела долины. Едущий этим последним путем может видеть те древние развалины и кладбища, о которых мы подробно говорили в археологическом отделе настоящого труда.

Байдарская долина находится в 16 верстном разстоянии от Балаклавы, начинаясь узким лесным ущельем и постепенно возвышается по направлению к югу или Яйлынскому хребту, ограждающему ее собою и отраслями почти со всех сторон. Долина эта принадлежит к числу самих широких в Тавриде и резко отличающихся от прочих по климатическим условием и наружному виду. Все везжающие в нее приходят в восторг при виде зеленой поляны, окруженной своеобразными массами гор, густо заросших темно-зелеными лесами. Долину эту орошают незначительные ручьи и Черная речка, сделавшаяся известною со времени осады Севастополя. Реки эти, не смотря на незначительность вод, отчасти послужили к тому, что по берегам их развелась растительность, оживляющая окружные поляны. Впрочем о красоте и разнообразности видов Байдарской долины могут судить только те, которые проедут по всем трем указанным нами выше дорогам или те, которые полюбопытствуют взглянуть на все 12 деревень, разбросанных на ея протяжении. Селение эти представляют в настоящее время не особенно утешительную наружность, но окружены прелестными чаирами с изредка разбросанными по ним фруктовыми деревьями. Замечательно однако, что все эти деревни как-то особенно отличаются между собою. Так например: Кучук-Мускомья расположена у подножья оголенных, но чрезвычайно красивых гор, у основание которых разтилаются прекрасные равнины; Варнутка покоится на низменности, окаймленной лесными чащами и сенокосными лугами. Байдары расположены на почтовой дороге, в центре обширной несколько углубленной равнины, по сторонам которой кое-где ростут старые дубы; Биюк-Мускомья прилегает с одной стороны к красивому холму, обросшему дикими плодовыми деревьями, а с другой к роскошным полянам, служащим источником народного продовольствие. Последующие затем селение, Бага например, раскинута по руслу реки и уже как более других прикрытая от Сеевера, изобилует гигантскими ореховыми деревьями. Для любителей великолепных видов мы советуем из этой деревни проехать на хребет горы, разделяющей Байдарскую долину от Коккозского округа. С этой возвышенности отрадно смотреть на восхитительные равнины и зеленые горы, в промежутке которых рисуются счастливые обители татар, составляющих несколько обширных поселений Фотсалинской волости.

Из Баги легко проехать в полуразрушенное татарское селение Саватку. Путь этот достопримечателен изобилием фруктовой ростителыюсти, как-бы нарочно разсаженной для украшение всего пространства, начиная от Баги до Скели. Следуя к последнему, некогда обширному поселению, путешественник может повернуть на лево и чрез полчаса очутиться на высоте, у подножья которой в глубокой котловине расположена деревня Узунджи, утопающая в зелени фруктовых дерев. Местность эта, по оригинальности и громадным горам, прильнувшим к ней со всех сторон, есть единственная в этом роде на Крымском полуострове.

Из Узунджи любознательные могут взять проводника, чтобы осмотреть славную пещеру Сюндюрлюхоба, отстающую от ней в трех или четырех верстах. Пещеру, о которой никто из нас не знал пока мне первому пришлось открыть ее. В Байдарской долине обращают на себя внимание следующие еще местности: Скеля, откуда берет начало Черная речка, изобилующая раками и форелью. Деревня эта в настоящее время состоит из немногих убогих хат, но лет 20 тому назад считалась обширнейшею в долине. Прекрасное местоположение Скели без сомнение рано или поздно обратит на себя внимание трудолюбивых деятелей и по прежнему сделается одною из заманчивых местностей для любителей сельского хозяйства.

Из Скели существует выезд на южнобережское шоссе чрез Мердевен или чертову лестницу, о которой будет сказано в переди. Переезд этот короток и представляет удовольствие только тем, кто мастерски ездит верхом и может спускаться пешком.

В противоположной оконечности Байдарской долины останавливает на себе внимание местность, известная под названием Ласпи. Те кого интересуют виноградники и уединенные углубление, окруженные с одной стороны морем, а с остальных высокими скалистыми горами, могут навестить Ласпи, нанявши лошадей с проводником в Байдаран.

Сказавши все, что необходимо знать проезжающему, мы обязаны посвятить читателя нашего в то положение этой долины, в котором она очутилась при нашествии Англо-французов на Балаклаву. Естественно, что трусливому неприетелю, осмотревшему окрестности занятого местечка, предстояла крайняя необходимость занять не столько Байдарскую долину, сколько высоты предохраняющие его от внезапного захода нашего в тыл. Впоследствии, когда числительность войск их увеличилась и наступило зимнее время, Англо-французы сознали вполне необходимость оставаться в этой долине уж потому, что в 12-ти деревнях ея могла разместиться большая масса войск. Порешив воспользоваться татарскими хатами, они безцеремонно обращались с мусульманами и теснили их до такой степени, что молчаливые поселяне решались бежать, но куда? Многие положили попробовать добраться до цепи наших войск, чтобы обяснить им свое несчастное положение и получить право переселиться во внутренность страны; но попытка эта наиболее смелым чуть не стоила жизни; потому что цепь встречала их выстрелами. Потеряв надежду достигнуть этого, более зажиточные и строгие в догматах татаре, положили лучше лишиться своего недвижимого имущества, чем долее терпеть нахальство и распоряжение френков в своих семействах — и вот они решились бежать в Турцию в то время, когда приближался исход их страданием. К числу деревень, окончательно покинутых татарами, принадлежат: Скеля, Календи, Сахтик и Варнутка, а на половину из Курчук-Мускомьи, Хайто и Байдар. Вынужденная обстоятельствами этими эммиграцие самых зажиточных татар, чрезвычайно грустно подействовала на сельско-хозяйственный быт остального народонаселение. Вслед затем наступила другая неприетность и именно отчуждение из общественного владение тех земель, на которых беглецы развели сады, чаиры или подготовили для хлебопашества. С отчуждением, в ведомство опеки явились арендаторы, которые различными мерами начали стеснять поселян, которые с каждым годом все более и более чувствуют себя в зависимости то откупщиков, то помещика, претендующого право полновластие на все леса, входящие в округу Байдарской долины.

Из Байдар почтовая дорога идет чрез хребет Яйлы на Южный берег. Подем не крут, но чем выше подымаешься, тем очаровательнее делается вид на отдаляющуюся долину. Вслед затем везжаешь в ворота, сооруженые между громадных скал и пред вами в глубочайшей пропасти открываются новые более отрадные картины.

Южный берег Крыма

Счастливое местоположение южного берега Крыма, прикрытого от севера высокою массою Яйлынского хребта, с каждым годом становится более и более известным. Не смотря на трудный и длинный путь к нему, мы ежедневно замечаем, что число посетителей его, привлекаемых сюда, с целью возстановление разстроенного здоровья, значительно возрастает — и редкий из них, возвратившись на север, не блогословляет чудный край за блоготворное действие климата. Не будем говорить о тех, которые являются сюда для морских ванн, отдохновение, наслаждений восхитительными картинами природы или удовлетворение любознательности. Число их значительно — и как-бы не были сильны восторги их — они не преувеличены.

И так, мы не ошибемся если скажем, что будущность этого края, ныне уже значительно украшенного роскошными постройками, фонтанами и вечно зелеными экзотическими растениеми, при открытии железной дороги к одному из портов Черного моря, будет также блистательна в России, как некогда в Римской Италии славная Кампаня Филикс (Filix), служившая, для эпикурейцев древняго Рима, местом свободных удовольствий и наслаждений, на украшение которой истощены были все усилие классического воображение.

Здесь все способствует к такого рода предположению: длинное лето, блогодетельный климат, ароматический воздух, напитанный преимущественно от сосновых и смолистых экзотических растений, здесь море с чистым песчаным дном, всевозможные сорты самых сладких известнейших в мире сортов винограда и других нежнейших плодов, очаровательная вода, дистиллирующаяся сквозь всю массу Яйлы, поднятой на 5 тысяч футов над уровнем моря*; здесь на каждом повороте великолепные и грозные картины природы, на каждом шагу ручьи и тенистые рощи, цветы и плющи, мраморы и диориты. Здесь весна начинается тогда, когда по соседству за горами продолжает свирепствовать зима; лето не так изнурительно как в степных странах; прохлаждаемое морем и легкими ветерками с гор, оно в редкие годы прекращается раньше половины октября, а с этого времени до половины декабря наступает не та осень, которая характеризуется холодно-мокрыми днями, а скорее русская весна в лучший ея период. Дождевая сырость и грязи здесь почти не извеестны до ноября; небо до этого месяца постоянно чисто, потому что тучи, ногоняемые западными ветрами, как только пройдут поверхность Яйлы и приблизятся к южно-бережскому отклону — отбрасываются назад ветрами с моря. Борьба эта чаше происходит в половине ноября и представляет восхитительные картины. Бывает так, что в одной полосе, против солнца, идет дождь в противоположной стороне сиеет радуга; там черные облака стоят неподвижно упершись в вершину отвесных скал, подальше занесло снегом верхние бугорки Яйлы, а в центре всего этого густые тучи, сильно напираемые ветрами, не имея возможности идти своим путем, сбрасываются к подножью гор и бороздят их широкими и фантастическими полосами. В конце ноября возвышенность гор покрывается снегом, но южный отклон долго еще зеленеет стройными рядами сосен. в это время настает самая грозная пора волнение моря, волнение, потрясающого душу и чарующого глаз. Зима на южном берегу в редкие годы, среди дня, сгущает ртуть до точки замерзание; но когда нет солнца и дуют северо-восточные ветры, холод доходит ль -3 до 5°. Бывали, однако, дни (в 1860 году), что ртуть опускалась и ниже — 10°, но такие дни считаются здесь феноменами и при них погибают до корня нежнейшие из экзотических растений. Лучшими зимними картинами мы привыкли считать мятель на возвышенности гор, когда снег, подымаемый ветрами, пролетает над головами нашими в виде осребренных столбов, когда море начинает дымиться испарениеми настолько густыми, что легко издали принять их за дым чего-нибудь тлеющого в огне, или когда на поверхности его появляются один за другим стремящиеся из водяной пыли стройные смерчи. С марта наступают уже теплые дни; но чаще с половины февраля чувствуется необходимость освободиться от теплой одежды. Характер южно-бережской зимы выражается преимущественно дождями, которые не перестают иногда в течении недели; снег изредка падает на вершок или два, и еще реже случается чтобы он лежал несколько дней.

Очень понятно, что при таких условиех климата, небольшая и в добавок живописнейшая полоса южного берега Крыма, должна была обратить на себя всеобщее внимание и рано или поздно исключителыю прекратиться в страну наслаждений, место образцовых с гигиеническою целью заведений для слабосильного юношества и пункт изцеление для той части человечества, которой медицина не в силах подать руку помощи.

Южный берег начинается, со стороны Севастополя и Байдарской долины, воротами воздвигнутыми в 1848 году в ущельи просеченной горы под почтовую дорогу, известными у татар под именем Форозского бугаза. Ворота эти скорее, как сказано было выше, походят на искусственный тонель, выложенный из штучного камня, представляющий, по обоим сторонам внутренних стен, комнаты, занимаемые стражниками. Цель их устройства на этой высокой точке Яйлы, служащей порогом на южный берег, весьма значительна для путешественника, желающого посмотреть отсюда на Южный берег, но лишенного этого отрадного удовольствие туманом, который в редкие весенние и осенние дни не является здесь особенно по утрам. Имея возможность где скрыться от непродолжительной сырости и в тоже время выждать разяснение неба — цель достигается без всяких пожертвований; но путешественник, очутившийся на этом месте в ясную погоду, неожиданно поражается тем потрясающе-невыразимым ощущением, которое чувствуешь при внезапном появлении над отвесною скалою, неизмеримою в глубину. Грозная, величественная и вместе тем отрадная картина растилается у ног его: это глубокая пропасть, живописно поросшая лесами по крутому отклону горы, изрезанная густыми полукружиеми прекрасного шоссе, обнесенного стенами и контро-форсами, — это пропасть, в отдаленном углублении которой зеленеют первые виноградники и кипарисы, а за ними кажущаяся невозмутимою зеркальная поверхность Черного моря с безконечным горизонтом. Смотря с Байдарских ворот, или еще лучше с террасы, устроенной над ними для любителей видов, как-то не верится в возможность сехать с этой высоты, но тронувшись в путь страх исчезает и покатость делается едва заметною. Но вот вторые ворота: это уже тонель, прорубленный в огромной скале, приросшей к другой. Длина, его около 20 сажень, а в ширину до 20 аршин. Миновав тонель, или лучше сехав к точке, откуда начинает показываться юго-западный берег моря с деревеньками Мшаткою, Мелазом, Форосом и другими дачами* следует посмотреть назад, где Яйла, как-бы побитая рукою богатыря, представляет фантастические фигуры в грудах сверженных в пропасть скал и, вдаваясь основаниеми в море, образует небольшие углубление с крошечными заливами. Взгляд, брошенный на эту местность когда солнце за горами, но лучи его продолжают выглядывать из за последней оконечности горы, оставляет приетное впечатление.

За тонелем, по левую сторону дороги, выступает громаднейшая серая скала с легкими выступами вперед, от которой отделяются, в виде отраслей к морю, отклоны ея, образующие полукружие с оврагами, сначала заросшими лесами, а далее блогородною растительностию. В первом углубленном полукружии 8 скалистых выступов и два глубоких оврага, прорезанных стремительным падением дождевых истоков, у окончание которых красуются Михалатка и несколько хорошеньких дач с виноградниками. Все это пространство, превосходно прикрытое от севера, замечательно какою-то особенною свежестию растительности. Во втором отвесные скалы кажутся ниже сравнительно с предыдущими и тем еще отличаются, что верхние трещины их наполнены деревьями. По замечанию старожилов, корни этих растений, увеличиваясь и толстея от времени, нередко проламывают наружную часть скалы и вместе с нею падают к подножью. В этом полукружии, конусообразных цельных масс три: из них средняя, более возвышенная, спускается в виде гигантского столба к самой дороге и производит неприетное впечатление на стоящого у подножья ея и с невольным ужасом смотрящого на громадные обломки, покоящиеся в нескольких шагах от шоссе. Третий полукруг начинается двумя скалами; в четвертом снова три каменных гиганта с более плоскими вершинами; но в этом полукружии, бедном растительностию кажется почва до того потерпела от действие подземного огня, что утратила силу производительности. В следующем за тем углублении, окаймленном с северо-запада подобными-же предидущим скалам, расположены: Кастропуло — одно из лучших здесь имений по близости к морю, красоте местоположение и свойству земли для виноградников. Нет сомнение, что некогда здесь было довольно значительное поселение древних греков. Доказательством тому, кроме название, означающого существование в нем крепости, служат замеченные академиком Кеппеном следы укрепление на скале, подходящей к самому морю и открытие в земле глиняных амфор или громадной величины кувшинов., в которых древние сохраняли свои вина. Жители бывшого татарского поселение Михалатки, ныне переселившиеся в Турцию, передавали мне, что по преданию, перешедшему к ним от отцев, Кастропуло оставлено греками в то время, когда совершился выход христиан из Крымского ханства в Мариупольские степи*; что поселение это было обширное до турецкого владычества на южном берегу, но впоследствии, когда турецкие аги начали обращаться с ними жестоко и препятствовать в свободном отправлении богослужение, угнетенные не иначе могли молиться как в пещере и были рады при первой возможности оставить родину. По словам тех же татар, окрестности Кастропуло при греках были несравненно богаче разного рода растительностию и изобиловали хлебным зерном, которое в настоящее время не сеется здесь более. От них я узнал также, что пещера., служившая храмом несчастным христианам и до настоящого времени представляет следы, согласующиеся с преданием и находится в скале против деревень Михалатки и Кучук-коя, отстоящих от Кастропуло в незначительном разстоянии. Желая как можно подробнее говорить о южном береге, мы обязаны сказать несколько слов о Михалатке, Кучук-кое и окрестностях этих деревень. Михалатка, судя по названию** и преданием, также основаны греками, от которых она перешла к татарам, но и последние оставались здесь не более 50 лет и переселились в Турцию во время Крымской войны. Из числа их осталось только два семейства, к которым присоединилось несколько греков бывшего греческого батальона. Кучук-кой замеечателен тем, что расположен на местности чрезвычайно изобильной водяными истоками из бассейнов Яйлы. Скрытые от глаз воды эти часто дают себя чувствовать бедным поселянам переносами их садов к морю и провалами, но самым памятным в этом отношении для них временем считается 1786 год, когда провалилось 16 домов, 15 садов и до 70 кусков земли, принадлежавших разным лицам, на которых занимались хлебопашеством, важнейшею промышленностию в этой отдаленной от городов и вдобавок лишенной удобного сообщение местности*. С этого времени испуганные жители начали переселяться отсюда и селение, которое прежде считалось одним из обширнейших на южном берегу, постепенно уменьшалось и дошло, по количеству жителей, в первобытное состояние, выраженное названием Кучук-коя, что означает на татарском языке маленькая деревушка.

Красивое местоположение этих двух селений и их окрестностей, чрезвычайно удобных для виноградников; большинству из посетителей южного берега неизвестны, потому что они расположены в углублении между оврагами и кажутся с шоссе далеко не так интересными, чтобы обратить на них внимание. По нашему главнейшим недостатком в этой обширной местности есть безлюдие. Впрочем этот недостаток везде ощущается на южном берегу, за исключением самых ближайших окрестностей Ялты; но нет сомнение, что наступит время, когда на южный берег обратят глаза и люди коммерческие, которые превратят винородные пустыни его в роскошные виноградники.

В виду Кастропуло, Кучук-коя и Михалатки, у конца 14 версты по почтовому тракту, с левой стороны, можно заметить тропинку, исчезающую в лесу. Тропа эта ведет на знаменитый шейтан-мердевен или Чертову лестницу, проделанную древними обитателями этой местности чрез скалистую сторону Яйлы для сообщение с Байдарской долиною. Путь этот, до открытие почтового тракта последовавшого только в 1838 году, был единственным для прохода и выхода с Ю.З. стороны на Южный берег. Старики татаре разсказывают, что отвесное почти ущелье Мердевена получило название Чертовой лестницы не вследствие только трудного перехода чрез него, но что первобытные жители открыли этот проход гнавшись за джином*, похитившим, по приказанию какого-то чародея, не естественной красоты дочь Байдарского бея**. По ту сторону гор, легковерные мусульмане приписывают происхождение этого название следующему событию: какой-то сохта (семинарист) вышел в лес за сбором целебных трав; вдруг пред ним показался дух в образе человеческом. «Ты ищешь спасительных трав — сказал он сохте — и радуешься если встретишь один стебелек — пойдем я тебе покажу местность, где их такое изобилие, что достаточно будет спасти людей, исповедующих 72? религии***. Сохта последовал за духом, который привел его к страшному спуску и вместо того, чтобы исполнить обещание, ввел его во внутренность скалы, где, приняв образ прекрасной женщины, начал стараться обратить его в свою религию, но сохта воззвал к Аллаху и великому пророку Могомету, которые поспешили к нему на помощь и превратили хитрого джина в скалу, до ныне существующую с левой стороны при спуске с Шейтан-Мердевена.

Чертова лестница, по которой мне приходилось по неволе проходить несколько раз, есть ближайший путь от Байдарской долины к Южному берегу. К нему едут мимо деревень Календжи и Скеля по оврагу углубленному между высоких гор течением реки. Дорога сначала идет между орешниками и скалами по окраине реки, но чем выше подымается, тем лес становится гуще и выше. После неоднократных переездов чрез реку, выезжаешь на лесную равнину, (где попадаются одичалые черешневые деревья), которая продолжается до страшного, но совершенно безопасного для пешехода спуска. По обычаю татар, у ворот к спуску дается отдых лошадям и затем, призвав имя Аллаха, берут лошадей за повода и тихо, осторожным шогом, начинают сходить в отвесное ущелье, образованное природою между двух цельных громадной вышины скал. Ущелье это к счастию на столько широко, что тропинку можно было провести полукружиеми, обложив с опасных сторон каменьями. Чтобы познакомить читателя на сколько спуск этот может потрясти душу непривычного человека, я скажу, что конь мой, не смотря на то что был горской породы, безпрестанно силился повернуть назад, чтобы избегнуть продолжение этого пути и не иначе решался шагать как под удары и крик проводника: страх его был так велик, что в течении двух или трех минут тихой ходьбы, он покрылся потом.

Спуск этот назван лестницею не потому, что здесь встречаются искусственные насеки на скале, но от частых и слишком крутых оборотов, местами представляющих следы заботливости человека. Тропинку эту можно-бы было содержать гораздо в лучшем виде, еслиб сильные потоки дождевой воды не разрушали сделанного каждым истинно преданным своей религии мусульманином, считающим одною из важнейших обязанностей своих устройство и починку дорог в местах непроходимых.

Некоторые из числа пробующих описывать заочно Мердевен, разсказывают, что местные татаре спускаются с этой лестницы верхами, причем лошади их оказывают изумительную находчивость, опускаясь в более трудных местах на колени. Фантазие эта свойственна обитателям Южного берега не как истина, а как сравнение, потому что при спуске с чертовой лестницы, несчастному животному не раз приходится падать на колени а при не внимании хозяина переламывать себе ноги.

Тем кто пожелал бы осмотреть Мердевен, с возвышенности которого представляется очаровательный вид, мы советуем оставить лошадей на почтовой дороге на 8-й версте от Киркенеиза или 14-й от Байдарской станции и идти к нему пешком по тропинке, указанной нами выше. На прогулку эту потребуется не более двух часов, потому что трудный для непривычных, но совершенно безопасный для всех, всход Мердевена состоит из 96 оборотов и едва-ли имеет протяжение более версты. Не будет лишним, если мы предложим любителям подобных прогулок, отправляясь на Мердевен, запасаться водою, потому что ее здесь нет, а между тем после трудной на гору ходьбы чувствуется сильная жажда. Татарин проводник никогда вам не скажет об этом, потому что жажда и голод для него в течении целого дня самая пустая вещь, о которой не стоит говорить — или веруя, что мудрый Аллах может для просящих открыть в каждой скале воду, он пожалуй и отсоветует вам запасаться ею, уверяя что там где-нибудь ея легко отыскать. При спуске с Мердевена, советуем не слишком доверяться ногам и гораздо лучше сходить, опираясь на палку, потому что иногда, после дождевых истоков, тропинка наполняется мелким щебнем который, при давлении сверху, катится и легко может содействовать к вывиху ноги и падению на груды камней местами заросших деревьями, а местами представляющих гроты и пропасти закрытые рослыми кустарниками. Для тех, которые пожелали-бы ехать из Севастополя, Балаклавы или Ялты морем к Шейтан-Мердевену, мы считаем не лишним сообщить, что до него от берега морского 850 сажень и пространство это составляет довольно крутую покатость Яйлынского хребта.

За Мердевеном гигантская каменная масса Яйлы снова начинает подыматься выше и образовывает разновидные выступы в роде призм и другого рода неправильных фантастических фигур, то примыкающих к дороге, то удаляющихся от нея на незначительное разстояние. На 19-й версте встречается первый источник воды, за которым по обоим сторонам дороги, в более ужасном безпорядке представляется хаос разрушение скал. На 20-й версте снова показываются ручейки, но за ними против кордона, вправо от дороги, из под небольшого камня, вытекает обильный источник, замечательный на всем Крымском полуострове холодностию воды и тем еще, что струя его никогда не уменыпается. Далее, после трех конусообразных скал, местность пересекается возвышенностию, идущею в виде отдельного отклона к морю, представляющого только у окончание кое-какую растительность. В этом обширнейшем полукружии, у самой дороги, расположено татарское поселение Киркенеиз, получившее название свое, как думают татаре, от слов: кирк или хырх (сорок) и хане (двор), т.е. сороко-дворье; но в сущности происходящее от греческого киркинос: круг или огражденное место.

Когда впервые появились на этой местности мусульмане — довольно трудно определить. Знаменитый Паласс предполагал, что здешние татаре имеют отличительный от прочих единоплеменников своих тип и приписывал происхождение их от генуэзцев, вынужденных, для спасение своего, от преследовавших турок и татар, принять ислам; но едва-ли это мнение справедливо: по следам двух сохранившихся в окрестностях этой деревни укреплением, известным здесь под именами Биюк и Кучук (т.е. большой и малый) исары (стена), мы имеем основание полагать, что здесь жили греки, имевшие обыкновение, при каждом поселении своем, устраивать укрепление с целью спасение своего семейства и имущества при нашествии неприетеля. Укрепление эти, как мы видим в Киркинеизе и по другим древне-греческим поселением на Южном берегу, устраивались на неприступных скалах в виде широкой стены, преграждающей вход на вершину с той стороны, где это было легко или возможно.

Составитель списка древних крымских укреплений, г. Кеппен, осматривал только нижнее укрепление Киркенеиза, расположенное на мысу и именуемое Кучук-исар, но верхнее, т.е. Биюк-исар, для него осталось недоступным только потому вероятно, что он не мог взобраться на высокую, отдельно стоящую влево от большой дороги, скалу, не имеющую даже легких насеков для возможности взобраться на нее человеку непривычному. Путешественник, желающий видеть этот естественный колос, издали может ошибиться, потому что рядом с ним стоят еще три подобные-же скалы, отличающиеся впрочем меньшей высотою и обемом. из древних памятников в этом округе сохранилось три надгробных камня с рельефными изображениеми человека и следы церкви.

И так, если селение это принадлежало грекам, каким образом оно могло перейти к генуэзцам, которым хотя и принадлежал этот крайне долго, но нигде не представляет следов пребывание. Вернее всего, что нынешние обитатели Киркенеиза потомки древних греков, изменивших несколько тип свой от смешение с татарами, религию которых они вынуждены были принять во времена турецкого и татарского господства. Для подтверждение нашего предположение, мы можем привести множество обычаев и привычек, врожденных грекам и по наследству сохраненных не только у Киркенеизцев, но и у всех тех южнобережских татар, предки которых исповедывали православную веру.

Киркенеиз есть первое южнобережское татарское поселение, расположенное на шоссе — и следовательно интересное для тех, кто везжает впервые в этот край со стороны Севастополя. Прежде всего в нем останавливает внимание устройство татарских жилищ с гладкими кровлями, принятыми искони на Южном берегу, подобными неаполитанским террасам на домах. На земляных кровлях этих татарки сушат табак, орехи, лук, чеснок и прочие произведение садов и огородов своих; во время-же байрамов или праздников здесь они танцуют, во первых для утаптывание земли и наконец для сбережение чистоты во внутренности жилищ, которые не имеют полов, а смазываются цветною глиною и тщательно закрываются войлоками. Ни один татарин не позволит себе войти: сюда в чарыках* или коревлях**, чтобы не оставить пыли или знака от обуви; если же и входят по особенной надобности или по неимению сеней, где постоянно помещается все семейство, то не иначе как босыми ногами. Но самую существенную выгоду дамов, то есть кровлей своих, татаре сознают в летние ночи, когда им жарко спать в комнате с постоянно дымящим очогом, где их кроме этого безпокоят различные насекомые. Между тем на хатах и прохладно и приетнее засыпать под мелодический шум морских волн. Кровли эти имеют однако то неудобство зимою, что промокают насквозь и нередко заставляют домохозяев в дождливую ночь утаптывать их до тех пор, пока они перестанут пропускать воду. Однако по-моему они не выгодны еще в том отношении, что постоянно осыпаются и служат любимым местожительством скорпионов и настоящих сороконожек. Первые из них, хотя в этом климате совершенно безопасны, но последние и особенно желтобрюхие производят укушением делирное состояние, которое впрочем быстро уступает кислотам***.

Киркенеиз, от избытка идущих к нему скрытыми путями с Яйлы вод, подобно Кучук-кою, представляет в некоторых местах обнаженные пласты черного мергеля, но верхний слой окрестностей его, преимущественно глинисто-песчаный, удобный для развода виноградников и рослых, менее чувствительных к ветрам и зимнему холоду, растений. Я говорю холоду, потому что все пространство о котором пишется, занимает высокое положение, к которому свободно проникают северовосточные ветры. В углублении-же деревни, на берегу моря, великолепно ростут лавры, кипарисы и другие экзотические растение. Киркенеизский берег безспорно есть самый лучший в этой части полуострова для морских купаний — и кто знает, быть может когда нибудь ему суждено сделаться первенствующим в этом отношении, так точно как всему этому пространству, начиная от Михалатки до Семеиза, покрыться виноградниками. Проезжая неоднократно, гораздо ниже почтового тракта, по тропинкам, ведущим на Кучук-кой, мы всегда с сожалением думали: отчего-бы ни провести шоссе мимо этих мест, нисколько не уступающих по положению и почве другим местам южной полосы? — обстоятельство это послужило-бы к тому, что места прилегающие к морю, давно-бы покрылись растительностию и превратились в населенные дачи, подобные тем, какие встречаются по обоим сторонам почтового тракта; но в настоящем положении их, отброшенные от дороги, селение эти только внутри себя представляют растительность, а окрестности дики и печальны, тропинки же соединяющие их между собою нередко проходят над ужасными обрывами, которые по непрочности грунта, после дождей осыпаются и изменяют прежний вид.

При взгляде на Киркенеиз и его неровные глинисто-песчаные окрестности, человек, мало знакомый с бытом татар южного берега, невольно задает себе вопрос: каким образом может существовать на этом месте целое поселение? Вопрос этот неминуемо западает в душу, потому что кругом ямы, пропасти и вообще почва земли, которая неспособна производить рослых трав; между тем здесь поселяне гораздо менее терпят нужды, чем где-либо. Если они не косят сеена для своих домашних животных на зиму по неимению его, то это еще ничего не значит, потому что скотина их во всю зиму кормится кустарниками, листьями и т.п. Из них только те, которые занимаются перевозами, держат ее при дворе, прочие-же не видят с половины декабря до тех пор, пока появится новая трава. Тогда только житель Киркенеиза выходит из дому и пускается в горы отыскивать своих волов или лошадей, которые часто заходят за несколько десятков верст. Природа, лишив их сенокоса, вознаградила почти постоянным посредственным урожаем на хлебное зерно, которое не всем жителям южного берега приходится сеять. Таким образом, обезпеченные хлебом, которым татарин охотно ограничивает свои желание*, Киркенеизские поселяне отправляются на поденные работы, в которых никогда не бывает недостатка по садовым дачам южного берега. Заработки эти с излишеством дают им возможность удовлетворять остальным важнейшим потребностям жизни. Если-же к этому прибавить те выгоды, которые получаются от скотоводства, содержимого ими в достаточном количестве, то становится ясным их блогополучное состояние. Грустно только то, что эти люди, могущие обогатиться при разведении виноградников, вследствие религиозных убеждений, не занимаются этою выгодною для их местности промышленностию. Убеждение это выражено в том, что виноградный сок запрещен Могометом, и на этом основании правоверному не прилично его добывать и особенно держать у себя во время брожение. Впрочем не везде южно-бережские татаре следуют буквально этому толку, не основанному на коране, и есть много местностей, исключительно покрытых виноградниками, фрукты которых они запродают христианам часто не на деле, а на словах, чтобы отвлечь нападки своего духовенства.

За Киркенеизом со второй версты начинается почва чисто разложившогося мергеля, самая удобнейшая в этой полосе для виноградных лоз, но совершенно голая. Отсюда каменная масса Яйлы начинает удаляться от дороги и все более покрываться растительностию, а в виду Лимены прекращаются окончательно обнаженные скалы, террасы, выступы, конусы, треугольники и т.п. каменные фигуры, вместо их являются семь сходственных между собою возвышенностей, заросших густыми лесами, от которых спускается отрасль к морю, при окончании своем покрытая как бронею каменными полосами. Вид на эту местность, с сильным покатом к морю, едва-ли не единственный в своем роде на южном берегу, по красоте своих гор, опущенных вечно-зелеными соснами и богатой растительностию вообще. Отсюда начинается лучшая часть южно-бережской полосы, живописнейшая по видам, роскошному устройству дач, изобилию вод и разнообразию растительности.

Лимена

Лимена, ныне небольшое татарское поселение, которому в скором будущем предстоит исчезновение по следующему обстоятельству: в 1860 году, когда Крымские татаре, увлеченные религиозным фанатизмом и воспламеняемые духовенством, утверждающим, что коран заповедано помнить всем мусульманам, что рано или поздно они должны возвратиться туда откуда вышли* в числе прочих и Лименские татаре, распродав все имущество и хаты свои, приготовились к выходу; но получив неприетные сведение о положении эмигрировавших раньше их, остановилась до более блогоприетного времени; между тем средства их были истощены, а вслед за этим запрещен был дальнейший выход татар из полуострова — и Лименские мусульмане вынуждены до настоящого времени проживать в наемных хатах, имея в распоряжении своем предоставленный правительством лес. Подобные условие для жизни поселян, значительно отдаленных от городов, чрезвычайно обременительны и не могут быть выносимы долго.

Лимена расположена вне почтового тракта и следовательно не может дать понятие о красоте своей тем, которые ограничивают любознательность несколькими взглядами издали. По моему это неболыное поселение, раскинутое на покатости горы, против моря, утопающее в тени рослых деревьев, могло-бы поспорить с лучшими местами южного берега, еслиб на украшение этой местности употреблена была половина тех средств, которые обращены например на Алупку, Орианду и Ливадию. Почва Лименского углубление великолепна, для всякого рода экзотических растений, могущих переносить южно-бережский климат. Здесь отлично ростет табак, грецкие орехи, достигающие громадной величины, гранаты, кипарисы, лавры, масличные деревья и всевозможные сорта груш, яблок; но что всего лучше и роскошнее — это виноградники, раскинутые до самого моря, в течении всего дня освещенные солнцем.

В Лимене одной можно встретить лучшие крымские черешни, известные под именем хара-тирган, созревающие в конце июля, т.е. тогда, когда фрукты этого рода положительно нельзя найти в Крыму. Здесь десь я насчитал множество прекрасных сортов груш и слив, составляющих собственность страны и совершенно неизвестных вне полуострова. Но самым восхитительным местом в этом пространстве безспорно есть ближайшая часть к морскому берегу, где красуются в вечной зелени масличных дерев, лавр, кипарисов и плющей — постройки г. Филиберта владетеля этого волшебного уголка, прикрытого с трех сторон живописными горами.

Историе Лимены, некогда обширного поселение древних греков, нам также неизвестна как и других поселений этого народа на Южном берегу Крыма. Однако, судя по названию ея, без сомнение произведенному от слова лимни: залив — и по двум, довольно хорошо сохранившимся укреплением на обрывистых оконечностях подходящого к морю хребта, именуемого туземцами Сиври и Дживакая надо думать, что здесь был порт и что некогда местность эта настолько была ценима, что владетели не пожалели средств на устройство двух крепостей на возвышенности 200 сажень над уровнем моря*, известных теперь под названиеми Лимен-кале или Исар и Панеа.

Других памятников, кроме старых оливковых дерев и нескольких могил, выложенных неболыними плитами, в которых найдены были монеты, стеклянные браслеты синего цвета и бусы — здесь пока не найдено ничего достопримечательного и вряд ли встретятся, потому что нигде их не находили на южном берегу на местах занимавшихся древними греками. По крайней мере я никогда не встречал впродолжении многолетних моих розысков, ни около крепостей, ни на местах жительства, чего-нибудь подобного надписи или свидетельствующого о характере или привычках древних обитателей. Одни только могилы и голые камни носят отпечатки исчезнувших властителей этой страны до генуэзского и могометанского господства.

В Лимене обращает на себя внимание путь пролегающий над берегом моря в виду грозной скалы Лиман-кая, и ведущий в соседственное селение Симеиз. Дорога эта, удобная ныне и для экипажной езды, так живо представляет картину страшной силы вулканических действий, что путешественник, не видевший ничего подобного, в течении нескольких минут не может оторвать удивленного глаза. Здесь, несколько ниже, виднеются остатки древней, чрезвычайно толстой стены, быть может служившей защитою для строителей от враждебных соседей. Романический проход этот, между разнообразными скалами, состоящими из твердого известкового камня, глинистого сланца, и щебневатого трапа, с следами морских раковин, — имеет вдобавок ту прелесть, что идет над морскою пучиною, вечно волнующеюся здесь, как-бы с целью сокрушить колоссальные скалы, преграждающие свободное течение волн.

Неоднократно посещая хижины лименских татар, я с особенным любопытством всматривался в выразительные лица этих людей и мне всегда казалось, что они имеют гораздо более сходства с черкесами, чем с греками. Когда я сообщил об этом одному из местных стариков, он отвечал с самодовольною улыбкою: «От родителей я часто слыхал в детстве, что во времена ханства, к нам черкесы привозили своих дочерей, которых отсюда отвозили на продажу в Байдарскую долину и Бахчисарай; но впоследствии лименские татаре, заметив, что торг этот очень выгоден, сами начади закупать их на берегу и перепродавать во внутренность полуострова. Очень может быть, что предки наши, красивейших из них оставляли себе в жены или просто в наложницы, вследствие чего поколение изменили свой прежний вид».

Соображаясь с преданиеми и некоторыми историческими фактами, подтверждающими, что не только Крымские татаре, но и сами гиреи их, охотно покупали себе черкешенок, я не находил основание сомневаться в правдоподобности переданного мне почтенным стариком. Однако этого недостаточно, чтобы определить их происхождение, потому что на южном берегу, сколько нам известно, татаре не обитали и край этот не составлял их собственности до 1774 года, а принадлежал сначала грекам, потом не надолго и то отчасти генуэзцам и затем уже с 1475 или 1476-го года туркам, которые имели одного только агу или правителя на всей полосе. Следовательно и Лименские татаре не могли принадлежать никакой другой нации, кроме как грекам или потомкам более отдаленной древности, известных по истории под именем Тавров, первобытных обитателей горской части Тавриды о которых упоминают самые древнейшие писатели. Что Монголо-татаре при входе своем в Крымский полуостров, застали на южном берегу особенный народ который назвали Татами — это мы знаем потому, что и теперь внутри Крыма степные и городские татаре называют южнобережских мусульман этим именем, а полосу, начиная от Байдарских ворот до Алушты, Ичелем. Не может быть, чтобы название это относилось собственно к грекам, которых было много во внутренности их владений и независимо этого процветал второй Херсонес, геройски отстаивающий свою свободу. Мы имеем еще одно основание для отличие; южнобережских татар от прочих, это протяжный или скорее певучий лад их речи, не свойственный другой нации в Крыму. Самое название Таты довольно сходственно с словом Тавры. Тождественность их выражается даже и в значении. Нам обяснили уже, что название Тавриды происходит от ассирийского: гора, таты-же или тат имеют почти тот-же смысл на татарском языке с тем добавлением, что происходят от слова тау* или тав, означающого лесную гору; некоторые же из татар предполагают, что слово это относится прямо к горе, и подтверждают мнение свое именем Палат-горы, которая называется обитателями подошвы ея, по ту сторону Южного берега — Чатыр-тау.

Симеиз

Никто из археологов, так много писавших или скорее повторявших одно и тоже о древностях Тавриды, не определил нам значение слова Симеиз. Впрочем нам не следует упрекать их в этом: сочинение их или составлялись заочно, или писались после быстрой прогулки по известным указателям, а незнание туземных языков окончательно ставило в безвыходное положение добиться каких-нибудь преданий, могущих если и не открыть истину, то покрайней мере набросить свет на минувшую историю. К сожалению нашему, таким точно образом составлялись и все вообще описание Крымского полуострова — и очень естественно не могли удовлетворять тех, которые жаждут составить себе точную идею о замечательной во многих отношениех стране. Я не могу судить насколько мое двадцати-летнее постоянное изучение Крыма, при знании местных наречий, может оказать пользы, но я убежден покрайней мере в том, что все, от самого замечательного в этой стране, до самого ничтожного, от обычаев народных до происхождение каждого название — словом все чем характеризуется всякая местность с обитателями, будет представлено мною с возможною точностию. Настоящий же труд пока предлагается многочисленным посетителям Южного берега, сожалеющим о неимении путеводителя по этой полосе, вследствие чего они не имеют или лишены возможности совершать прогулки, осмотры примечательных мест и сколько нибудь знакомиться с топографиею и этнографиею страны.

Симеиз едвали существовал в цветущее время близкого к нему селение Лимены, или если и существовал, то вероятно, составлял одно и тоже поселение, разделенное Джива-каею. Придерживаясь последней мысли, нам приходится думать, что одно из двух укреплений, расположенных на подходящей к нему скале Лимен-кая, составляло принадлежность его жителей; иначе и нельзя думать, потому, что не было-бы надобности одному поселению иметь два предохранительных пункта, устроенных ясно без цели защиты собственно селение на одной и той же скале. Мы думаем, что сохраненное в памяти туземцев испорченное название нижней крепости Панеа, вместо Палеа, т.е. старая, относится в жителям Симеиза, а Лимен-кале принадлежало лименцам. Что же касается до значение слова Симеиз, то оно происходит, как и все предидущие, от греческого Симеос или Самеон: знак, который действительно здесь существует не только для мореходцев, но и для идущих сухим путем со стороны Ялты. Однако этот знак, выдвинувшийся цельным громадным камнем с острою вершиною из моря, более приближен к Лимене и скорее служил маяком для последняго поселение.

К Симеизу от Лимены идут два пути: один, как замечено выше, за скалою Лимен-кая по над берегом, где встречается изобилие старых можжевеловых дерев Iuniperus excelsa, ростущих во множестве почти при каждом древнем поселении, и другой новейших времен, отделенные от почтового тракта в роде тропинок, для верховой езды. Следуя на последний, приетнее держаться шоссе, которое в виду Лимены поднято так высоко, что можно разсмотреть зеленую покатистую долину этой деревни со всеми подробностями. Дальше снова является Яйла, выдвигаясь к юго-востоку отвесными пластами с красивыми вершинами; но уж здесь она удалена от морского берега версты на четыре. По этой дороге часто попадаются высокие остроконечные скалы, исключительно составленные из мелких округленной формы камушков всевозможных цветов.

Симеиз ныне принадлежит отдельному владельцу*, покрывшему большую часть его окрестностей виноградниками и лучшими растениеми и украсившему обширнейшим зданием, именуемым туземцами стеклянным дворцом; но здесь существует и татарское поселение, расположенное амфитеатром на отклоне. Жители его ничем не отличаются от одноверцев предидущих деревень по занятием и образу жизни.

Розыскивая здесь следы древняго поселение, я только случайно узнал, что Симеизский источник именуется местными мусульманами Ай-ян чешме, т.е. фонтан Св. Иоанна. Зная обыкновение древних южнобережских греков воздвигать свои церкви преимущественно у источников воды, мне не трудно было определить, что во имя этого святого существовал бывший храм; но был-ли он времен первых веков христианства в этой стране или из числа воздвигнутых вышедшими отсюда греками в конце XVII столетие — я не мог судить по едва приметным следам его.

В окрестностях прекрасного Симеиза чрезвычайно много пустопорожняго пространства, отлично удобного для разведение виноградных плантаций, но увы, отдаленность этого края и незнакомство наших капиталистов с этою выгодною промышленностию на Южном берегу — долго еще будут служить препятствием к извлечению выгод и окончательному устройству восхитительного края.

Для любителей охоты рекомендуем, в виду Симеиза, небольшой проход в скалах Яйлынского хребта, известный под именем Копек-бугаз (собачье горло). Этим путем проходят волки в летнее время на Яйлу к стадам, а зимою спускаются к селением. На лево находится гора, именуемая караулом, которая подходит к Семеизскому богазу; к С.В., по выше оврага Кара-дере, выступает Шаан-кая или Соколиная скала.

Алупка

Из Симеиза на Алупку идет довольно удобный экипажный путь, пролегающий местами между живописных оврогов. Едущий этою дорогою может встретить обширные оливковые рощи, перепоясанные виноградными кустарниками. Правильная разсадка их и однообразная форма производят приетное впечатление. Эти масличные сады разведены здесь русскими помещиками и очень жаль, что редко встречаются по береговой полосе, имеющей все свойства климата жарких стран и блогоприетной для этого растение качеством почвы. Встречаемые нами старые масличные деревья по разным местностям южного берега свидетельствуют, что во времена Херсонеского, Босфорского и Византийского владычества, здесь с особенною охотою разводили это выгодное растение.

Проехав эти удаленные от жилищ сады, пред вами начинает выступать во всей красоте величественная треугольная скала Ай-Петри (Св. Петра), у подножие которой расположена Алупка, — скала, которая, по измерению инженер-топографа Ходьзко, выше гиганта крымских гор — Палат-горы на 42 фута*. Отклон ея до берега моря, по ровной линии, занимает три версты. Ай-Петри составляет единственное натуральное украшение Алупки, которую так хвалят путешественники и которая, за исключением нескольких гротов, образованных в промежутках обрушившихся или выдвинутых подземным огнем камней, ничего более не представляет особенно интересно исключительного. Вся слава ея скорее заключается в изобилии цветочных и другого рода прекрасных растений и множестве водяных источников, украшенных скульптурными изваяниеми из лучших сортов мрамора.

Всего менее блогоприетствует этой местности громадное здание владетеля, странной архитектуры, представляющее смесь вкусов готического, с мавританским, турецкого с европейским, одинакового цвета с окружающими его скалами из породы гринштейна, примечательное разве только в некоторых частях своих со стороны моря и тем еще, что быть может поглотило гораздо больше денег на устройство в сравнении с прочими южнобережскими дачами.

Алупка, как чрезвычайно удобная, по изобилию воды, для садоводства, вероятно с глубокой древности служила местожительством человека, но и здесь нет никаких следов сколько нибудь подтверждающих предположение наше. Нам известно только, что во время жительства здесь греков, она именовалась Аие-Марие, т.е. Св. Марие, по храму воздвигнутому во имя Богородицы. Вышли-ли эти греки отсюда в числе остальных собратий своих в российские владение или приняли могометанскую религию — это трудно сказать, но судя по образу жизни настоящих татар, их наружности и привычках, можно допустить происхождение их от греков*.

В то время, когда Крымский полуостров был присоединен к России, Алупка имела более 40 дворов и такое изобилие садов с фиговыми, гранатовыми и масличными деревьями, что князь Потемкин-Таврический, очарованный климатом и производительными силами почвы, избрал эту местность, как изобилующую водою и гораздо лучше других защищенную от С.З. ветров, — первым разсадником экзотических растений, доставлявшихся по приказанию его из Константинополя и других мест в 1787-м году. из числа доставленных и посаженных в его время дерев, указывают на два кипариса, ростущих по настоящее время в отличном виде, но в действительности они посажены были дедом моим.

Что касается того, что в Алупке климат и самая почва более других мест способствуют растительности, то это доказывается ранним созреванием здесь винограда, фиг и всех вообще фрукт, которые, как известно, для достижение зрелости не требуют установленного количества времени, а более зависят от времени развитие растение и необходимой для этого суммы градусов тепла. Однако есть люди, которые отвергают эти естественные причины и все приписывают верхним слоям почв, будто бы образованной здесь потухшим вулканическим кратером. Но где был этот кратер? Вероятнее всего, что предполагающие его существование здесь, останавливают внимание свое на огромнейшей груде почернелых камней, которые безобразят верхнюю часть Алупки; но не есть-ли они обломки Ай-Петри или следы тех переворотов на южном берегу, которые, по словам Кедрина, произошли вследствие страшного и долговременного в 1341 году землетрясение в Византии, не только досягавшого Крыма, но выдвинувшого даже с берегов свирепствующее море, которое нанесло ужаснейший вред.

Алупка для татарского население южного берега дрогоценна избытком вод, которые играют в этом почти бездождном жарком крае чрезвычайно важную роль. Как любители разведение льна для пряжи, луку и стручкового перца, не иначе ростущих здесь как при постоянной влаге, они смотрят на поливные места этого селение, как некогда смотрели жители Пиренейского полуострова на Эльдорадо. И действительно, для этого народа указанные выше произведение составляют самые необходимые потребности: лен служит им для одежды, а лук, необыкновенно приетный на вкус и несколько сладкий, подобный испанскому, служит вместо пищи, что же касается стручкового перца, не имеющого ничего общого с русским, то он в соленом виде до того потребен для южно-бережского татарина, что он не выйдет на работу, не запасшись им: это для него вечно-постоянное блюдо, никогда не надоедающее и ничем не заменимое.

Мы говорили раньше, что на южном берегу, при каждом древнем поселении греков, существовало укрепленное место, куда сносилось все имущество и вероятно и сами обитатели скрывались при вторжении в страну их неприетелей. Укрепление эти обыкновенно устраивались вне поселений в скрытных и неприступных местах. Алупские древние поселенцы также имели свое, но с тою разницею, что оно было обширнее других и расположено над отвесным шпилем самой высокой точки Ай-Петри. При укреплении этом, местами сохранившем двух-аршинной толщины стены в сажень вышиною, приметны следы и других построек. Предание говорит, что здесь был храм во имя Св. Петра, вследствие чего и скала названа этим именем.

Мы советуем всем любителям величественных картин, после отдохновение в Алупском верхнем саду достойном внимание по каскадам и тенистым аллеям ведущим между гротами*, сездить на вершину Ай-Петри, как на самую возвышенную точку Крымских гор, представляющую высоту над уровнем моря в 5178 футов, чтобы посмотреть отсюда на громадный небосклон, на картину впереди рисующихся гор и чтобы составить себе понятие о тех природных укреплениех, которые древние обитатели этой, должно быть не редко осаждаемой страны, с небольшими усилиеми превращали в спасительные засады свои.

В Алупке, по замечанию некоторых ботаников, встречаются в диком виде лавровые деревья; если они даже одичавшие, то и это уже убеждает нас в том, что в древности здесь разводились экзотические растение, составляющие ныне роскошь и славу южного берега. В окрестностях Алупки, между реченкою Паста и оврогом Кулупла, существуют развалины, известные под именем Исара. Нет сомнение, что и здесь была крепость.

Мисхор

Из Алупки идут два пути на почтовую дорогу: первый именуется верхним и пролегает чрез татарскую деревушку мимо безобразных заборов и ветхих избушек, приютившихся или с боков огромных камней, или под тенистыми ветвями ореховых, фиговых и другого рода рослых дерев; а второй, нижний от двора владетеля этой местности, более приближенный к морскому берегу, ведущий мимо оливковых рощ и виноградников Мисхорских окрестностей. Последний более удобный и более живописный. Едущим этим путем мы советуем побывать в прибрежном имении графа Шувалова. Это одна из лучших южнобережских дач, не по искусственным украшением, но по удобству, обширности парка, представляющого все почти виды дико-ростущих при море дерев; великолепному виду на Ай-Петри, кипарисным аллеям и близости моря. Эта первая из дач, по следуемому нами пути, которая имеет несколько прекрасных домиков для посещающих Южный берег с гигиеническою целью или просто для удовольствие. Помещение эти отдаются в наем помесячно или на весь летний сезон, живущим здесь управляющим, но не всегда они занимаются приезжими, по довольно основательной причине — и именно отдаленности города*, который; не говоря уже о том, что заманчив как центр, куда сезжается безпрестанно все приезжее общество и в особенности в дни прихода пароходов, как рынок и место почтового учреждение, — необходимее при надобности быстрого медицинского пособие, в котором частенько может нуждаться больной или слабосильный, совершивший резкую перемену климата.

Над описанным нами имением, по обоим сторонам дороги, расположено татарское селение Мисхор, которого нельзя видеть с почтового шоссе, потому что одна часть его скрыта в гуще громадных грецких орехов, а другая половина за возвышенностию неподалеку от станции, против которой воздвигнут великолепный фонтан**, засаженный кустами месячных роз, вследствие чего его называют фонтаном роз.

Мисхор, судя по названию его, без сомнение происходящему от греческого Меси-хора: средний город или Миси-хора: половина города, вероятно был значительным поселением древних греков и простирался до Гаспры. Предположение это мы основываем во первых на смежности его с Хуреизом и Гаспрою, во вторых на том, что последние название деревень не есть собственные имена, а прилагательные, указывающие на качество и цвет земли и, судя по образованию, принадлежат времени появление здесь татар, потому что Куру есть татарское слово, означающее: сухой-ая, а из или гиз греческое: земля. Также изменено татарами и слово аспро, значащее на греческом языке белый — и наконец на двух укреплениех, расположенных в этой местности, известных ныне под именами Гаспра-исар (белая стена или стена белой) и Лиман-бурун-исар (стена носовой пристани или залива), расположенных первое в центре этих поселений, а последнее вне оных у морского берега, на Ай-Тодорском мысе, составляющем одну или длиннейших отраслей Яйлы, далеко вдавшихся в море, некогда известном под именем Тасуса, а теперь Ай-Тодорского маяка, освещающого громадное пространство моря.

Местности, где мы показали расположение древних греческих укреплений этих, имеют те особенности, которые занимательны и для любителя природы и для археолога. Первому покажется восхитительным образование Гаспра-исара внутри скал, доступных только с одной стороны, как будто нарочно выдвинутых для укрывательства безоружных людей; а последнему Ай-Тодорский бурун, представляющий не только следы громаднейшого укрепление или ограды, но и остатки некогда существовавших построек* и храма, часть мраморных колонн которого до настоящого времени валяются здесь, а одна из них лучшая перенесена в Алупку, но к сожалению и на ней, кроме изображение греческой формы креста, нет никаких писем и украшений. Все эти колонки из белого мрамора, которого не добывали в Крыму; следовательно они доставлены были сюда из отдаленных мест или перевезены из храмовых развалин Херсонеса-гераклийского*. Как-бы то ни было, но единственное место-нахождение их в этой полосе, дает нам повод не сомневаться в том, что Мисхорское поселение было или самое обширнейшее, или самое богатейшее в этом крае. Не основательное предание о том, что в окрестностях Мисхора древние добывали серебро, некоторым образом говорит в пользу последняго предположение нашего. Но в чем именно заключались источники богатства здешних обитателей? Вопрос этот долго заставлял меня изучать эту местность, которая повидимому не представляла никаких преимуществ сравнительно с другими частями Южного берега. В то же время меня томило желание открыть место, где именно в Крыму выделывались разного рода прекрасные глиняные сосуды, так часто открываемые при вскрытии древних могил, и то громадное количество амфор или кувшинов, в которых отправлялась из юго-восточных портов Тавриды до Рима, в соленом виде осетрина, белуга, кефаль, султанка и другого рода рыба — и в которых местные обитатели, не употреблявшие бочек, сохраняли не только свои вина, но и все произведение как жидкие, так равно и требующие предохранение от сырости, — потому что я не мог согласиться с тем, что их доставляли из Малой Азии, где и теперь греки занимаются выделкою этих огромных и чрезвычайно крепких сосудов. Случайная поездка моя к Ай-петринской пещере дала мне возможность порешить оба эти вопроса открытием в Мисхорском лесу, в окружности трех прекрасных источников, множества следов древних гончарных печей, известных туземцам под именем Фурну-лар (печи). В одной из них сохраняется такое изобилие черепков глиняной посуды, что легко предположить ея разрушение в час полу-готовности посуды. Только тогда я понял, что богатство жителей древняго Мисхора зависело от добываемой здесь красной глины и что отсюда быть может снабжались все города и села приморской полосы Крыма, начиная от Херсонеса до последней точки Керченского пролива, амфорами, имевшими важное значение для торговых и домашних нужд древняго мира. Амфоры эти, в некоторых местах на южном берегу, найдены в земле целыми и большие из них вместимостью равны от 15 до 20 нашим ведрам*.

Но что всего замечательнее в окрестностях Мисхора, так это древнейшие могилы, сохранившиеся в прекрасном виде у конца второй версты по почтовому тракту от станции. Чтобы их видеть, следует спуститься от дороги направо по тропинке, нарочно оставленной за Гаспрою в стеночке, отделяющей почтовую дорогу от земли частных владельцев. Могилы эти давно уже ограблены посредством подкопов под передние плиты., вследствие чего приняли вид подобный друическим памятникам и послужили поводом некоторым любителям древностей принять их за кельтийские жертвенники; но это ошибка, происшедшая от невнимание изследователей, которые не хотели видеть остатки тут-же лежащих отодвинутых плит, принадлежащих к четвероугольникам, закрытым сверху огромнейшими плоскими камнями без всяких следов отделки. Памятников этих здесь несколько, но все они ограблены, что дает право предполагать о существовании их со времен Босфорского владычества, известного богатствами могил. Мы советуем всем любителям древностей посмотреть на эти циклопические гробницы, встречаемые в трех только местах на южном берегу, имеющих форму гигантских каменных ящиков, лишенных грабителями, как выше сказано, передней плиты для свободного прохода во внутренность могилы.

Нижний Мисхор не представляет ничего достопримечательного, кроме обыкновенного в этом краю богатства растительности; но верхний обращает внимание положением татарских жилищ над пропастями и рытвинами. Нигде я с таким удивлением не смотрел на фруктовые деревья, сжатые скалами, однако, ростущие не хуже чем на мягкой почве, как в этой деревне. Любителям природы мы советуем проехать мимо верхняго Мисхора в сосновый лес, а более смелейшим посетить и Мисхорскую пещеру, образовавшуюся в С.В. стороне Ай-Петринской скалы.

Мисхор замечателен между татарами в том отношении, что здесь покоится, по их мнению, священный прах какого-то Шейха, павшого за религию и просвятившогося. Этому азизу, т.е. святому, приписывают чудеса врачевание и привозят к могиле его больных, которые после молитвы оставляют здесь куски от одежды, как-бы выражая, что с ними оставляют и свои недуги. Я часто интересовался узнать предание об этой могиле, но все кого ни спрашивал отвечали, что ничего не знают. Не есть-ли это странное явление на южном берегу, где жили греки и где ничего подобного не встречается — просто предположение, основываемое мусульманами на видении блудящого огонька, по их убеждению свидетельствующого о почивании святого человека? Так или нет, но Мисхор для религиозных татар место священное, не только могилою азиза, но и жизнию в нем какой-то праведной татарки, которая, по словам их, вызвала с небес легион ангелов, истребивших в одну секунду толпы кровожадных гяуров*, подступивших к этой деревне с целью истребление могометан.

Мы сказали уже, что в окрестностях Мисхора ныне существуют две небольшие татарские деревни, именующиеся первая Куреизом**, а последняя Гаспрою. Куреиз в нескольких десятках саженях от станции и расположен по левую сторону дороги. Большая часть татарских хат его не видна с шоссе, потому что или скрывается в густоте дерев или исчезает в неровной покатости горы, представляющейся здесь в виде террас; крайняя же часть селение имеет живописный вид, расположением ея над оврогом и глубине которого между деревьями шумит речка, иногда принимающая грозный вид. По правую же сторону дороги идут дачи, изобилующие тенистыми рощами и виноградниками. Из них лучшая с храмом во имя Св. Вознесение, в который собираются ежегодно в день Св. Пасхи жители ближайших христианских поселений на южном берегу — ныне обновлена вместе с прекрасными постройками так охотно нанимаемыми несколько лет тому назад посетителями этого края.

Куреиз есть самая оживленная на южном берегу деревенька и единственная имением нескольких лавочек и трактира. Покрайней мере путешественник здесь без всяких просьб и затруднений может достать хлеба, чаю и кусок жареного мяса. Живописной местности Куреиза быть может представилась-бы лучшая участь, еслиб было более удобных мест для устройства дач, а шоссе проходило ближе к морю — этому магниту для каждого желающого иметь свой уголок в таком блогодатном краю как южный берег.

За Куреизом сейчас-же представляется Гаспра, замечательная двумя прекрасно устроенными имениеми, из которых первое принадлежит Великому князю Михаилу Николаевичу, а другое графу Панину. Нигде так не безобразится татарскими хатами местность как в промежутке этих дач. По нашему мнению красота их до тех пор не будет заметна, пока не будут сняты отсюда эти грязные сараи, заваленные телегами и разными нечистотами и скрывающими вид с дороги в особенности на хорошенький дворец гр. Панина.

За Гаспрою открывается вид на Ай-Тодорский* мыс, к которому ведет, промеж кустарников, по камням, довольно утомительная и неприетная тропинка. На более возвышенной точке этого мыса, в группе больших дерев, видно здание, а подальше башенка — это казарма и маяк. Тем, кто бы желал проехать к этому месту, мы предложили-бы пройти несколько сот шогов по направлению к Ялте, чтобы полюбоваться чрезвычайно живописными берегами, к которым подходят такие поляны и покатости, которые, при обработке их, составили бы гордость и лучшее место на южном берегу.

В Мисхоре также как и в Алупке попадаются одичавшие лавры — одно из любимых эллинами растений, листья которых до настоящого времени играют важную роль в греческом мире, в особенности при приготовлении маринованной и соленой рыбы.

В Гаспре существуют развалины церкви, известной татарам под названием Ай-Ян (Св. Иоанн) и очень часто встречаются могилы христианских времен.

Из гор считается почтеннейшею Карт-кая (старая скала), а из оврогов, к которым проходят ручьи — Чомнык-дере и Гузлер.

Верхняя Орианда

После Гаспры, по правую сторону дороги, встречаются развалины Верхней Орианды, известной раныне под именем Мургуду. Дача эта принадлежала графу Витту и, судя по руинам, некогда была роскошным уголком. Ныне эта местность останавливает внимание путешественника густотою растительности и несколькими громаднейшими скалами, расположенными ?иs-а-?иs. Из них большая Кангеля-хаясы имеет вид соединение нескольких террас все более и более возвышенных к верху и, не смотря на то что вся создана из цельной массы известняка, унизана сверху до низу прекрасным деревом арбутуса, встречаемом на южном берегу только на ней и кое-где в окрестностях ея подножья. Нет сомнение, что каждый смотрящий на эту опушенную краснокожими деревьями скалу прийдет в восторг от ея величественной наружности. В ней имеется естественная пещера, как-бы нарочно образовавшаяся для отдохновение посетителей.

Судя по следам древняго укрепление Исара* и признакам жилищ, встречаемых несколько ниже Мургуды, надо полагать, что и на этой местности было некогда поселение. По атласу Анконца Бениказы 1480 года, хранимом в Венской придворной библиотеке, показано после мыса Св. Тодора место Gorian, без сомнение нынешняя Верхняя Орианда, именуемая греками, как надо полагать, Орион, что происходит от слова очиа, граница. Была ли здесь граница владений Дорийского княжества с Херсонесом, или другого рода пограничная черта — неизвестно. Старожилы окрестных поселений считают берег Верхней Орианды замечательным в том отношении, что он послужил местом гибели Хаджавы, жены последняго турецкого аги в Ялте. Об этой ужасной женщине до настоящого времени разсказываются целые истории баснословного содержание, в которых она является каким-то кровожадным чудовищем, грабившим всех у кого имелись лишние средства к жизни.

Предание говорит, что когда русские войска подступили к Алуште в 1774 году, Хаджава, боясь разстаться с своими богатствами, перенесла их на судно готовое отплысть в Синоп, но только что оно вышло в море как поднялась сильная буря и корабль со злою женщиною и имуществом ея выброшен был на Ориандский берег и разбит вдребезги. Здесь озлобленные христиане, побивая каменьями и без того обезображенный труп ея, сдирали с него клочками одежды, в которых Хаджава зашила насильственно собранные червонцы.

Разсказы Аутинских греков, о том, что в Верхней Орианде даже во времена турецкого владычества было поселение с храмом на возвышенности утеса, не далеко от того места где ныне стоит крест, подтверждаются найденным у подножья его медным церковным крестом с греческою надписью, хранимом во дворце. На вопрос мой, что за цель была у жителей этой местности воздвигать храм на такой возвышенности? — мне отвечали, что в прошлых столетиех на южный берег частенько нападали черкесы, подплывавшие сюда на судах и делали нападение прежде всего на храмы, где народ был без оружие. Это обстоятельство послужило поводом воздвигать молитвенные дома или на возвышенном месте, откуда легко было следить за окрестностями, чтобы при надобности успеть скрыться бегством, или-же неподалеку от укрепление, к которому не так легко было проникнуть отчаянным искателям приобретений. К этому старожилы присовокупляют, что под спудом Ориандского храма хранится много скрытого древними обитателями этой местности золота, основывая свое предположение на том, что в былые времена здесь замечали по ночам слабый свет (вероятно свет подземного огня) признак или свойство отражение зарытого в земле золота. Из открытых на крестовой горе памятников минувших веков указывают на небольшую медную пушку, лежавшую без внимание около оранжереи Нижней Орианды. Мы решительно не сумеем сказать к какому времени принадлежит это орудие, но сомневаемся чтобы оно принадлежало временам Византийского, Босфорского или Херсонеского господства, потому что нигде при других более обширных укреплениех полосы южного берега не отыскано каких-либо признаков, свидетельствующих, что строители их имели орудие. По нашему предположению древние, укрываясь в своих не легко доступных, по естественному положению засадах, отражали врогов сбрасыванием с возвышенности громадных камней в то время, когда они должны были проходить мимо их. В окрестностях этой Орианды обращают внимание следующие горы и местности: Липа-стери, Урупиляки, Исар, Караколь-кая, Притвица и древние могилы.

Орианда

Самаю живописною и величественною по громадной растительности на южном берегу считается Орианда, принадлежащая Великому князю Константину Николаевичу. Нигде сила подземного огня не оставила в Крыму таких грозных и вместе с тем очаровательных следов как здесь. Осадив глубоко землю, она в нескольких местах над ней выдвинула громадной величины утесы, приводящие в ужас стоящих у подножие их. Среди этих скал, в глубокой поляне, среди вечной зелени экзотических растений, по плану архитектора Штакеншнейдера, выдвинут продолговатым четвероугольником из белого инкерманского камня обширный дворец, держащийся с южной стороны на 8-ми громадных цинковых статуях и кажущийся с дороги небольшим домиком, которому как будто каждую минуту грозит своими волнами соседнее море. Старожилы не без удивление смотрят на эту местность, где по мнению их водились только страшные змеи и выли волки, ныне принявшую величественную наружность по воле и желанию такого-же существа; которое несколько десятков лет тому назад, со страхом спускалось в эту дикую и опасную трущобу.

Орианда отстоит от Ялты в 7-ми верстах и служит самым интересным местом для посетителей южного берега. Нее дня, чтобы ея не навещали туристы и даже те из местных жителей, которым приходилось бывать в ней по несколько раз. Прекрасное шоссе, ведущее к этому имению, имеет еще ту прелесть, что пролегает между садов и рослой дикой растительности, дающей и тень и прохладу, что более всего возбуждает охоту ехать верхами — охоту, ныне обратившуюся в необходимость, в особенности для женского пола.

Так как Орианда более других мест посещается приезжими на летний сезон и проезжающими на пароходах, имеющими немного свободного времени побывать на берегу, то мы обязаны указать особенно последним на более замечательные пункты этого имение, в полной уверенности, что татаре-проводники в этом случае не могут быть полезны. Вступившему в Орианду, по миновании виноградной аллеи, или правильнее, аллеи закрытой со всех сторон виноградными лозами, следует повернуть на левую дорожку, ведущую к ротонде, воздвигнутой на высшей точке одной из скал расположенных в виду дворца. Отсюда вид на постройки и вообще на всю Орианду, покоящуюся у ног, так хорош, что нет желание разстаться с ним. Затем, осмотрев дворец, лучший вид которого обращен к морю, надо идти к пруду очаровательному тем, что он устроен в центре таких громадных дерев, сквозь которые давно уже не проникал солнечный луч. В пруде этом, с лебедями и громадною форелью, расположенном в виду ротонды, отражается с нею и вся серая скала, пересекаемая в виде зеленых лент малорослыми кустарниками. Это место безценно в особенности в те дни, когда термометр R. на солнце подымает ртуть на +45°. В нескольких шагах от пруда, на аллее, стоит гигантский дуб, который из центра выпускает струю воды, так мастерски проведенную чрез него, что легко принять за естественное явление. Вода эта, всегда холодная, чиста как хрусталь и приетна как многие воды Крымского полуострова. За этим фонтаном невдали существует небольшой, но очень красивый домик славный пребыванием в нем Александра Блогословенного.

Идущим к берегу морскому, мы советуем взобраться на скалу, где развевается флаг владетеля, чтобы посмотреть с этой значительной высоты на миниатюрную Ялту, море и живописные горы и потом идти к каскаду, к которому проведены две аллеи: одна к основанию, а другая к центру. Этим-то последним мы рекомендуем идти между дикой растительностию но величественной, и потом уже перешагнув по мостику, перекинутому чрез водопад, спуститься к точке падение воды, где устроено место для отдохновение посетителей и где нельзя оставаться равнодушным к величественной роскоши растений, в углублении которых шумит, переливаясь с уступа на уступ, пенящаяся струя воды.

От каскада идут к морскому берегу, живописному скалами, не нижним путем по течению реки, интересным разного рода плющами преимущественно из породы clemttis vitalba, но снова мимо флоговой скалы. Впрочем к нему можно проникнуть и отсюда, но не иначе как от купальни по направлению к Ялте.

При выходе из Орианды, желающему побывать на самой высокой внутри ея скале, выдвинувшейся цельным ровным камнем с западной стороны и именуемой крестовою, вследствии того, что над нею поставлен крест — следует повернуть первою аллеею, идущею на лево к оранжереям. Этим путем легко и гораздо ближе достигнуть цели. Вышедши из ограды, предназначенной для развитие цветочных растений, с левой стороны заметны зеленые ворота. Это есть место входа на сказанную возвышенность.

Прежде чем взойдете на высокую точку крестовой скалы, встречается площадка со скамьями между кипарисами. Незнакомые с местностию могут предположить, что далее нельзя проникнуть, но присмотревшись лучше замечают тропинку, вьющуюся между громаднейшими каменьями различных форм, то поставленных отвеесно, то лежащих друг на друге, то образовавших гроты и повсюду закрытых или тенистыми деревьями или вечно-зелеными плющами. Сделав по этой дорожке несколько оборотов, пред посетителем открывается ужасная пропасть, заваленная серыми скалами, море и зеленая покатость Верхней Орианды. Отсюда тропинка становится неприметною, но легко замеетить с левой стороны несколько ступеней такого-же цвета, как окружающие их со всех сторон скалы. Они служат единственным местом входа к кресту и в тоже время высшею точкою отвесного утеса, господствующого над окрестностями. Вид отсюда так красив и великолепен, что не достанет слов для выражение отрадного впечатление. Побывавшим здесь советуем возвращаться другим путем, чтобы составить полное понятие об этой возвышенности и именно: не доходя площадки с кипарисами, повернуть на тропинку, идущую на лево и местами на столько крутую, что необходимо было устраивать ступени. Этим путем приезжий знакомится с наружностию величественных можжевеловых дерев южного берега, ростущих между гигантскими каменьями, здесь он встретит дикие фисташки в полной красоте, но главнее составит себе понятие на каких пунктах древние обитатели этого края, воздвигали свои укрепление. Крестовая гора, прежде известная под названием древней стены, т.е. Исар-каи или Урянда-исара, достопримечательна еще двумя пещерами, достойными обратить внимание любознательного туриста. Пещеры эти находятся у подножья скалы, но мы советуем отправляться к ним не иначе как в сопровождении местного жителя, знакомого с лучшими тропинками к ним. Из них одна так велика вместимостию, что свободно может поместить несколько сотен рогатого скота. Мне разсказывали аутинские жители, которым принадлежала раньше эта местность, что их скотина в зимнее время в количестве 600 штук постоянно проводила в ней зимние ночи. О второй пещере, которую я к сожалению не мог никогда найти, разсказывают, что она представляет в большом количестве человеческие кости, будто-бы побитых во внутренности ея генуэзцев. На сколько это правдоподобно — неизвестно, но очень может быть, что несчастные владетели этого края, после сокрушение их славных факторий в Крыму, гонимые кровожадными турками, вынуждены были скрываться в пещерах, где их открывали и безпощадно предавали смерти.

При описании Верхней Орианды, мы позволили себе предполагать, что Орианда происходит от греческого слова ориа, т.е. граница. Сообщая об этом туземным грекам я открыл, что действительно в Ориандском округе существует признак древней границы на одной из скал, расположенных у моря в виду нижней Орианды. Знак этот обозначен прорубом в камне, который залит свинцом. Этот камень и впоследствии составлял границу или межевую линию аутинских греков, потомков древних обитателей южного берега.

Тут-же неподалеку от этого камня греки, прежние владельцы Орианды, указывают на местность, которая именуется ими до настоящого времени Фулли. Не здесь ли существовала та Фулла, которую Тунман искал в окрестностях Бахчисарая, которая существовала в 576 году и которая в XII столетии подчинена была ведомству Судгайской епархии? Если возможно определять исчезнувшие поселение по одним только названием, не имея к тому более ясных доказательств, то без сомнение не открытое до настоящого времени никем древнейшее греческое селение Фулла находилось на месте нынешней Орианды, получившей последнее свое название не по имени древняго селение, а как сказано выше по черте, быть может проведенной здесь как предел владений или округа.

К Фулли принадлежат и громадные камни, лежащие в море в виду Ориандского берега. Место это ныне только оставлено рыбаками, но прежде сюда стекались все почти рыболовы живущие по береговым селением, начиная от Балаклавы до Алушты и в течении нескольких месяцев занимались ловлею рыбы, устриц и ракушек. Местом-же жительства их служила пещера Крестовой горы. Старики греки с восторгом разсказывают о том, какое ловилось здесь множество рыбы и как они пировали на этом берегу каждое воскресенье. По их словам это было место праздничных прогулок, куда собирались с винами и провизиею и где пляски и музыка не прекращались до поздней ночи; на случай-же дождя или бури на море, по которому они плыли на яликах — для всех было достаточно места в громадной пещере Ориандской скалы.

Что в окрестностях места, называемого аутинскими жителями Фулли, существовало какое-то поселение, это доказывается существованием здесь мельницы, место которой и теперь называется Пале-милари, т.е. старой мельницы. Однако мне не случалось ни от кого слышать предание, чтобы на местах, ныне занимаемых постройками Орианды, когда-либо существовало поселение; общий голос старожилов, что оно находилось по ту сторону Крестовой скалы на местах Верхней Орианды.

Ливадие

Там где прекращается ограда Орианды и почтовая дорога принимает направление в лево, воздвигнуты огромные ворота с вензелевым украшением Ея Величества. Отсюда начинается Ливадие, замечательнейшая по своему местоположению, имение Государыни Императрицы. Ливадие расположена в центре отклона Могаби, высоко поднявшого свою округленную вершину против запада, как-бы для того, чтобы защищать ее от облаков, сползающих с Яйлы и для того, чтобы своею фигурой дополнять прелестный вид этих великолепных дворцов, полян, парка, цветочных клумб и красивых групп самых редких и дорогих экзотических и других свойственных этой местности растений.

Изобильная стекающими к ней водяными ключами, местность Ливадии имеет то преимущество пред всеми дачами южного берега, что пред нею рисуется Ялта с живописными окрестностями до Никитинского мыса, лучшая часть Яйлынского хребта, заросшого до основание всегда зелеными соснами и вся бухта. Отсюда можно видеть каждую лодочку, подходящую к Ялтинской пристани, каждый экипаж и кавалькаду с дамами — этими бойкими наездницами, на смирных и крепких на ноги туземных лошадях, и все это представляется отсюда в каком-то улыбающемся виде, дающем понятие о счастии.

Ливадию можно сравнить с весною, и действительно это весна Крыма: здесь в самые ужасные жары чувствуется отрадная прохлада от изобилие вод, густоты растительности и соседства моря; здесь свободнее дышать, здесь забываются недуги и года, здесь каким-то не естественным влиением старость бредит юными мечтами; здесь все так натурально, так живо, так кстати, что казалось природа задумала олицетворить желание человека.

Верхние окрестности Ливадии, некогда составлявшие народные Чаиры или места подготовленные для сенокосов, ныне представляя единственную собственность, в большинстве составляют наклонные поляны, изредка покрытые дико-растущими деревьями, промежутки которых только тогда не зеленеют, когда травы закрываются кратковременным снежным покровом. Здесь нет ни громадных утесов, ни фантастических скал, ни мрачных гротов, ни глубоких пещер окровавленных человеческою кровью, ни следов укрепленных засад, ни печальных легенд; это одна из местностей не опятнанных грустным событием в преданиех народа, чистая как струи орошающих ее источников, невинная как отроковица, восхитительная как исполинский белый цветок ея магнолий — детей счастливой Индии. Прозванная с незапамятных времен греками Ливадиею, по изобилию луговых мест, орошаемых скопляющимися в котловинах ея вод, — местность эта; судя по следам сохранившимся в ней и преданием прежних владетелей ея до 1779 года или до выхода христиан из Крымского ханства, была греческим селением, известным под именем Ай-Ян или Св. Иоанн. Название, без сомнение принадлежащее святому, во имя которого воздвигнут был деревенский храм. Следы этой церкви, при которой существовал и источник воды, по разсказу стариков, находятся невдали того места, где ныне экономие; а храмовой источник есть тот-же самый, который ныне превращен в красивый фонтан и находится по соседству постройки, предназначенной для жилища управляющого имением. Очень может быть, что тут-же было и поселение ушедших в Мариупольский округ греков, занимавшихся преимущественно хлебопашеством и скотоводством.

Но есть в Ливадском округе и другие признаки, свидетельствующие о пребывании здесь Ираклийцев, основателей знаменитых Херсонесов и Босфорского царства. Следы этого народа были открыты могилами, в которых найдены черепки глиняных сосудов и стеклянные украшение из египетской массы (pate) такие точно, какие встречаются в Керченских курганах. Эти то первобытные обитатели Ливадии повидимому здесь занимались разведением виноградников, утративших свое значение в Тавриде, со времени принятие Крымскими татарами могометанской религии (в 1313 году), воспрещающей употребление вин, и падение Судгаи, важнейшого торгового пункта греков, где сбывались все произведение страны. Предположение это оправдывается открытием здесь лет 40 тому назад громадных древней конструкции амфор, служивших некогда вместо бочек для виноградного сока. Доставшие их из земли аутинские греки Ангелий Николаев и Пефти, разсказывали мне, что они найдены накрытыми плитами, и повидимому оставались с вином, дошедшим до осадка и превратившегося в твердое состояние. По их же словам амфоры эти были так велики, что вмещали в себе до 4-х четвертей хлебного зерна.

Из этого надо предполагать, что владельцы бывших здесь виноградников сохраняли свои вина подобно малоазиатским грекам в громадных кувшинах, которые закапывались в землю.

Для любителей природы во всей ея девственной красоте, в окрестностях Ливадии представляется гора Могаби, единственный кажется в этой полосе памятник растительности, не тронутый сокрушительною рукою человека. Гора эта, представляющая с разных сторон различные виды, имеет ту особенную величественность, что вся покрыта растительностью, а остроконечная макушка ея со стороны Аутки венчается вечно-зелеными соснами Pinus Taurica. По дороге к этой возвышенности очень часто встречаются восхитительные поляны с фруктовыми деревьями, которые служат сенокосными местами для владетелей и именуются чаирами. Оне замечательны тем, что всегда почти покрыты свежею прекрасною травою, составляющею заметный недостаток почвы южного берега. Оттого то полянки Могаби все без исключение зогорожены и составляют принадлежность отчасти Айвасильских татар, живущих от них в разстоянии семи или восьми верст. Таким образом лет 50 тому назад делилась и Ливадие на клочки или чаиры, принадлежавшие многим лицам в том числе и татарам, от которых большинством перешли к генералу Ревилиоти*, который первый основал здесь несколько домиков. Более величественный вид придан Ливадии разведением в ней обширных виноградников (до 300 тысяч лоз) и экзотических растений, графом Патоцким, постоянным почти жителем в этом роскошном уголке, в предпоследние годы своей жизни. Затем Ливадии суждено было прославить весь южный берег, обратившись в собственность и часто резиденцию Августейшого Дома в течении летняго сезона: украситься прекрасным новым дворцом, замечательною по красоте и архитектуре церковью и множеством построек, фонтанов, и другого рода сооружений, между которыми обращает на себя внимание громаднейший бассейн, предназначенный для скопление вод мелких источников, падающих с возвышенности гор и нарушающих порядок и чистоту стремительным падением, особенно во время дождей*.

От Ливадии к Ялте левый за дорогою отклон носит название Ставрицы, как надо полагать от слова ставро (крест) которым древние греки любили называть некоторые местности.

Аутинская долина

Спускаясь с последней Ливадской возвышенности, по направлению к Ялте, путешественник с невольным трепетом смотрит на громаднейшую Яйлу, которая, повернув здесь к югу, образовала у подножие своего две живописные долины, разделенные между собою одною из отраслей ея, выступивших в виде соединенных пирамид, прекращенных высоким холмом подходящим к морю. Первый из них обращен к Аутинской долине, а последний к Ялтинской. Обе эти долины не имеют себе подобных на южном берегу, ни по богатству садов, ни по громадности окружающих их гор заросших прекрасными лесами, ни по величественности видов, близости моря, множества крошечных но хорошо устроенных дач; в каждой из них, промеж тенистых садов, вьются реки, по сторонам которых расположены: на одной два греческих, а на другой два татарских селений. Эти богатейшие долины примыкают к морскому берегу, в виду которого красуется миниатюрная Ялта — этот крошечный город, поражающий всех своим счастливым местоположением. Из них Аутинская занимает узкое ровное пространство пресеченное отвесною массою Яйлы, охватившею ее с С.-В. И Ю.-З. сторон отраслями, идущими по направлению к морю. Таким образом закрытая с трех сторон горами, единственным видом ея служит безконечный горизонт моря, в которое тут же вливается перерезывающая ее пополам река Учан-су или Кремасто-неро*, с правой стороны которой расположены селение Аутка и Форфора, замечательные тем, что обитатели их есть единственные из потомков первобытных греков поселившихся в этой стране; а с левой — рядом прекрасных садов, составляющих гордость и богатство этой местности. Тот кто обратит сериозное внимание на эту равнину и изучить те скрытые от глаз удобства и богатства, тот без сомнение согласится с нами, что эта местность, врезавшаяся в промежутке гор, есть самая удобная и самая лучшая для жизни человека; удобная потому, что морские ветры не проникают в нее с такою силою как например в Ялту; здоровая потому, что со всех сторон окружена горами заросшими до вершин смолистыми растениеми, скрыта от туманов и имеет превосходную воду. По нашему мнению это есть единственная местность для больных, не терпящих сильных переворотов в атмосфере, нуждающихся в соседстве города и жаждущих вдыхать морской воздух при южном ветре. С некоторого времени это преимущество Аутинской долины начало становиться известным и значительное число больных проводят здесь летний сезон; но к сожалению пока она служит местожительством менее зажиточных семейств, потому что не имеет в достаточном количестве удобных квартир, но нет сомнение, что рано или поздно местность эта исключительно избрана будет для жизни посещающих южный берег с гигиеническою целью и покроется комфортабельными постройками По долине этой великолепно ростут всевозможные растение, из которых останавливают внимание преимущественно те, которые были в большом употреблении у древних обитателей южного берега и именно: Крымская рябина (sorbus ancuparia) дающая чрезвычайно приетные плоды, гранаты*, винные ягоды, курма или дикие финики (dispyroslotus), мушмола или меслили и скипидарное дерево (pistacia terebinthus), а из виноградных лоз, известных у туземцев под именами: разаки, мавро-кара** и халкие — почти неизвестны виноделам этой полосы, которые предпочли им разведение иностранных сортов винограда. Нигде окрестности южно-бережских поселений не представляют такого множества чаиров, таких восхитительных зеленых покатостей и такого разнообразие растительности — как за Ауткою. Проеезжающие к водопаду Кремасто-неро имеют возможность заметить все эти прелести, не сворачивая с тропинки, идущей к крепости, или следующие по вновь проведенной к нему экипажной дороге.

Выше сказано было, что в долине этой расположено два греческих поселение. Ближайшее из них к морскому берегу именуется Форфора, а более приближенное к основанию Яйлы, испещренной скалистыми выступами, промойнами и сосновыми группами дерев, называется Аутка. Оба они основаны на возвышенности нижайших отраслей Калафаты*, так что садовая долина виднеется до самого берега моря почти с каждой хижины поселян. Как одно, так и другое скрыты от восточных ветров, дующих преимущественно в начале и конце лета, самых неприетных для южнобережских жителей. Важное исключение это послужило к тому, что с некоторого времени в ближайшей из них быстро закупаются садовые участки и устраиваются хорошенькие дачи; на Аутку-же пока не обращается внимание по отдаленности ея от морского берега версты на две и не имению хорошо устроенной дороги, но как только раскупятся сады и домики Форфоры, без сомнение охотно станут замечать прекрасное местоположение и Аутки, замечательной соседством красивого водопада Учан-су, падающого с отвесной скалы в 40 сажень вышины в глубокую пропасть, представляющую по обеим сторонам громаднейший сосновый лес, наводящий, по словам академика Кеппена, необыкновенное уныние, являющее всю суетност дум человеческих и ничтожность земных прихотей.

Каждому, явившемуся в Форфору и Аутку и осмотревшему остатки замечательнейшей древней крепости Зигоисар, воздвигнутой в лесу по дороге к водопаду на вершине громадного камня, как-то невольно хочется узнать историю этих поселений. Постараемся удовлетворить таких путешественников на сколько это возможно в настоящем отделе нашего труда.

Аутинская долина, судя по могилам, недавно открытым французом Барье, при копке фундамента для своей мастерской и следам, найденных в них глиняных сосудов, указывает на время явление в Тавриде основателей Херсонеса и Пантикапии. По месту нахождение их надобно полагать, что первое поселение основано было не вдали от них против моря; но как оно было велико и где именно находилось — нет положительных следов. Несколько подальше, напротив Форфоры, у подножие Ливадской ротонды, снова встречаются признаки пребывание человека; но здесь уже открыты не только могилы, но и фундаменты жилищ. Место это называется Пола-клесие, т.е. много-церквие и повидимому было поселением греков до времени выхода их в Екатеринославскую губернию. К сожалению туземцы не сохранили об этой местности никакого другого предание, кроме того, что под спудом одной из церквей этих, были погребены неизвестно кем и за что, убитые три сестры девицы и что, когда во время служение священник провозгласил оглашенные изыдите, то присутствующие слышали разрыв земли под ногами и видели трех окровавленных женщин быстро удалявшихся от храма. Указывают также на целебный источник Кабака, находящийся около этих церквей, к которому по настоящее время ходят преимущественно одержимые лихорадками, уверяя в действительности свойства его врачевать страждущих от этой болезни.

Далее, взбираясь на покатость Могаби, виднеются между лесными и фруктовыми деревьями следы построек. По словам аутинских жителей, это Алачик или летнее местопребывание приморских жителей, скрывавшихся здесь от внезапных нападений черкесов, подплывавших на кочермах. Туземцы предполагают, что это разбойничье племя, не столько из алчности делало набеги на южные берега Крыма, сколько из наследственной ненависти к владетелям его, когда-то вытеснивших и истребивших прадедов их из этой блогодатной страны. Если мы примем в основание предание кабардинцев, сообщаемые нам г. Ашиком в археологических изследованиех Воспорского царства и г. Дюбуа де-Монпэре в ученом своем сочинении о кавказских народах, а равно и исторические сведение о том, что после взятие турками Кафы, генуэзские колонисты, обитавшие вне полуострова Тавриды по берегам Черного моря, от Тамани до Анаклии, потеряв возможность возвратиться в Крым, основались на берегах Кубани, где забыли и свою религию и свое происхождение — то предположение аутинских старожилов имеет вид правдоподобие, но не иначе, как допустив явление вместо черкесов итальянских выходцев, некогда повелителей Крымских ханов и обладателей лучших из коммерческих пунктов этого полуострова.

Третьим местом следов древних жилищ, представляет Форфора могилами подобными Гаспринским, именуемым караконджола-фулес*, и Аутка надгробными плитами, лежащими на дороге между мечетию и церковью. Судя по устройству этих могил, можно полагать, что местность эта гораздо раньше других служила поселением; а что это было обширное и богатое поселение доказывается укреплением Зиго-исар, отличающимся от прочих южно-бережских воротами, составляющими арку вышиною в три или четыре сажени. Не вдали от этой крепости существуют развалины храма также с целебным, по преданию, источником во имя св. Дмитрие, где покойный Иннокентий, славный архиепископ Таврический, имел в виду устроить монастырь, могущий оживить эту величественную местность и служить местом посещение множества посетителей южного берега, в числе которых многие страждущие ищут утешение в молитве. Правее от источника св. Дмитрие ведет тропинка на Яйлу к Аутинскому бугазу, т.е. углублению доступному для езды. Миновав местность, называемую Эки-чам или две сосны, достойную внимание тем, что здесь никогда не держится снег, вследствие теплых испарений из земли, путешественник везжает в лес и с ужасом озирается на баснословно-величественные картины строение этой части Яйлы, глубоко осадившей здесь землю, чтобы выдвинуться стеною против моря, вероятно в давно прошедшие времена разбивавшогося о скалы ее, представляющиеся в виде фантастических чудовищ, одетых стройными соснами. Далее является скала Еграф-хаясы с пещерою, в которой сохранились ясные следы христианского богослужение. Пещера, эта значительно велика, имеет сталактиты и представляет скважины куда проходят, из внутренних басейнов горы, едва приметные струи воды. Мы рекомендуем, не редко скучающим на южном берегу, побывать в этой пещере, путь к которой известен всем почти Аутинским грекам.

Из достопримечательностей, как памятников древности, нам приходится указать еще на одну скалу по выше водопада Кремасто-неро, где до настоящого времени на недоступной оконечности остается огромное железное кольцо, без сомнение прикрепленное человеческими руками. Предание говорит, что оно существует с того времени, когда к вершине этой скалы подходило море и служило местом прикрепление судов. Как ни трудно согласиться с подобным предположением, однако никто еще не определил значение подобных колец, встречаемых и в других горных местностях Крымского полуострова.

Для окончательного-же знакомства с аутинскими окрестностями, мы советуем любителям природы сездить и на Мисхорский бугаз — самый удобный из всех древнейших переездов чрез Яйлу. Едущий этим путем проезжает во первых мимо Пола-клесие, расположенной в виду кургана, изобилующого залежнем превосходного диорита, который не добывается в ближайших окрестностях Ялты, потом Алачика и чрез возвышенность Могаби. Я не стану говорить о том, насколько живописна эта дорога, потому что имею в виду сказать о величественном ландшафте, открывающемся с бугаза, не стану также описывать чудовищной вышины соснового леса, в вечной тени которого пасутся стада соседственных деревень, такие-же безстрашные и легкие на бегу, как дикие козы.

Мисхорский бугаз отстоит от морского берега в семи верстах и к нему не иначе можно ехать как на местном коне в сопровождении туземца. Дорога исключительно составляет крутую покатость сначала Могаби, а потом Яйлы. Крутизна иногда доходить до того, что приученный к подобным дорогам конь безпрестанно останавливается; иногда тропинка проходит по окраине пропасти, в которую страшно смотреть, но все это не составляет ни малейшей опасности для седока, предоставившого полную свободу горской лошади. Покрайней мере я во все время пребывание моего на южном берегу никогда не слыхал о несчастии, приключившемся с кем нибудь, ехавшим на туземном коне даже более непроходимыми и опасными путями. Однако дамам мы не советуем ездить к этому бугазу, потому что редкая из них в состоянии будет, при виде опасных мест, сохранять равновесие и притом не все южно-бережские лошади приучены свободно идти с женскими седлами. Тем-же, которые вздумали-бы ехать, как делают местные женщины на татарских седлах по мужески — не может быть никакой опасности.

Мисхорский бугаз* занимает одну из самых высших точек Яйлы. Он образован повидимому вековыми истоками дождевой и снеговой воды, проложившей себе путь по этому направлению и путь этот послужил ближайшею тропинкою для сообщение обитателей обоих подошв Яйлы. Знакомый со всеми другими горскими тропинками чрез Калафату, я нахожу его самым ближайшим и удобнейшим для везда к вершине этой горы; но не в этом только заключается его достоинство: с Мисхорского бугаза представляется такая величественная картина на лучшую часть южного берега, что делается страшно при мысли образование ея. С одной стороны в глубокой пропасти, там где реже становится растительность и начинается белоснежная нить игривых волн — едва приметно выглядывают Мисхор с Луреизом; направо вся масса Яйлы с поворотом к морю в углублении которого рисуется Медведь-гора, верный бюст этого животного. Эти вершины занесены густыми облаками, которые безпрестанно принимают различные формы и как стаи привидений, безсильных против силы морского дыхание, то спускаются к подножью, то вдруг подымаются на глубокое пространство фона натуры и спешат в противуположную сторону, не помрачив ни на минуту ясного неба южного берега.

Кто пройдет несколько шогов за бугаз и остановится над правым обрывом вершины, тому представится как на ладони вся Аутинская долина с Ялтою и окрестностями и безпредельный горизонт моря, представляющогося отсюда соединенным с небом. Там, в отвесной глубине около 5 тысяч футов, рослые деревья кажутся едва приметными кустиками, река не шире ленты, а домики как белые точки. Могаби — этот великан для смотрящих на него с морского берега, отсюда кажется холмом с ровною почти покатостию, идущею в уровень с Аутинскою долиною. Достойным зрелищем с этой-же точки является с левой стороны ближайшая сторона Яйлы, с половины которой выдвинулись остроконечные громадные камни, представляющие поразительное сходство с красивыми сосудами, покрытыми однообразными крышками и соединенными между собою боками. Таких сосудов я насчитал 21. Проводник мой, при первой моей поездке к этому бугазу, старался убедить меня, что эти камни когда-то действительно были амфоры с вином, купленные каким-то купцом, постигнутым смертию; когда-же явился за ними наследник, продавец отказался выдать их, желая вторично получить за них плату. Приехавший в ужасном негодовании поднял руки к небу и вскрикнул: «если эти кувшины с вином принадлежат мне, да превратятся они в камни и займут такое положение, чтобы вечно напоминали жителям этой местности о безчестном поступке человека, желающого обмануть меня». Молитва его была услышана и амфоры очутились в соседстве Мисхорского бугаза.

Мы сказали выше, что греки, обитатели Форфоры и Аутки, есть единственные на южном берегу христиане, потомки древних жителей этой местности. Вот каким образом они сохранились здесь: в 1778 году, когда все южнобережские греки, под руководством митрополита Гот?ийского и Ка?ского Игнатие, выступили в русские владение и поселились на берегу Азовского моря, где основали город Мариуполь и многие селение — и Аутинские греки в числе их тронулись с места; но пять лет спустя, когда Крым присоединен был к Российской державе, они, в количестве 18-ти семейств, поспешили возвратиться на родину и удостоились получить в собственность, по указу Императрицы Екатерины Великой, земли и леса от Верхней Орианды до водопада Учан-су и до самой Ялты. Обширная дача эта представляла громадные выгоды для переселенцев: продавая лес в Керчь, ?еодосию и другие места Крыма, они с необыкновенным усердием занимались хлебопашеством на всех почти равнинах, ныне занятых или виноградниками или обращенных в чаиры — и занятие это доставляло им столько хлеба, сколько было необходимо. Мы видим и теперь, что поднятая здесь земля сохою в течении трех и четырех даже лет постоянно при посевах одного и того зерна приносила сам 6 и 7. Один встречался недостаток, что в собранном зерне быстро разводились, свойственные ему насекомые, так что если его не смешивали с солью, то все превращалось в живую массу. Но более выгодным промыслом для них было содержание коз, плодившихся здесь по паре и доставлявших поселянину в горской части, где неудобно было держать коров и овец, все потребности для его жизни. Козы и лен — это было средство и богатство аутинских жителей, но с тех пор как запрещены козы, жители с каждым днем беднели и в крайности начали продавать свои льняные даже места. Таким образом они лишились и последних своих выгод; затем поступили в продажу и хлебопахотные места, но в минуты наступающого бедствие южный берег обратил на себя внимание русской аристократии, явился уездный город, шоссе и сотни дач поглотивших громаднейшие суммы. Деньги эти оставались на месте и дали возможность почти всем заняться садоводством, виноградниками и табаководством. За тем край этот начал посещаться ежедневно тысячами проезжих и проживающих в нем в течении лета — а местные произведение нашли выгодный сбыт, не говоря уже о том какие выгоды начали извлекаться от квартир, лошадей и личных услуг в виде проводников и т.п. Ныне-же Аутинской долине, расположенной между Ливадиею и Ялтой, выпал жребий более счастливый: в ней заметили то удобство, которого нельзя нигде найти на южном берегу в прибережных дачах и именно: сосновый воздух, прохладу горных ветерков, защиту от северо-востока, прекрасную воду, близость города, множество садов, церквей в которых идет богослужение на греческом и на русском языках и, наконец, море. Если к этому мы прибавим, сравнительно с ценами Ялты, дешевизну здешних квартир, винограда и прочих фрукт, то уголок этот пока еще не отстроенный на столько, чтобы снабжать хорошими везде квартирами — имеет более существенные для больных интересы, и в особенности для тех, которым не прописываются морские ванны и следует избегать сильных морских ветров.

Для лиц преимущественно бедных, Форфора и Аутка есть единственные места для жительства. В этих деревнях всегда можно за пустые деньги нанять простую, но чистенькую комнату и платя хозяйке, пользоваться ея слугами, если-же у хозяина есть лошадь, то он никогда не запросить за езду в течении дня дороже существующей цены, а между тем татарин в Ялте не уступит на тоже время своего коня дешевле иногда и трех рублей. Для людей зажиточных и желающих иметь большие помещение, в Форфоре есть несколько домов, которые легко отыскать в деревне без всякого содействие факторов и подобных им лиц, жаждущих подаяние.

В деревне Форфора есть еще одно удовольствие, которое не везде представляется: это возможность видеть всех вообще посетителей и посетительниц края, которые постоянно проезжают мимо ея на водопад; имеются лавки с бакалейными товарами и фруктами.

Для дополнение нашего очерка о Форфоре, приложим слышанную нами легенду об этой местности.

Проклятые

В виду ялтинского берега, с правой стороны русла небольшой, но быстрой речки Кремасто-неро (висячая вода), на живописной покатости Яйлы, расположено миниатюрное селение потомков древних Крымских греков, носящее два название: Форфора и Нижняя Аутка. Селение это основано на развалинах бывшей здесь некогда деревеньке Форфора, прослывшей на столько чудовищною, что редкий христианин решался пройти мимо ея после заката солнца. Даже теперь есть еще старики, которые раскажут вам про такие ночные видение, которых не в состоянии вымыслить самое трусливое и восприимчивое воображение современного нам человека. Но так как недальновидный разсудок простолюдина не воспроизводит ничего без приличного повода, то и всякая легенда с прибавлениеми чего нибудь страшного, небывалого, создается в назидание потомству а между тем выражает степень нравственной основы духа или меру отвращение к известного рода порокам.

«У подножья Форфоры, как на диво человеку, Господь открыл источник воды такой прохладной и приетной, что однажды утоливший от него жажду человек ни за какие блага не раставался с этою местностию. Он вытекал из под огромной скалы, завитой вековым плющом, прорванной в центре шелковичным семечком, взростившим величественное дерево. Источник этот орошал всю поляну, идущую к морю, ныне именуемую Дарсана, и обладал какою-то чудотворною силою воспроизводить оливковые деревья, густо и роскошно прикрывавшие эту местность от жгучого влиение солнечных лучей. Здесь был вечный приют соловьев и всех сладкозвучных пернатых певцов, которые день и ночь не переставали славить Творца миров и восхищать человечество. Сюда в праздничные дни собирались все почти христиане с противоположного склона Полаклесии и Аутки и с блогоговением, в тени висящих групп винограда, слушали это волшебное пение и вместе с тем мудрые разсказы владетеля этой местности богобоязливого старца Анагности, только что возвратившогося из священного Иерусалима и построившого обширный храм над источником во имя патрона своего, сохранившого его в опасном путешествии от всяких печалей и скорбей. Блогочестивый Анагности обыкновенно с распростертыми обятиеми принимал гостей и неиначе отпускал их, как накормивши изысканным образом. За это народ прозвал его Эвлесменос (т.е. блогословенный).

У Анагности было два сына. Старшого звали Василис, меньшого — Георгиос. Была и дочь нежно любимая, но она Бог весть с кем и куда скрылась из отцовского дома. Анагности никогда не произносил ея имени и неутомимо трудился для старшого сына, которого именовал единственным утешением своей старости, меньшого-же он постоянно предавал ана?еме за ослушание, дерзости и позорную жизнь.

В одно время престарелый Анагности, после выслушание обедни в воздвигнутой им церкве, почувствовал себя дурно и потребовал к одру старшого сына.

— «Василиму*, — сказал он — я сегодня умру. Похорони мена здесь в саду, под виноградною гущею и посещай ежедневно могилу любящого тебя отца. Вторая заповедь моя — берегись брата твоего: если он был способен сокращать мою жизнь, то поверь, что не пожалеет твоего счастие и блогополучие». Старик умер и согласно желание, похоронен на любимом месте. Предание говорит, что в туже ночь над его могилою виден был перебегающий свет — блогодать Св. Духа.

Год спустя Василис, томимый тоскою обходил свой величественный масличный сад и невольно остановился у морского берега полюбоваться страшною бурею. в этот момент из за-мыса Св. Иоанна показалось судно с переломанными мачтами, которое громадными волнами влекло к берегу. Юноша, увидеев матросов с поднятыми к небу руками и громко взывающих о помощи, бросился к морю с полным желанием оказать христианский долг. Судно неслось — и в тот момент, когда спасение экипажа казалось близким — его разбило о подводную скалу и все люди исчезли в кипучей бездне грозного моря. Василису, после долгих и отчаянных усилий, удалось вытащить из волн без памяти только одно юное прекрасное существо. Это была девица с прелестными черными глазами и доброю улыбкою; это была гречанка из очаровательной Эллады — девица блаженных мест, полная огня и свежести.

Василис привел ее в дом отцев своих и обещал заменить утопших друзей. Он обещал ей вечную любовь и преданность нежнейшого брата. Клятвы эти случайно подслушаны были духовником отца его. Тогда пригласив чужестранку к исповеди и открыв, что она изгнана родителями с проклятиеми, священник умолял доброго Василиса отпустить дочь Эллады туда, куда она стремилась. Он доказывал многими примерами, что таким людям как он, необходимо жениться на девице, которую знал с детства и родители которой заслужили народное уважение честною и добродетельною жизнию.

Василис задумался над этою великою истиною, но увы, не был в силах совладать с собою. Он женился и лелеял избранную подругу. Еще больше, еще сильнее она отвечала его ласкам.

Однажды Василис, возвратясь с дневных работ, застал у постели Елены, недавно родившей ему прекрасного сына, брата своего Георгиоса. Он был оборван и представлял вид глубоко раскаявшогося грешника. Добрая Елена упрекала его позорными поступками и употребляла всевозможные усилие возвратить к честной жизни. Василис, поблогодарив подругу свою за добрые наставление и судя, по виду, что несчастный брат его действительно раскаялся, обявил жене о желании допустить его к крещению новорожденного, надеясь этим великим таинством пробудить в нем двойную привязанность к дому своему. Елена одобрила мысль мужа — и проклятый Георгиос сделался крестным отцем невинного ребенка.

У греков крестный отец и в настоящее время пользуется важным значением и теперь многие матери, принимая от него вновь окрещенного дитя своего, обязаны трижды поклониться ему в ноги и трижды поцеловать его руку. По их мнению крестный отец вносит в дом священный мир и общее блогополучие.

После того, как окрестили ребенка, Василис, веруя в священные отношение брата к семье своей, по целым дням трудился, чтобы доставлять всякого рода удовольствие жене и вполне раскаявшемуся брату. Однажды он возвратился домой раныле обыкновение за забытою косою. Шаря в кладовой, примыкавшей к его опочивальне, он внезапно услышал громкий поцелуй. У бедняги дрогнуло сердце и он с невольным страхом и трепетом подошел к дверной щели. Тогда пред изумленными очами его представилась добрая Елена, страстно прижавшаяся к устам брата и духовного отца его единственного сына. Она называла его самыми нежными именами, клялась в безпредельной любви и блогословляла судьбу, сблизившую ея с ним.

Василис стоял неподвижно до той минуты, пока излиение любовных чувств перешагнуло за последний предел его надежд, тогда подобно кровожадному тигру, он бросился на преступников и страшным взмахом топора предал проклятых любовников позорной смерти. Затем, повесив их тела на ветвях одной из масличных дерев на седение птиц и червей, схватил в обятие дрогоценного сына и навсегда скрылся из Форфоры.

С тех пор местность эта, преданная народом ана?еме, опустела и заросла колючками. Никто уж не подходил к отрадному источнику утолить жажду, никто не слышал более песни соловьев и никто не дерзал проходить мимо масличного сада в ночное время; если же проезжал запоздалый чужестранец, незнакомый с ужасным событием, его останавливали две тени с разрубленными головами, умоляя привести к ним Василиса, чтобы испросить у него прощение. Пораженный путник только молитвою и знамением креста мог избавляться от преступных привидений.

Легенда эта на столько распространена между стариками туземцами, что некоторые из них указывали мне на масличное дерево, утверждая, что на нем именно повешены были тела преступных любовников и что растение это с тех пор не приносит более плодов, но сохраняется в неизменном виде, как-бы для того, чтобы свидетельство о неслыханном грехе проклятых родителями детей.

 

Ялта

Ялта один из самых маленьких и хорошо отстроенных городков на берегах Черного моря. Занимая не большое пространство подошвы одного из холмов, составляющих протяжение покатости Яйлы и вместе с тем мыса, известного под именем Св. Иоанна, она служит украшением не только двух узких долин, идущих от нее к соседним деревням, но и всему полукружию окружающих ее гигантских возвышенностей постоянно покрытых зеленью неувядающих сосен pinus Taurica. Живописный городок этот состоит из двух улиц, имеющих не более 100 сажень в длину. Первая из них составляет и набережную и бульварную и вместе с тем лучшую по красивым постройкам, а другая, базарную наполненную повсюду наружными пристройками к магазинам и стенам домов, где идет деятельная распродажа винограда и других фрукт с раняго утра до поздней ночи. На этой улице помещаются и татарские постоялые дворы с комнатами для посетителей, по дешевизне только посещаемые бедными проезжими. Есть еще одна улица в Ялте, которая принадлежит скорее почтовому шоссе чем городу, она ведет к церкви, прекрасной архитектуры, расположенной на вершине высокого холма, густо-засаженного кипарисами, лаврами и другими не теряющими листья растениеми, и на слободку, недавно образовавшуюся над обрывом морского берега.

Всех построек в Ялте со слободою, из которых большая часть двух-этажные, насчитывают до 200, а постоянных жителей свыше 1100 душ. Постройки эти большинством занимаются обитателями и торговцами, но некоторая часть их предназначена для отдачи в наем для больных и вообще посетителей южного берега. Из них безспорно считаются лучшими расположенные против морского берега, как представляющие больше развлечений, но гораздо выгоднее для больных те, которые более скрыты от западных и восточных ветров, иногда действующих здесь с такою силою, что нет возможности показаться на двор. Дома отдаются в наем и на слободке. Мало-знакомые с этою местностию, висящею над морем, не редко увлекаются ея красотою, удобством квартир и берегом действительно удобным для купание, но вместо того, чтобы почувствовать возстановление здоровья или сильно простуживаются от излишней сырости морских испарений, ногоняемых сюда восточными ветрами, или хуже разстраивают себя, вдыхая воздух с нечистотами из прикрытых болот испаряющихся от сильных жаров.

Для приезжих в Ялту, с целью провести летний сезон для поправление здоровья, сколько мы заметили, совершенно не представляется удобства поселяться в гостиницах, где постоянный шум — и притом Ялтинские гостиницы, которых здесь три, так устроены, что живущий в них постоянно будет недоволен или номером, или прислугою, или столом. Все это часто не зависит от содержателей, желавших-бы угодить во всех отношениех квартирантам. Из гостиниц этих одна например не снабжает посетителей столом, но имеет хорошенькие комнаты, другая принимает всех имеющих надобность в столе и квартире, но не имеет двора, третья — h’otel de jalta — гораздо лучше других выполняет свое назначение; но так как в летний сезон число посетителей ея иногда бывает слишком значительно, а иногда очень мало, то это обстоятельство иногда мешает, а иногда просто лишает желание содержателя затрачивать средства без верных надежд на вознаграждение.

Для желающих однако непременно жить в Ялте и пользоваться хорошим помещением и столом, мы советывали бы обращаться в семейные дома и в верхний этаж «Южнобережского клуба» или же являться сюда с своим поваром. Последнее гораздо приетнее и даже выгоднее: я знал в минувшем летнем сезоне одну Харьковскую богачку, которая, изыскивая возможность не только возвратить свои путевые издержки в Крым, но и приобрести что-нибудь, начала столовать всех почти приезжих, расположившихся по дачам во круг Аутки — и предприетие ея увенчалась таким блистательным барышом, что вероятно эта блогоразумная особа на будущий год явится с чисто коммерческою целью на южный берег и не с одним а несколькими поварами.

Впрочем к наступающему лету в Ялте вероятно будет гораздо более квартир, по случаю начатой и имеющей начаться двух громаднейших гостиниц. Обстоятельство это более оживит Ялту, которой положительно не представляется возможности раздвинуться по неимению городской земли или скорее по нежеланию стеснивших ее помещиков, которые и сами не устраиваются и другим не предоставляют этого. Очень естественно, что пока правительство не позаботится вызвать у них блогоразумного доброжелательства в пользу города, который в самое короткое время готов удесятериться, — эти владетели громадных участков останутся как кажется навсегда непреклонными и Ялта по прежнему будет крошечный городок.

В окрестностях Ялты, с одной стороны до Аутки и по оберегу морскому до реки Учан-су, а с другой до Магарача — расположено очень много хорошеньких дач, которые отдаются в наем или живущими здесь-же хозяевами, или по случаю отсутствие их. Лучшими из них считаются ближайшие к городу и морю. Наем таких на летний сезон обходится не дешевле 1000 рублей. Многие находят, что цена эта высока, но едва-ли это так, потому что присмотр за ними и ежегодный ремонт чуть-ли не поглощает гораздо более. Дачи более отдаленные от города и в особенности те, к которым не доходит шоссе и нет затрат на постоянное содержание цветочных растений, ценятся гораздо дешевле. Домики-же на хороших местах, от трех до четырех комнат, охотно нанимаются за 75 руб. в месяц.

Самым важным недостатком в Ялте, окруженной со всех сторон садами, безспорно есть отсутствие тенистого места, которое могло-бы служить пунктом гуляний и соединение общества. Подходящий к городским постройкам громаднейший сад Мордвинова, хотя и ничем не отличается от туземных старого покроя, однако мог бы удовлетворять этой сильной потребности, принося владетелю значительные доходы, конечно в таком только случае, еслиб здесь проведены были правильные аллеи и появлялись бы на месте простых татарских фундуков и незатейливых яблонь, более выгодные и грациозные деревья и конечно какое нибудь заведение в роде ресторана, кондитерской и т.п. Не мешало-бы местным антрепренерам позаботиться о постройке на ялтинском берегу, не удобном по крупному песку, более солидных купален в таком роде, чтобы оне держались на сваях в воде и имели-бы ящики сквозные с боков, предохраняющие от вывихов и падений, пробирающихся по камням во время приема морских ванн. Против этого пока говорят, что разрушительная сила здешних волн не потерпит ничего, и что как-бы ни была устроена такого рода купальня, ее постигнет таже участь, какая постигла бывший ялтинский молл и висящую на громадных якорях пристань. Но факты эти определяют только бурливость Черного моря в зимнее время, а палатки необходимы для летних месяцев и следователыю могут быть сняты по миновании надобности. Неимение подобных купальной на южном берегу отвлекает от него всех тех, которые едут в Крым единственно для приема морских ванн и проживают в нем с начала июня до половины сентября.

В окрестностях Ялты, хоть например в одной из лучших местностей аутинского леса, около водопада Учан-су или древней крепости Зиго-исарь, давно-бы следовало завести пивоварню, молочное заведение, продажу винограда и т.п., чтобы предоставить двойную цель посещение этой местности. На более низменных местах устроить сывороточное и кумысное заведение, в которых ощущается сильная потребность. Последним здесь хотя и промышляют некоторые из туземцев, но кумыс их чаще приносит более вреда, чем пользы, потому что они мало заботятся о качестве его и считают трудным пасти кобылиц на Яйле, замечательной великолепием своих пастьбищ.

Ялта, как город в лучшей части южного берега, служит центром, куда собирается все приезжее общество и откуда уже нанимаются квартиры или целые дачи. В каждой гостинице, о таких домах и имениех, может сообщить сведение содержатель, (иногда лукавящий, конечно в пользу своих выгод), но не придавая словам его действительности, следует потребовать у первого встречного татарина* экипаж или верховую лошадь с проводником и самому ехать для осмотра нанимаемых квартир. Желающие пользоваться услугами факторов, могут и их найти без особенных затруднений. При найме помещений необходимо заключать с хозяевами или управляющими дач условие, обозначая как можно положительнее срок жительства. Это очень важная вещь для наемщика и нанимателя, которая не редко приводит к неприетностям.

Поселившиеся на даче поставлены в необходимость иметь или месячный экипаж или нанимать его поденно, потому что мы никому не советуем приезжать с своими лошадьми в этот гористый край, где самые лучшие степные лошади или совершено негодны для езды или погибают от запала. Туземцы татаре давно поняли это и поэтому завели достаточное количество фаэтонов и колясок, которые отдаются в наем, смотря по надобности. Цены на них довольно высоки, но это зависит от большой потребности на них и дороговизны на южном берегу лошадиного корма. Впрочем экипажи здесь гораздо реже требуются в сравнении с верховными лошадьми — этими славными и единственными в своем роде животными, как будто созданными только для тропинок южного берега. Их можно иметь без малейших затруднений с какими угодно седлами. Затем новоприезжему, если он желает купаться, следует или поставить свою крошечную палатку на берегу моря или купить билет на пользование одной из выстроенных спекулянтами; для лиц-же не имеющих в этом особенной надобности, но явившихся сюда для удовольствие и поездок по замечательным деревням и местностям, избрать себе в постоянные служители какого-нибудь аутинского грека, как знающого хорошо русский язык, всю горскую часть Крыма, и способного познакомить с привычками, обычаями и произведениеми страны и обитателей. Такой чичероне будет гораздо выгоднее и полезнее во всех отношениех для людей незнакомых с местными ценами и поминутно имеющих надобность в чем-либо, добываемом легко только туземцами. Для тех-же, которые приезжают на южный берег пользоваться виноградным лечением, начинающимся с половины августа, мы предложили бы получать виноград не с рынка, где он частенько залеживается и дорожее, а прямо с виноградников от садовладельцев, которые охотно возьмут доставлять его, если требуемое количество будет не слишком ничтожно. В этом отношении услуги туземного лакея незаменимы потому, что ему известен каждый садовладелец, могущий удовлетворить вкусу требователя, и кроме этого доставлять всевозможные местные фрукты, о которых не все бывавшие на южном берегу составили себе понятие.

Приезжим в Ялту представляются следующие удовольствие: важнейшее — верховая езда по описанным нами местностям; а за тем собираться на бульвар по вечерам, где играет музыка и любоваться картиною гор, морем и величественным сиением луны, озлащающей все эти предметы; ездить по морю на баркасах, встречать приходящие из Одессы пассажирские пароходы, иногда подходящие очень близко к роскошной палатке, устроенной над пристанью, в виду которой вливается к море река, сбегающая с подножья Яйлы; проводить время в клубе, где каждый по своему желанию может найти развлечение: здесь есть журналы, прекрасный ужин, билиерд, танцы и картежная комната. Для желающих погулять вне бульвара, в романических местах, служить масандрский парк, славный своею растительностию; но так как он скрыт от глаз, то большинство из приезжих не подозревает о его существовании. Путь к нему идет чрез слободку, над отвесными глинистыми обрывами, у подножья которых шумит море. В виду этого парка существует рыболовный завод, посещаемый любителями этого занятие и охотниками есть кефаль, приготовляемую местными рыбаками особым образом, известным у них под названием скара. Вот все чем наслаждаются живущие в Ялте, за исключением тех, которые проводят долгие часы на берегу морском, выбирая пестренькие камушки или созерцая прелести окружающей их природы. Для последних нам приходится сказать, что лучшим пунктом для обзора Ялты с окрестностями служит ближайшая к морю покатость Могаби, откуда открывается вся аутинская долина с деревнями, садами, лесами и скалами, подымающимися уступами все выше и выше, в углублении которых, в виде бело-снежной пелены, кажется неподвижно-висящею струя Учан-су; ближе к берегу идет гладкая поляна Дарсана, некогда лесная долина, а ныне покрытая постройками, садами и виноградниками, сливающаяся с красивыми холмами Гюзель-тепе, заросшими экзотическими растениеми с прекрасными домами. За холмами этими выступает грациозная отрасль Яйлы, испещренная разноцветною зеленью дерев склоняющаяся к Дерекойскому ущелью, буквально заброшенному растительностию. Дальше из за групп стройных кипарисов выглядывают домики помещиков, потом снова масса Яйлы, опушенная соснами, с серыми в промежутках скалами, наклоненная к морю и у основание представляющая Никитинский мыс — предел лучшей части южнобережской природы.

Теперь обратимся к истории Ялты, существование которой делается известным с XII века от Нубийского географа Ибн-Эдриси, принявшого ее за команский город Джалиту, вероятно только потому, что Таврида в то время зависела от Команов. Между тем само название Джалита, переиначенное им на арабский манер, ясно говорит, что город этот и в его время именовался Ялитою, как называется и теперь греками от слова: яло или ялос, означающого берег, материк. Следовательно она гораздо прежде существовала и без сомнение основана греками. Но мы имеем основание предполагать, что раньше Ялты на мысе Св. Ионна существовало другое поселение, именуемое теперь остатками Пале-кура. Предположение наше подтверждается не одними указаниеми старожилов на местность и преданиеми, но и следами построек и циклопических могил называемых греками жилищем ведьм. Могилы эти я видел в детстве совершенно целыми: они были подобны указанным мною около Гаспры, теперь от них не осталось ни одной плиты, но сохранились в хорошем виде, ниже, в углу дачи г-на Исленьева, на крестообразном холме в ? верстах от Ялты по левую сторону большой дороги. Палё-кур занимает окружность скалистого бугра чтo в виду ялтинской долины, примыкая к ограде городского кладбища и достопримечателен пещерою Афанасин-хоба. Пещера эта редко кому из жителей Ялты известна, но татаре и греки соседственных деревень и в особенности Масандры знают ея хорошо. Названа-же она пещерою Афонасие вследствие того, что в ней скрывался когда-то около 7-ми лет страшный разбойник Афонасий, жительство которого тщетно розыскивали несколько тысяч человек.

О Пале-куре существует странное, но отчасти правдоподобное предание, переданное Сумароковым и одним польским путешественником Хоецким за действительность. Первый пишет, что Ялита сначала принадлежала грекам, а потом генуэзцам и была городом с каменною крепостию и несколькими церквами; — что случившееся в исходе XV* столетие землятрясение обрушило крепость, гору и устрашенные жители разошлись из онной в другие селение; и что опустение ея продолжалось почти 70 лет пока греки с армянами паки возобновили ее… г. Хоецкий-же говорит, что с поселением Генуэзцев в Ялте, этот город превратился в важнейший порт этого народа на берегах Черного моря и что прежние владетели Греки, завидуя их богатству, постоянно помышляли об изгнании незначительного числа поработителей своих. Узнав об этих замыслах, Генуэзцы распустили слух, что их хранит какой-то чудотворный образ, и что ни какая сила врогов не одолеет их до того времени, пока чудесный образ будет им принадлежать. Уверенные в этом греки, узнав, что действительно в городской крепости хранится какая-то икона, которую сильно берегут, и вообразив, что овладевши ею, они достигнут и свободы и того же блогосостояние, каким пользуются их повелители, бросились на укрепление, и когда битва дошла до полного разгара, когда оставалось еще несколько минут до торжества, внезапно послышалось землетрясение и вслед за тем и крепость и отчаянно сражавшиеся были поглощены землею.

Насколько предание эти отчасти вымышленные авторами, справедливы — трудно определить, но мы имеем исторические сведение о том, что после второй войны генуэзцев с крымскими ханами, по договору, заключенному в 1383 году, первым уступлена была Гот?ие, будто-бы простиравшаяся от Балаклавы до Судака следовательно и Ялта. Но обитали-ли здесь генуэзцы в качестве властителей, и действительно-ли в XV веке землетрясение в Крыму было так ужасно, что провалилась горы, об этом нет верных данных. Нам известно только, что в 1341 году было страшное землетрясение в Византии, которое досягало Крыма и произвело в нем, выступившим с берегов морем, значительные изменение. Эти исторические событие, вероятно перетолкованные в поколениех, выразились в разсказах Сумарокова и Хоецкого с добавлением собственных предположений.

С 1475 г., т.е. со времени истребление турками всех генуэзских факторий в приморской части Крымского полуострова, южный берег в числе прочих округов поступил во владение султанов; но жили-ли здесь турки, или только в более населенных пунктах имели гарнизоны, — также неизвестно. Нам известно только то, что Броневский посещавший Крымское ханство в 1578 году, в качестве посланника от Польского короля, говорит, что в стране этой была роскошная растительность и существовало 40 замков. Под именем замков он вероятно разумел доныне во многих местах сохранявшиеся и отчасти уже описанные нами древние укрепление. Из народных-же преданий можно заключить, что обитатели южного берега сначала не признавали над собою господства турок, но платили им дань. Впоследствии вынуждены были не только покориться, но и принять в среду свой турецких агентов. Последним представителем султанской власти в Ялте был ужасный враг христиан, Хаджи Амет-ага, считавший лучшим удовольствием своим потешаться над священниками, которых заставлял приносить к себе на спинах имамов, но ужаснее считалась жена его Ходжава, действовавшая за одно с любимым сыном своим прозванным за жестокость Дели-балта, т.е. бешенный топор.

Старики разсказывают, что и раньше Амет-аги правители южного берега были жестокие и жадные фанатики и что они употребляли всевозможные меры к обращению подвластных им христиан в могометанскую религию. Следы этого гонение мы встречаем и теперь во многих отдаленных и трудно-доступных пещерах, куда тайно собирались греки и совершали богослужение. Другой факт, это неизменившийся тип лица части южно-бережских татар, ясно показывающий их греческое происхождение. Сходственность эту можно-бы приписать похищению гречанок, но есть данные, по которым можно думать, что некоторые христианские селение, перемешавшись с мусульманами, не могли исповедывать своей религии и потеряли ее, сохранив наследственные привычки и обряды. Так напр. лет 20-ть тому назад, я заехал в татарскую деревню Никиту в день байрама; хозяин, у которого я остановился, предложил мне небольшой хлеб с знамением креста, в центре которого было белое яйцо. Так как подобные хлеба приготовляются греками к дням Пасхи и совершенно не приняты в обычаях мусульман, я просил обяснить, значение подобного хлеба; «я не сумею ответить вам на этот вопрос», сказал пожилой татарин, «знаю только, что в деревне нашей до настоящого времени несколько семейств приготовляют эти хлебы к байрамам, по примеру, наследованному от предков». Впоследствии я узнал, что в других ближайших к Ялте деревнях между татарами есть и такие, у которых сохранилась привычка переменять белье, не под пятницу, как принято мусульманами, а непременно под воскресенье; другие до настоящого времени сохранили греческий национальный танец сирто, но важнее то, что многие из них искони состоят в родстве с местными христианами.

Обсуживая эти факты я часто останавливался на вопросе: что могло обратить здешних христиан* в могометанство? Гонение едва-ли играло важную роль; недостаток священников, безграмотность или не имение книг, только могли-бы постепенно извратить истинные основание религии, но в тоже время и распалить фанатизм — а мерами насилие едвали турки или татаре могли достигнуть тех результатов, которые оказались на деле. Вот что гласит об этом предание: «Турецкий султан, ожесточенный упорством южнобережских христиан скрывавшихся в горах, при требовании с них гарача (подати), прислал сюда на жительство свои войска с фирманом, приказывающим собирать дань с каждой души по одной бакле (четверти) пшеницы с тем, что от этого налога освобождаются только те гяуры, которые примут Ислам. Приказ этот жестоко подействовал в особенности на тех, которые преданы были лени или мало занимались хлебопашеством, и многие из них, желая избавиться от печальных последствий, решились принять наружно могометанство но в душе исповедывать религию отцов. Число таких мусульман было значительно, но в поколениех, тайно исповедываемая вера, уничтожалась или молодые люди, пленяясь красотою татарок, вступали с ними в брак и не заботились о религиозном направлении детей; матери-же мусульманки воспитывали их в наследственном духе и таким образом христианство быстро разрушалось. Я умалчиваю о тех гречанках, которые влюблялись или безцеремонно похищались мусульманами и волею-неволею делались их женами. В числе последних я припоминаю виденную мною в детстве старушку, жену одного греческого священника, похищенную во времена ханского владычества, Никитинским муллою Куртий-имамом, вступившим с нею в брак. За то, после присоединение Крыма к России, до 20-х годов нашего века, Греки безпощадно, в свою очередь, похищали татарок и, окрестив их, вступались ними в супружество. Таких супружеств еще много можно встретить в деревнях Фарфора и Аутка.

Со смертию Аметь-аги, в Ялту не являлись более ханские представители. Сановники царства, занятые зоговорами и недовольные, по интригам Турции, ханами, назначаемыми императрицею Екатериною, мало обращали внимание на провинции; при том все почти христиане; жившие на южном берегу, с переходом этой страны от турок к Крымскому ханству, на пятый год выселились на берега Азовского моря, но, предварительно переселение, многие из них жестоко пострадали от турецких воинов; явившихся в 1774 году на помощь татарам и вероятно для защиты своих владений. Вот что говорят об этом старики греки. Когда вошли в Крым русские войска, турецкий султан выслал несколько кораблей с сильным десантом к южному берегу. Турки, предводительствуемые Аджи-Али-пашою, высадились в Алуште, но прежде, чем решились идти вперед на помощь единоверцам, сделали нападение на мирных христиан, своих-же подданных, живших по берегу моря до Ялты. Тысячи сделались их жертвою. В окрестностях одного Гурзуфа было убито до 1500 человек из греческих семейств. Затем турки проникли в Ялту в воскресный день, когда христиане совершали богослужение. Варвары, по совету Ходжавы и сына ея Дели-балта, приказали закрыть двери храма и, подкопав под него мину, взорвали церковь с народом на воздух. Никто не остался в живых, кроме чудом спасенной жены священника; которая впоследствии приняв мусульманскую веру, жила в дер. Партените.

Взорванная турками церковь, по словам недавно умершей в Ялте старухи, находилась на краю городского мыса, где ныне кордон пограничной стражи и гостиница H’otel de la cote. Церковь была одна из самых обширнейших на южном берегу и могла вмещать около 500 человек. Это был последний варварский подвиг турок на южном берегу, потому что извещенные о приближении к Алуште русских, они поспешили к ним на встречу и предполагая напасть на них с возвышенности Яйлы, неожиданно сами попади под град пуль около фонтана Сунгу-су, ныне Кутузовского*. Все усилие их зайти в тыл, чтобы сбить русских с выгодной позиции, был пустою надеждою. Потеряв одного из лучших предводителей Тузчи-оглу-Смаил-агу**, они быстро начали отступать и с трудом успели избегнуть общого плена.

В это печальное, для южного берега время в Ялте почти не оставалось христианского население. Греки ближайших окрестностей, покидали жилища свои и скитались в лесах до тех пор, пока узнали о кучук-кайнарджинском мире и пока не получили дозволение переселиться в Екатеринославскую губернию. О числе переселенцев можно и теперь судить по обширности греческих поселений в окрестностях Азовского моря, именуемых теми-же названиеми, в которых они жили на южном берегу Крыма.

С присоединением Крыма к России, южнобережские татары, отделенные от степной части его высоким хребтом Яйлы, по которому не было удобной для езды дороги, долго еще признавали над собою власть хана и султана и не хотели смиряться пред русскими, не поселившимися еще между ними. Они составляли между собою миллицию и содержали вооруженные пикеты на горах; но с того времени, как правительство наше распорядилось переселить из Керчи и Еникале в Балаклаву арнантов***, неумолимых врогов мусульман, которые тиранили зачинщиков непокорства, они постепенно начали сознавать необходимость покориться, хотя в душе пылали местию к поработителям. Предание говорит, что они продолжали вести переговоры с турецким правительством, которое будто поручало им, в числе прочого, похитить императрицу Екатерину и отправить в Константинополь на судне — и, что с пленением этой мужественной женщины, ему легко будет возвратить их под свое покровительство.

В 1790 году, когда на южном берегу окончательно водворен был порядок, с берегов Азовского моря и других мест начали являться христиане, но не так давно до этого обширная Ялта, оставалась совершенно необитаема. В ней, по свидетельству очевидца Сумарокова, в 1800 году было только тринадцать избушек, временно занимавших здесь караул чинов балаклавского греческого батальона.

В каком виде была Ялта во времена турецкого владычества и до выселение отсюда турок и греков — исторических сведений не имеется. Старики туземцы расказывают, что Ялта занимала пространство от берега морского с одной стороны до холма Пале-кура, по линии до реки, служащей пределом Мордвиновского сада, а с другой до селение Фарфора. Судя по этому пространству, Ялта была довольно обширным поселением и, как надо полагать, вела значительную торговлю с приморскими городами полуострова, сосновым лесом, для построек и судов, который только в окрестностях ея находился в изобилии. Предположение это мы основываем на факте, переданном нам одним из мастеров, присутствовавших при разрушении славной ?еодосийской мечети, дерево которой было южно-бережское. Если-же мы обсудим, как была велика ?еодосие и как значительна потребность в ней судов, со времен мореходных обитателей ея генуэзцев, до последних дней ея громадной коммерции с Константинополем и другими портовыми городами, начиная от Азовского моря до Греции — то понятно будет, что отпуск из Ялты леса или судостроение здесь, было важным источником народного промысла. Но не в этом только заключался отпуск ея: разные садовые плоды нарденки и бекмезы, вывариваемые из фрукт и составлявшие отрадные напитки турок и татар, табак и известь, чрезвычайно выгодно могли сбываться от ?еодосии до Керчи и по берегам Азовского моря. Для сбыта этих произведений, ялтинские жители, не имевшие других путей сообщение даже с внутренностию Крыма, кроме морского, волею-неволею должны были занести свое судостроение.

Построенных по древнему образцу таких судов я застал на южном берегу пять: они продолжали еще заниматься перевозкою местных произведений страны, которые преимущественно отправлялись в Мариуполь к первобытным жителям южного берега, где променивались на хлебное зерно. Экипаж и шкипера этих судов были татары, неимевшие ровно никакого понятие о компасах, морских картах и других вспомогательных средствах мореплавание, хотя и ходили нередко в Константинополь. Суда эти, по неимению удобной бухты на южном берегу, обыкновенно не долго служили хозяевам и очень часто в то время, когда готовились вытащить их для зимовки на берег сильным морским прибоем разбивало в дребезги.

Покойный князь Воронцов, видя эти постоянные потери и сознавая важность собственного каботажа для жителей южного берега, исходатайствовал устройство в ялтинской бухте молла, который и был устроен, но вскоре совершенно размыт морским волнением; тогда предположено было воздвигнуть громадную пристань на якорях, которая, выдаваясь в море, давала-бы возможность судам скрываться за нею, но и эта пристань была уничтожена. Этими двумя неудачами, поглотившими громадные суммы, на которые можно-бы было прорыть канал в промежутке гор по руслу Кремасто-неро, окончились попытки устроить в Ялте защиту для приходящих судов.

После бури 24-го ноября 1861 года, уничтожившей последние суда этой части Крыма, южно-бережские жители не строили более судов, потому что нуждам их удовлетворили компанейские пароходы, всегда готовые к перевозке всякого рода грузов; известь-же, вино и другие громоздкие материалы оказалось несравненно выгоднее отправлять на тех судах, которые доставляют в Ялту хлебное зерно и возвращаются порожняком. Таким образом положен конец судостроению на южном берегу, которое впрочем, до падение Севастополя, доставляло жителям этой полосы кой какие заработки.

Настоящее положение Ялты нами уже описано. Остается только прибавить, что этому городку в будущем представляется не коммерческая слава, а роскошное устройство для наслаждений человека и оказание ему помощи против тех изнурительных недугов, которым медицина не в состоянии оказать пользы.

Масандра, Дерекой и Ай-Василь

Миновавший по шоссе Ялтинский церковный бугор, заметит тропинку, ведущую на возвышенность, лежащую с правой стороны почтовой дороги. Дорожка эта ведет в крошечную татарскую деревушку Масандру, о существовании которой могут знать только туземцы, потому что она покоится в углублении двух возвышенностей, препятствующих видеть ее со всех сторон и почти неизвестна официально за отдельное селение, потому что показана внутри округа соседственного с нею помещика.

Мне часто приходит на мысль, что впереди ея лежащий каменистый бугор, известный, как сказано выше, под именем Пале-кура, когда-то служил для жителей этой местности укрепленным пунктом. Предположение это я основываю на замечании, что строители древних крепостей на южном берегу или вообще первобытные греки не имели привычки селиться у самого морского берега, а старались по возможности занимать скрытые от глас места*. На этом основании пришлось-бы заключить, что Масандра существовала или гораздо раньше Ялты, или именовалась в древности ея именем.

Судя по остаткам христианских храмов, встречаемых на этой обширной, чрезвычайно удобной и по всюду наводняемой местности, надо полагать, что здесь было одно из обширнейших греческих поселений до 1779 года. Для любителей великолепных видов и желавших при поездках на многое сокращать езду, мы советуем ехать из Ялты мимо этой деревушки, едва-ли не самой беднейшей в том отношении, что она не имеет ни клочка собственного выгона. Нельзя не сочувствовать такому положению деревенского жителя и особенно в наше время, когда все государственные крестьяне России имеют возможность заниматься не одним скотоводством, важным для жителей южного берега, но и хлебопашеством.

Дерекой получил название свое по местоположению и означает на татарском языке деревню оврага. Дорога к этому исключительно татарскому селению, идет от Ялты мимо Мордвиновского сада и по руслу реки Бала, разделяющей Дерекойское ущелье на две узенькие садовые долинки, огражденные горами. Не доходя места переправы чрез реку, на право, на небольшом холме, между следами развалин, сохранились в отличном виде две циклонические могилы самых отдаленных времен, принятые некоторыми доморощенными археологами за кельтийские жертвенники. Татаре именуют их шейтан-эвлер*, т.е. домами злых духов и не охотно приближаются к ним. По мнению некоторых старух, здесь обитали некогда джины или полу-духи, нарушавшие во сне целомудрие девиц, не творивших Аллаху вечерней молитвы.

В Дерекое, отстоящем от Ялты в 1? версте, расположенном амфитеатром на отклоне высокого холма, в кругу величественной картины гор и роскошной растительности, живут татаре остатки многочисленной нации в Крыму**; народ честный, трезвый*** и незаменимый в этой стране; я говорю незаменимый только потому, что никто другой кроме их не сумеет прожить, довольствуясь доходами нескольких десятков дерев и клочком земли в восьмую долю десятины. Из них большинство занимаются доставкою приезжим фрукт, лошадей и т.п., остальные отчасти торговлею или поденными работами в помещичьих садах. В Дерекое есть несколько очень хороших домов в европейском вкусе, а жители его отличаются от остальных татарских деревень тем, что как-то особенно заискивают расположение христиан*.

Дерекой принадлежит к числу новых поселений южного берега и поэтому не представляет ничего интересного в археологическом отношении. Если-же и встречаются в долинках его груды камней, имеющих подобие развалин церквей, то это следы пребывание здесь недавно ушедших в Мариуполь греков.

Мы советовали-бы посетителям южного берега побывать в домах дерекойских татар и полюбоваться их домашним бытом, костюмом женщин, которые редко выходят из деревни, усердною молитвою в мечети и свадебными пирами, но более заслуживает внимание туристов поездка мимо этой деревни к высшей точке Яйлы, именуемой Дерекойским бугазом.

Ай-Василь. В таком-же разстоянии как Дерекой от Ялты, находится и Ай-Василь от Дерекоя. Селение это совершенно скрыто в тени вековых ореховых дерев и представляет множество крошечных садов, большинством расположенных над глубокими оврагами. Посетивший его невольно придет в удивление, каким образом здесь, положительно на каменных пластах, разведены такие громадные деревья и почва доведена до степени удовлетворяющей надобности человека.

Ай-Василь считается самою большою деревнею на южном берегу и судя по постройкам, большинством 2-х этажных, чуть-ли не богатейшею. Здешние татаре отличаются от соседей своим гостеприимством и вместе с тем затаенною ненавистью к христианам, которую в них возбуждают муллы — эти необузданные фанатики, стремящиеся исключительно к господствованию над ними. Есть люди, которые полагают, что Ай-Васильцы есть потомки турок, не пожелавших возвратиться на родину, когда Турцие лишилась своего господства на Крымском полуострове. Насколько предположение их справедливо — мы не сумеем определить, но ясно, что жители его не имеют никакого сходства с степными татарами, и отличаются от всех южнобережских татар гордостию и многими мелочами в семейном быту.

Ай-Василь. судя по названию (т.е. Св. Василий), был сначала греческим селением. Это подтверждается и до настоящого времени развалинами храма, сооруженного из Керченского камня; желающие видеть этот храм сходят по тропинке, ведущей к восточной стороне деревни. Церковь эта одна из больших, но всего страннее то, что она построена из камня, доставленного с отдаленных мест и до настоящого времени не разобрана на постройки.

Ай-Василь построен весь почти на каменных плитах, которые служат отличным материалом для построек и нигде более в окрестностях не добываются. Другая отличительность его состоит в том, что по всем деревенским улицам текут ручьи и при каждой постройке находится сад. Вообще-же ни одна деревня на южном берегу не дает такого ясного понятие о счастии и первобытности характера мусульманина, которому здесь все дано в удел природою.

Я мог-бы очень многое сказать об окрестностях Ай-Василя, но восторженное описание наше, многим смотрящим на них издали, может показаться не правдоподобным. Те же, которые пожелают навестить исток ея реки и посмотрят вниз с отвесной каменной громады Бала-хаясы, приставленной в виде контрафорса к отклону Яйлы, те быть может согласятся, что окрестности Ай-Василя не только очаровательны, но и достойны сожаление, что принадлежать людям мало развитым, неспособным даже без особых усилий извлекать из них значительные выгоды.

От Ялты до Палат-горы

Редкий путешественник не придет в восторг, проезжая местность от Ялты по направлению к Никите, служащей пределом самой живописной части южного берега. Прибрежный отклон этот прорезан прекрасным шоссе и на всяком шагу поражает удивительным разнообразием картин: гигантский хребет Яйлы, испещренный миллионами разселин и снеговых потоков, опушенных лесами, с ползущими по нем облаками. Дерекойская и Ай-Васильская пропасти, густо заросшие громадными деревьями, безпрестанные домики помещиков, утопающие в вечной зелени лавров, кипарисов и вьющихся роз, ручьи, скалы и виноградники, в виду безпредельного небосклона, над позлащенным морем, производят отрадное впечатление.

На этом протяжении достойны особенного внимание посещающих южный берег Верхняя-Масандра, живописная по местоположению, некогда греческое поселение с сохранившеюся частью алтаря древняго храма, откуда вытекает широкая и прекрасная струя воды. Повыше, в лесу, у подножие красноватой скалы, именуемой Кызыл-кая, указывают на следы бывшого монастыря во имя Св. Георгие, а немного дальше — во имя пророка Ильи. Здесь же находится пещера Тувар-еге-рек, а вблизи хорошенький водопад.

За Масандровскою казармою, невдали от почтовой дороги, возвышается скала Алабаш-хая, замечательная своим глубоким отверзтием, послужившим Магарачинским грекам, при нашествии турок (к 1774 г.), местом склада всех более или менее ценных вещей, которые, по свидетельству аутинских жителей, находятся в нем до настоящого времени; разсказ этот подтверждается не очень давно прибывшим из Мариуполя греком, с целью достать из отверзтие этого дедовские, преимущественно медные вещи, но опустившись по канату только до половины глубины, он не решился проникнуть до основание и навел такой страх на сопровождавших его разсказывая небылицы, что с тех пор никто не желает испытать счастие своего.

После Масандры останавливает внимание проезжих Магарач — местность обширная и покрытая множеством виноградников, некогда служившая селением древних греков, оставивших следы своего пребывание в небольшом укреплении, прозванном туземцами Палео-кастрон, т.е. старою крепостью. Магарач ныне славится казенным виноделием, как единственным пунктом откуда можно иметь натуральные вина всевозможных сортов, уступающие лучшим иностранным разве только тем, что несравненно крепче их*.

В нескольких десятках сажень до Никиты, с левой стороны дороги, виден фундамент постройки, в центре которого бежит необыкновенно-холодная струя воды. Здесь, по разсказу старожилов, был когда-то храм с целебным источником, к которому стекались из разных мест больные. Мне помнится самому, когда я был в детстве на южном берегу, сюда безпрестанно приходили бледные греки и гречанки и, помолившись на коленях пред этим источником, бросали в него медные деньги, которые быстро доставались по уходе жертвователей деревенскими татарчатами. Дальше, по обоим сторонам дороги, на крутизне и в пропасти расположено татарское селение Никита, совершенно скрывающееся в тени старых ореховых дерев. Деревня эта, судя по остаткам бывшого укрепление на мысу ея имени Рускофили-кале и церкви, обращенной ныне в мечеть, без сомнение была обитаема в глубокой древности. Более других защищенный горами, никитинский округ избран был в 1811 году для разсадника всевозможных экзотических растений и лучших фруктовых дерев, под руководством известного ботаника Стевена и знаменитого Палласа. Разсадник этот 40 лет спустя доведен был до совершенства, но затем последовал период его падение; даже в настоящее время он не удовлетворяет своему назначению: дороговизна, но главное недостаток растений, в которых ощущается потребность преимущественно на южном берегу — требуют особенного обращение на него внимание.

За Никитою природа становится беднее и преимущественно встречаются по дороге, на растоянии одной или двух верст, одни можжевеловые деревья; дальше от станции Ай-Даниль (Св. Даниил), места жительства ушедших отсюда греков, до самого Гурзуфа идет густая растительность дикоростущих дерев, а ближе к берегу помещичьи домики и виноградинки.

Гурзуф или Урзуф расположен на покатости горы, вдавшейся в море скалистыми оконечностями, на которых сохранились остатки Юстинианского укрепление, и достопримечателен превосходно-устроенным имением г-на Фундуклея. По словам Тунмана, в VIII столетии, селение это было торговым городом. Сестренцевич-Богуше полагает, что название Гурзуфа происходит от дырявой скалы, а другие писатели производят его от имени основательницы Крисафины, но нам кажется, что оно происходит просто от латинского слова ursus медведь, данного ему по сходству с этим животным соседственной горы, именуемой и в наше время татарами и прочими жителями южного берега Медведь-горою, в древности-же Криуметопон т.е. бараний лоб, с замечательною точностию определенный Птоломеем, египетским астрономом, в таблицах его меридианов.

Гурзуф в настоящее время занят татарами, преимущественно занимающимися садоводством и табаководством. Табак здешний, считаясь самым лучшим на южном берегу, доставляет им значительные средства к жизни. До бури-же 24-го ноября 1861 года они имели свои парусные суда и плавали по Черному и Азовскому морям. Окрестности этого селение оживлены многими дачами, идущими с обоих сторон его по над берегом моря, которые образовали здесь бухту, посредине которой красуются в виде парусов два, громадных камня — вечная обитель морских пернатых. По разсказам стариков, Гурзуф по времена турецкого владычества служил черкесам портом сбыта невольниц; сюда-же была доставлена ими и прекрасная Маюме, одна из наложниц хана, о которой с таким увлечением разсказывают бахчисарайцы. В подтверждение того, что действительно здесь торговал этот народ, указывают на овраг за деревнею, служивший им стоянкою и по настоящее время именуемый черкес-дере, т.е. овраг черкесов. В этот самый овраг, гласит предание, были брошены тела христиан, убитых турками в 1774 году. За Гурзуфом, подымаясь на почтовую дорогу, представляется много отлогих пустопорожних, мест, годных для виноградных плантаций, а несколько верст дальше — татарское селение Хызыл-таш, (красный камень) названное этим именем по громадному камню, расположенному за деревнею и виднеющемуся с дороги. Камень этот служит единственным следом пребывание в окрестности его древняго поселение, сохранив на вершине своей остатки укрепление. Татаре, поселившись безспорно на месте первобытных обитателей этой местности, прозвали его Гелин-кая, т е. камнем невесты, уверяя что в него превратилась невеста, ехавшая верхом и заклявшая себя обратиться в скалу за сделанную во всеуслышание неловкость.

Хызыл-таш не представляет более характера местности теплого климата, по расположению на возвышенности менее защищаемой с севера и совершенно открытой с северовостока, но в виду его, у берега морского, есть несколько хорошеньких дач, покрытых виноградниками, кипарисами, лаврами и другими экзотическими растениеми. Из них Суук-су останавливает внимание посетителей своими пещерами, образованными в скале морскими прибоями и Артек, иначе Кардиа-грикон с греческого: излечение или утешение сердца — по устройству и изобилию растительности. Последний, некогда обитаемый древними, судя по амфорам, открытым здесь, расположен на правой стороне подножья Аю-дага или Медведь-горы, состоящей из диоритной лавы и имеющей вид лежащого медведя, вышиною над уровнем моря в 274 сажени. Гора эта, на вершине своей; представляет остатки довольно обширного укрепление, которое без сомнение принадлежало расположенному с левой стороны его некогда цветущему торговлею городу Пар?ениту, славному рождением в нем Св. Иоанна епископа Гот?ского, празднуемого нашею церковью 26-го июня*, ныне-же опустевшей татарской деревушки, сохранившей свое громкое имя девственницы**. Пар?енит, орошаемый речкою Токата, прекрасен и теперь своим местоположением и растительностию; в нем открыт недавно обширный храм и существует до ныне тот самый огромный орех, под которым принц Де-Линь писал к Екатерине о путешествии своем по Крыму; но величественнее в этом отношении, прилегающая к нему дача г-на Раевского (Карасан)***.

За Хызыл-ташом местность, по обеим сторонам дороги, представляет обнаженный отклон Яйлы, изрезанный глубокими оврагами. Однообразно-скучная картина эта не изменяется почти до Биюк-Ламбата, ныне также татарского селение, но сохранившого много следов и остатков, укрепление от бывших греков, владетелей его: У подножие этого Ламбата расположен другой меныпий (кучук) Ламбат, занимающий западную углубленную покатость древняго мыса Плака, в виду некогда известного Богородицкого порта — тот самый Лампас, о котором упоминается в перипле Арриана, написанном во втором веке по Р.Х. Из древностей здесь найден был бронзовый медальон с рельефным изображением Кастора и Поллукса хранимый в Одесском музеуме древностей.

Кучук-Ламбат есть самое живописное место после всех встречаемых за Никитою; окрестности его также достойны обратить на себя внимание и заботливость любителей природы.

За Ламбатама природа резко отличается своими однообразными видами, но за то здесь начинает показываться более рослый вид лесных дерев и чем ближе подезжаешь к Кастель-горе, сохранившей остатки древних: укрепление, церквей, жилищ и черепков от глиняной посуды, — тем чаще встречаешь округленные массы красивого диорита и тем меньше другой растительности кроме дуба. Такой характер местности до последняго отклона к Алуште, но здесь пред едущим открывается величественная картина гор: Чатыр-дага, Демерджинской скалы* и Бабугана, у основание которых разстилается роскошная равнина виноградников, а впереди виднеются плоскокровные хаты татар, приютившиеся под развалинами славных крепостей, воздвигнутых против Гуннов** на возвышенности холма, императором Юстинианом I царствовавшим в третьем десятке 6-го века.

При везде в Алушту, на последнем спуске, именуемом Хырда-тарла, сохранились следы земляного вала, сделанные турецкими войсками, ступившими в последний раз в Крымские владение султана и воевавшими против Кутузова-Смоленского.

Алушта, древняя Алустон, в настоящее время небольшое татарское селение, расположенное у самого берега моря, окруженное множеством виноградников с красивыми домиками помещиков, которые приезжают сюда летом пользоваться виноградом и морскими ваннами. В виду его расположены богатые деревни: Корбекили, Шумма и Демерджи, замечательные производством превосходно-ароматического и чистого как струя воды меда. Последняя, судя по хорошо сохранившемуся в ней большому греческому храму, следам укрепление и счастливому положению окрестностей, вероятно была некогда обширным христианским поселением*. Здесь останавливается внимание на древнем здании, всаженном в землю, по преданию, со всеми обитателями его, упавшим с Демерджинской скалы громадным камнем.

Алуштинская долина, как по живописному местоположению, так равно и по значительности отпуска вин**, считается одною из лучших и богатейших местностей Крымского полуострова: она открывает и заканчивает собою славный южный берег Тавриды, ее окружают самые красивые и разнообразные горы Крыма, к ней наклонился и вечно-покрытый белым саваном облаков громадный Чатыр-даг, — этот исполин гора, этот все-видящий страж, как будто записывающий течение веков, над прахом династий и народов исчезнувших в блогословенной почве Крыма!

В Алуште любители древностей могут видеть кроме Юстиниановских укреплений два хорошо сохранившихся кладбища: первое на возвышенности против моря, а второе у конца деревни. Раньше мы упомянули о Демерджинской скале и здании, всаженном в землю у подножие этой скалы. Читатель наш вероятно заинтересуется узнать предание о последнем. Желая возможно подробно ознакомить его с описываемою нами местностию, прилагаю при этом случайно услышанную мною легенду.

Орфелина

(легенда крымских греков)

На южном берегу Крыма, в виду Алушты и татарского селение Демерджи, существует высокая скала оригинальной формы; под нею туземцы и теперь указывают на здание, всецело погребенное в земле, павшим с вершины ея громадным камнем. Я осматривал это место еще в 1858-м году, но только недавно узнал от одного престарелого грека существующую легенду по поводу этого событие. Передавая ея читателям моим, я повозможности буду держаться точным словам разсказчика.

«Всем известно, что в Крыму не создано скалы выше Демерджинской. Там с незапамятных времен Творец неба и земли сотворил две громадные колонны из каменной массы с целью, чтобы праведные и грешники сознавали-бы свои деяние и верили в настоящую заботливость о человечестве Правосудного Бога.

Высоко, высоко подымались над вершиною скалы, эти священные столбы. Взойдет-ли солнце — оно показывает им приветливо свои первые лучи и колонны раздвигаются выражая этим блоговоление Бога к безпорочным деянием дневного светила. Подует-ли ветерок с боголюбивого востока — он спешит облобызать нерукотворные колонны — и получив от них отрадную весть Божьяго блогословение, затем уже резвою струею разольется по миру. Пробудится-ли на заре могущественный айтос (орел) — властитель птиц небесных — он преклоняет голову к подножьям священных колонн и до тех пор не снимется с места, пока не раздвинутся колонны — счастливые блоговестники Творца вселенной; вспорхнет-ли из гнезда молодая ласточка впервые на свет Божий — она предварительно прощебечет молитву у священных столбов и потом уже пустится плавать в безконечном океане воздуха; покажутся-ли на небосклоне тучи небесные — ни одна из них не минует Демерджинской скалы, чтобы не поклониться священным колоннам, воздвигнутым Господом на этой громадной возвышенности.

Но горе тем поклонникам, пред которыми сожмутся священные столбы: проклятие Всевышняго должно истребить грешника в минуту его поклонение — он превратится в уродливый камень и сто лет спустя будет свержен с священной вершины в пропасть бездонную — и не отдохнет уж на этом черном камне ни путник усталый, ни орлица раненная; ни филин зловещий — все будет чуждаться окаменелого грешника: даже червяк и хищный змей минует его с закрытыми глазами.

И вот на этой достигающей до неба скале, за священными столбами, на зеленеющей равнине, внезапно явился обширный храм с сиеющим крестом. И видели жители подножья священной скалы, сходящого к ним старца, убеленного сединами, за подаянием, и думали они не угодник-ли он Божий, ниспосланный к священным прорицателям милости и гнева Творца вселенной, чтобы воздавать им почести божественные. Но праведный старик, покрытый рубищами, изнуренный телом, но бодрый душею, хранит в душе тайну внезапного явление своего. Ни чей язык не дерзает вопрошать у него: кто он, из каких стран явился и кто ему поведал, что на отдаленном краю мира, на неизмеримой каменной скале, прикрываемой пеленами туч, воздвигнуты Богом священные прорицатели Его блоговолений; никто не дерзает вопросить у него: какою неестественною силою поставлен в мгновение ока храм в необитаемой пустыне, куда несмело ступает ногою грешное туловище человека.

И не раз бывало любознательные обитатели подножья святой скалы приглашали таинственного пришельца к себе под очаг, ласкаясь надеждою выслушать исповедь его, но старец говорит им о чудесах пострадавшого за нас Богочеловека и призывает к покаянию. Он говорит о страданиех христиан, разсеянных по миру с непрестанною проповедью Евангелической истины.

Не раз бывало девы безгрешные, утоляя жажду изнуренного старца, возвращающогося из отдаленных окрестностей, предлагали ему покойное ложе и просили поведать им свои нужды; не раз бывало малолетние дети, научаемые отцами, целуя рубище его, спрашивали: кто он такой, как его зовут и зачем поселился на трудно досягаемой вершине святой скалы? Но таинственный старик, блогословлял их на жизнь отрадную, уклоняется от ответов.

Между тем все замечали, что с тех пор, как ступил на их поля блогословенный старик, между народом поселилась дружба и любовь, почва и море доставляли баснословные блага.

Но вдруг не стало блогочестивого старца-хранителя священных колонн. Напрасно его выжидала обитатели у подножья священной скалы до поздней ночи, напрасно они клали пред источником, куда сходил старик за водою, свежий творог с мягким хлебом. Увы, пропал без вести таинственный служитель заповедей Спасителя. И думали все, что он покинул обитель свою и возвратился к гробу господнему, чтобы там почить в мире на блогословенной почве. Потом им казалось, что Господь удалил его, чтобы не допускать встречи с ними праведника.

И не раз бывало, гонимые этою сокрушительною мыслию, со слезами на глазах, и уже в нужде, они просили милостивого Творца возвратить к ним блогочестивого пустынника, утешающого их могущественным словом. Не раз бывало больные, которых исцелял таинственный пришелец, падая навзничь, в жестоких мучениех, взывали к скрывшемуся блогодетелю своему, но тщетны были их крики и слезы.

Тем временем на кровлях жителей подножья священной скалы, в поздние часы ночи, начал показываться, неизвестно откуда прилетевший, огромной величины белокрылый орел и прокричав страшным голосом что-то, в роде холы, исчезал во мраке ночном. Старики, пробуждаемые этим криком, со страхом подымались с ложа своего, зажигали пред ликами святых лампады и горячо молились Господу о спасении чад своих от бедствий. Потом, снова, прильнув головою к подушке, мечтали, что в образе орла навещает их блогочестивый странник и, быть может, из любви к ним, предвещает гнев Божий, требует общого покаяние, — и опечаленные духом богобоязливые обитатели подножья священной скалы до восхода солнца спешили стать на молитву в деревенском храме.

В таком грустном настроении находились жители подножья Демерджинской скалы. Наконец не в моготу им стали нужды, скорбь и разбойнические набеги бродящих за горами полчищ и они решились во что-бы ни стало открыть причину исчезновение блогословенного покровители своего. По решению старейших, все до грудного ребенка должны были взойти на поверхность скалы и пройти сквозь священные столбы. Предполагалось обвинить в страшном грехе и причине удаление блогодетельного старика того, пред кем сожмутся колонны. Постановление это должно было быть выполнено в первое воскресенье. Когда наступил урочный день, народ, после выслушание божественной литургии, потребовал от духовника своего последовать за ними к священным столбам, но он отказался под предлогом сильного изнеможение и скрылся в своей обители; все-же остальные с молитвами раскаяние взобрались на священную скалу и, преклонив колена, начали по одиночке проходить промеж славных колонн. Последнею должна была пройти молодая девушка, слывшая в селении за добродетельнейшую и красивейшую. Звали ея Орфелиною. т.е. сироткою, потому что она не имела никого родных и принята была за родную дочь к деревенскому — священнику. Орфелина по приказанию старейшины опустилась на колена и медленно начала подвигаться к священным колоннам. Народ с недоумением следил за судорожным движением чистейшей, по его мнению, девы. Между тем Орфелина не останавливалась. Приблизившись к колоннам, она подняла глаза свои налитые слезами к небу и казалось страшилась сделать лишний шаг. Народ, заметив нерешительность сиротки, зашумел и торопил несчастную. В этот момент послышался какой-то неестественный подземный гул. Орфелина с трепетом возвела глаза к святому храму, на сиеющем кресте которого внезапно очутился белокрылый орел и быстро двинулась к колоннам; но прежде чем несчастной удалось вымолвить слово, священные столбы, сжавшись с нею вместе, погрузились в недра скалы, а вместо их вылетел черный камень и с страшным грохотом упал на здание священника, которое исчезло под тяжестию его.

Тогда только народ постиг причину внезапного исчезновение блогословенного странника и страшный грех прелюбодеяние духовного отца своего с беззащитною сироткою, которой он дал, пред Богом, имя родной дочери.

С того времени не существует на Демерджинской скале никаких следов от храма и священных колонн, но здание с грешным иереем и камень, погрузивший их в землю, сохранятся на век для примера поколением нашим.

От Алушты до ?еодосии

Теперь нам остается провести читателя по юго-восточному прибережному пространству, чтобы вполне ознакомить его с Таврическим полуостровом.

Естественно, что путешественник, предпринимающий поездку от Алушты до ?еодосии, обязан после отдыха запастись кое-какою провизиею, потому что на пространстве этом он не найдешь ничего кроме курицы, яиц, молока и хлеба. К этому он должен ездить хорошо на лошади и не приходить в ужас, если придется проезжать над пропастями, потому что местные лошади сильны на ноги и не имеют привычки спотыкаться если им предоставляют полную свободу.

От Алушты к востоку, идут два пути: один очень удобный, но чрезвычайно длинный до деревни Куру-узен, а другой в виде тропинки над берегом, мимо Паша-тепе*. Тропинка эта доступна для пешехода и только для местных лошадей с такими, седоками, которые не боятся проезжать по окраинам, мало того высоких и отвесных берегов, но и поминутно осыпающегося, под ногами лошади, грунта земли. Признаться, при всей моей привычке ездить по гористым южно-бережским тропинкам, я здесь не мог быть равнодушным и безпрестанно сходил с седла, чтобы проходить небольшие пространства пешком. Верхнее наслоение почвы от Паша-тепе, состоит преимущественно из разложившогося и пластами идущого мергеля, на котором великолепно может рости виноград. Вид встречаемых здесь растений не имеет сходства с растительностию по сю сторону Алушты: здесь во множестве ростут терпентинное дерево, каперсы и ползущие камыши.

За несколько верст от Алушты, проводник обращает внимание путешественника на небольшую поляну, подходящую к самому морю, окруженную со всех сторон горами и прорезанную руслом высохшей реки. Место это носит название Ай-Яни-дере, т.е. овраг св. Иоанна. Здесь много одичалого винограда и фруктовых дерев, верных признаков бывшого поселение. Отсюда тропинка делается недоступнее, потому что идет над более высокими обрывами у основание которых шумит море. Вторая местность, имеющая признаки древняго поселение, отстоит в нескольких верстах от оврага св. Иоанна и именуется Еды-ев или Гептаснитие. От этой местности до роскошного Куру-узен не представляется особенного разнообразие: все тот же мергель, изредка покрытый каперсами, терпентинными, дубовыми, грушевыми и кисличными деревьями, все тот же вид холмов, с промоинами от дождевых потоков и тот-же берег, с крупными камнями: но в долине Куру-узена вас поражает великолепие фруктовых и виноградных садов с красивыми постройками владельца. Деревня эта расположена на высоком месте, у самого берега и чрезвычайно живописна. Из. Куру-узена тропинка подымается на крутую покатость и соединяется с экипажным путем, ведущим в Кучук-узен. Разстояние от этих двух богатейших и чрезвычайно похожих одно на другое селений, самое неболыное. Разница та, что от последняго кордонный путь менее опасный и более живописный до прибережного селение Туак, утопающого в зелени садов. Туакская долина прорезывается рекою, всегда имеющею воду из родников и исключительно принадлежит татарам, которые занимаются хлебопашеством, садоводством и виноделием. Туак или правильнее Дуак, на татарском означает трехконечный платок, которым опоясываются молодые татарки, и действителыю, местность, занимаемая этою деревнею, имеет вид правильного треугольника. Туземцы указывают здесь на следы христианских кладбищ и церкви во имя св. Константина и Елены. Осматривая окрестности Туака, я был удивлен изобилием здесь черешневых гигантских дерев и множеством виноградников, составляющих необходимую собственность каждого домохозяина; но гораздо более удивился, что люди, живущие у берега морского, не имеют ни малейшого понятие о рыболовстве и не смотря на то, что обладают поливными местами, не разводят никаких огородных овощей. В окрестностях Туака находится знаменитая в Крыму пещера Фулун-хоба, великолепный водопад Джур-джур, и в зимнее время, поразительное явление на возвышенности Кара-тепе, известное под именем ледяного дворца.

От Туака начинают чаще встречаться следы глауберовой соли и кварцевые кристаллы, окрашенные хлоритом, прозрачные и светлые, как алмазы. Сколько мне помнится, последние начинаются от возвышенных берегов, известных под именами: Ставро (крест) и Кутилья (щитик). Имена эти греческие, и нет сомнение, что они даны греками, древними обитателями этих мест.

В нескольких верстах от Туака, на живописной долине, начинающейся морским берегом и примыкающей к горам, встречаются остатки древних построек, известных под именем Канака. Поляна эта с одной стороны покрыта старыми можжевеловыми деревьями, а с другой, по руслу реки, одичалыми виноградными лозами и фруктовыми деревьями. У конца долины, пересекаемой Яйлою, виднеется отверзтие большой пещеры Фулун-хоба. Пещера эта, по словам моего проводника, не для всех доступна. Только одни безстрашные пешеходы в состоянии в нее проникнуть, так опасна тропинка к ней и те, которые однажды решались побывать в ней и возвратились целыми, заклинались вторично не подступать к этому аду.

От Туака снова приходится спускаться к морскому берегу и безпрестанно карабкаться на отвесные холмы, прорезанные водяными потоками, грозящими ежеминутно обвалом; особенно неприетно смотреть снизу, когда по ним едет безпечный татарин, понуждая осторожную лошадь свою сильными ударами по голове. От Туака не более двух часов езды до Искута, одной из самых больших и богатейших деревень на крымском полуострове. Искут в переводе значит: стой! Туземцы полагают, что название это дано деревне их толпою, искавшею выгодной местности для поселение и когда искатели спустились с гор к этим роскошным полям, предводитель их, убежденный в невозможности найти более удобства для жизни, крикнул искут! и велел селиться. Они же уверены, что на этом месте раньше их существовало греческое селение Ай-Ери, (т.е. Св. Георгие) расположенное на той самой великолепной поляне у самого берега, где ныне находятся огороды замечательных огурцов. Я говорю замечательных потому, что искутские огурцы бывают длиною более аршина и ими засаживается пространство около 40 десятин земли. Подобными огурцами славится еще одна местность в Крыму и именно: неподалеку от Севастополя селение Дуван-кой.

Искут расположен в глубине долины, перепоясанной рекою, по обеим сторонам которой, верст 5-ть, тянутся великолепные фруктовые сады, а не доезжая деревни в право идет другая долина, покрытая сотнями виноградников. Само селение занимает подножие высоких гор, расположившихся против севера и запада в виде амфитеатра. Все домики построены однообразно и так близко один к другому, что издали можно принять за длинные коридоры с плоскою кровлею, покрашенною глиной стального цвета*. В центре деревни стоит прекрасная мечеть с высоким каменным минаретом, подобным бахчисарайским. Здесь редко встретишь бедняка, нуждающогося в дневном. пропитании, все имеют свои виноградные и фруктовые сады, свою хлебопахотную, сенокосную и лесную землю, на пространстве около 8 тысяч десятин. Лес им служит на разного рода технические изделие, которые вместе с фруктами и винами очень выгодно сбываются в Карасубазаре, отстоящем отсюда в 5-ти часовом разстоянии.

Искутские татаре, тем еще отличаются от прочих единоверцев своих в Крыму, что решительно не принимают в общество свое сторонних людей и никогда не выдают замуж дочерей своих в чужие деревни. Они так любят местность, занимаемую ими, что не смотря на всеобщее недавнее возстание степных татар, распаленных фанатическими предсказаниеми духовенства к непременному переселению в могометанскую Турцию, из них никто не захотел тронуться с места. Дружные и гостеприимные, они замечательны тем еще между собратами своими, что сами поканчивают всякого рода споры и недоумение, возбужденные кем либо и только в важных случаях прибегают к правительственным властям. В Искуте я впервые встречал хаджи, по несколько раз бывавших в Мекке и это убедило меня в зажиточности здешним жителей.

Переночевав в этой деревне, я с разсветом поехал осматривать Чебан-кале, это отдаленное, одиноко стоящее на мысе Агира над морем древнее укрепление. Миновав виноградную долину, мы поднялись на возвышенность Черкес-топе, покатости которой желтели нивами незавидных хлебов. Более часа мы двигались шогом по трудным тропинкам, но это доставляло мне удовольствие любоваться множеством величественных картин, представляющихся на протяжении до Аю-дага. Наконец пред нами показалась крепость Чебан-кале. Мрачная, почерневшая от времени, она имела вид громадной скалы, выдвинутой из пучины морской, чтобы следить за каждою волною до Медведь-горы. Я спустился с коня и пошел к ней пешком. Всходя на предпоследнюю возвышенность, предо мною открылась обширная поляна, прорезанная руслом реки и засеянная хлебами. Тут-же я увидел кош, жилище пастухов и кардон пограничной стражи. Когда мы подступали к крепости, я спросил у проводника моего: не знает ли он почему называют это укрепление Чебан-кале, т.е. крепостию пастухов? Оттого-ли, что в ней скрываются от непогод чабаны, как полагают некоторые, или оттого, что около нея живут пастухи? — В эту крепость, нет входа — отвечал татарин и следовательно должно предполагать, что она пользуется своим наименованием от соседства пастухов.

Привязав лошадь к вековому можжевельнику, я подошел к крепости, с одной стороны уже обрушившейся, а с двух треснувшей во всю вышину. Обойдя ея с доступных сторон, я нашел только одно отверзтие в виде окна на 2-х саженном разстоянии от земли. Со стороны же отвесной скалы в море, оказалась довольно широкая с верху до низу развалина и вход с этой стороны показался мне невозможным. С минуту я стоял в недоумении, обсуживая каким образом проникали в крепость эту строители ея, если только и во времена постройки местность сохраняла настоящий вид? И мне казалось, что в нее проникапи в отверзтие окна и что она служила древним единственно для наблюдение за берегами до Пар?енита. Более двух часов я кружился около Чебан-кале, стараясь найти какой нибудь признак древних владетелей этой крепости, но увы, ничего кроме голых камней нельзя было заметить.

В виду Чебан-кале расположен Капсихор, а дальше рисуются живописные Судакские горы.

От Искута береговые горы отодвигаются от моря и переезд к Капсихору не представляет особенных трудностей, хотя тропинка все также вьется по-над берегом. Капсихор находится в трех или четырех верстах от Чебан-кальской крепости в прекрасной долине, пересеченной двумя ущельями, в глубине и по сторонам которых густо разброшены фруктовые и виноградные сады. При везде в долину эту, на путешественника отрадно действует длинный ряд громадных тополей как-бы нарочно взращенных, чтобы прикрыть ее от влиение бурь и морских ветров. Многие, при взгляде на них, полагают, что им суждено заменять плотину против волн и наносов. Капсихор, судя по названию капси (жаркий) и хора (город), был когда-то греческим городком. Это подтверждается отчасти и развалинами церквей, довольно хорошо сохранивших фундаменты. Мы не сомневаемся, что здесь, во времена цветущого положение древней Судгагии, было обширное поселение, в котором занимались всеми почти отраслями сельского хозяйства.

Из Капсихора идет тропинка чрез хребет горы в Воронскую долину, также останавливающую внимание растительностию, затем в Кутлакскую, не отличающеюся ничем почти в сравнении с предыдущею. От этой долины уже имеется колесная дорога на Судак, некогда славный торговый город на этом прибрежьи Тавриды, ныне незначителыюе местечко, но принадлежащее к числу самых интересных в Крыму, как по историческим воспоминанием, так равно по красоте местоположение и производительности сил почвы. Оно расположено в долине невдали от моря, прорезано речкой Суук-су (холодная водя), изобилует водяными источниками и лесами и окружено долинами Таракташскою и Айсавскою. Местечко это в настоящее время едвали имеет более 500 жителей, но за то свыше сотни виноградников, производящих приблизительно до 200 т. ведер вина. Ни одна местность на Крымском полуострове соразмерной величины не производит такого количества вин и ни на одной местности не родится в таком изобилии особенной по величине ягоды, кисти и вкусу винограда. После сказанного делается ясным, что важнейшею отраслью производительности Судака служат вина и виноград, которые хотя во многом уступают южно-бережским, но как более доступные по ценности, имеют сбыт и значительно распространены под именем Крымских, в окрестных губерниех.

Везжающий в Судак прежде всего заметит ряды виноградников с хорошими домиками, белеющимися в довольно отдаленном друг от друга разстоянии, затем покажется церковь и небольшая группа построек, составляющих так сказать сердцевину местечка. Все это конечно не особенно заинтересует, посетителя; но если он выступит из него и направится в окрестности, прилегающие к морскому берегу, здесь на всяком почти шагу он найдет следы древняго величие этого города; здесь он откроет минеральный источник и полуразрушенные укрепление того величественного замка, о котором мы скажем своевременно с достаточною подробностию.

Судак в наше время редко кем посещается, за исключением садовладельцев, которые сезжаются сюда на морские ванны или на виноделие. Его посещают также купцы, закупающие вина и фрукты, а иногда заходят парусные суда и коммерческие пароходы.

В 10 верстах от Судака находится Кизильташский монастырь, основанный покойным архиепископом Иннокентием, ныне посещаемый многими поклонниками. Местность этого монастыря чрезвычайно живописна и останавливает внимание пещерою в красноватой скале, имеющую два отверзтие, из которых сквозь верхнее проходит вода, по народному убеждению, целебного свойства. Пещера эта, судя по мраморной плите и другим предметам, повидимому издавна считалась святынею греков, потомки которых 85 лет тому назад переселились в Мариупольские степи.

Кизильташский монастырь замечателен еще усердною деятельностию монахов, которые рано или поздно послужат примером трудолюбие окружному народонаселению. В истории этого, только что начавшого жизнь, монастыря, встречается уже печальная страница исчезнувшого без следов игумена, который, как в последствии оказалось, был убит в лесу Таракташскими татарами и сожжен на костре с целью скрыть признаки преступление. Долго местные власти силились открыть тайну внезапного исчезновение заслужившого всеобщую любовь этого настоятеля скита, но когда открыты были виновные, высшая власть распорядилась казнить их смертною казнию в пример прочим татарам и они были повешены в ?еодосии.

От Судака почтовая дорога идет на Эльбузлу в Старый Крым, Карасубазар и ?еодосию. Так как мы уже познакомили читателя нашего с первыми двумя городами, то направимся к последнему по не описанной еще местности. Последующая за Судаком долина называется Козскою. К ней едут чрез вершину Урбаша огибая скалу Делекли-кая, замечательную сквозным отверзтием на вершине. Долина эта именуется этим именем по деревне, окрестности которой утопают в зелени фруктовых и виноградных садов. Козы повидимому с глубокой древности были занимаемы греками, потому что здесь существуют остатки укрепление, именуемого туземными Элтиген. По предположением Сумарокова, автора Крымских досугов, Козы суть древняя Козие, в которой якобы по словам Формалеони, какой-то Бабтиста де Гандино в 1429 г. был Генуэзским капитаном. На сколько это заслуживает вероятие — мы не беремся отвечать, но действительность жительства в ней до 1778-79 годов греков подтверждается развалинами церквей во имена Св. пророка Ильи с легендою об убиении в алтаре ея священника мусульманами при занятии русскими войсками ?еодосии, Св. Георгие и Успение Пресвятые Богородицы. По разсказам одного старика, в 1815 году в окрестностях Коз существовали развалины большого храма в готическом вкусе с мраморными украшениеми. Нам также известно, что в этом селении, по приказанию князя Потемкина, впервые были разведены Токайские виноградные лозы. Из природных замечательностей интересна здесь скала, прозванная банею дев, из которой на подобие дождливых капель просачивается вода. Всех садов в Козской долине в наше время насчитывают до 450, т.е. втрое больше в сравнении с числительностию их при присоединении Крыма к России.

За Козами следует Отузкая долина, замечательная множеством фруктовых и виноградных садов и оригиналыюстию окружающих ее скал. К Отузам ведет дорога между горами, заросшими лесом. Деревня верхний и нижний Отуз находится в 4-х верстах от морского берега. Название это происходит от татарского слова тридцать и без сомнение означает число хат, основанных впервые татарами. Подобные название деревень встречаются и в других местностях полуострова. Долина эта отпускает ежегодно до 100 т. пудов винограда и множество хороших сортов груш, яблок, грецких орехов, миндаля и т.п., за которыми приезжают нарочно закупщики.

В окрестностях Отуз встречаются развалины церквей во имя Успение Божией Матери и Св. Георгие, свидетельствующие о пребывании здесь Греков в конце XVIII столетие. Кроме этого, ниже деревни у морского берега на высоком холме, сохранились остатки стен от довольно обширного укрепление, без сомнение основанного греками, но Бог весть почему-то признанного покойным Бларамбергом за Хавон, одно из Тавро-ски?ских укреплений, воздвигнутых, как говорит Страбон, против Херсонеской республики, или проще против Митридатовских войск, которые, явившись на помощь к Херсонесцам, укрепились на их крошечном полуострове — и отсюда уже предпринимали вылазки.

За Отузами природа постепенно начинает изменяться и становиться так сказать беднее. Но вот пред вами последняя полуразрушенная деревушка Коктебель, расположенная у подошвы горы Карадага (черного леса) с следами древних жилищ. По словам Плиние, здесь была пристань Тавров первобытных жителей Тавриды; по остаткам-же храмов во имена Св. великомученика Дмитрие и Св. Георгие с целебным источником, незабытым еще окрестными христианами, видно, что здесь во времена ханского владычества было большое греческое поселение.

В Коктебеле обращает на себя внимание природный грот, образовавшийся в сблизившихся крутых скалах с вершин которых свешиваются огромные деревья, а бока заросли кустарниками, мохом и плющами. Тот кто пожелает войти в этот грот, откроет в нем исток обильного ключа воды.

По народному преданию, в деревушке этой, в начале настоящого века жила и скончалась султанша из рода гиреев — одна из последних ближайших родственниц несчастного Шагин-гирей-хана.

Коктебельский берег рекомендуем мы читателю нашему изобилием мелких много-камерных раковин красивых цветов и прозрачными камушками, которые нарочно собираются чинами пограничной стражи и очень дорого продаются в городах, богатым туристам. От Коктебеля едут на ?еодосию по соседству моря и чем ближе приближаются к ней, тем однообразнее становятся окружности. Последнею улыбающеюся местностию можно назвать Двуякорную бухту, в окружности которой выступают красивые горы и несколько недавно разведенных фруктовых и виноградных садов, примкнувшихся к голому выступу той возвышенности, которая восточною половиною прикрывает ?еодосию от южного берега.

Заканчивая этим наш топографический отдел, мы обязаны предупредить читателя, что этою частицею труда мы даем только поверхностное знакомство с местностями Тавриды, но подробнейшие сведение об этой стране следуют в специальных отделах: физическом, историческом, археологическом, ботаническом, зоологическом и т.п.

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

Содержание третьей части:

Причины образования Крымского полуострова.

Форма и пространство его.

Границы и протяжение.

Мнения древних историков.

Общий вид полуострова с материка, моря и а vol d’oiseau.

Береговая линия.

Климат и атмосферные явления.

Движение атмосферы и климатические свойства месяцев.

Картины природы.

Черное море: его форма, величина, ширина и глубина.

Состав морской воды, древние названия и понятия, легенды восточных народов, характеристические свойства, бури, плавание, береговой очерк, морская болезнь.

Азовское море и его древние названия.

Сиваш и его значение для сельского хозяйства.

Озера, заливы, проливы, острова, полуострова, мысы, перешейки и проточные воды.

 

Четвертой части:

Геогностические образования.

Наружный вид гор и подробное описание Яйлы, ее отрогов и склонов. Замечательные пещеры с легендами. Провалы, снежные ямы, пропасти и ущелья. Потухшие кратера, сопки, землетрясения и передвижения почвы. Оригинальные скалы. Равнины, поляны и долины. Состав почв различных местностей. Свойства страны в гигиеническом отношении по местностям со средним числом больных и отношением к разного рода случайным и эпидемическим болезням. Естественные целебные средства против различного рода недугов — морские и песочные ванны. Минеральные источники и грязи, их состав.. Виноградное лечение, кумыс и воздух. Цветочные и травяные ванны.

 

Пятой части:

Соль, каменные породы, каменный уголь. Минеральные источники: нефтяные, серный, горький. Судакские и перекопские колодцы. Минеральные грязи сакские, чекракские и севастопольские. Металлы и глины. Естественная сила и плодородность почвы, а также фруктовая.

 

Шестой части:

Царство растительности.

 

Седьмой части:

Животные, птицы, рыбы, гады, насекомые, моллюски, полипы, аммониты и т.п.

 

 

Причины образования Крымского полуострова

 

Всматриваясь в карту Черного моря, невольно задаешься вопросом о прежнем очертании его берегов в северной половине и причин последующего затем изменения их.

Ни одно море не подвергалось таким сильным изменениям и не оставило нам таких ясных в этом доказательств, как Черное. Чтобы убедиться этом, достаточно окинуть взором северную береговую линию его, где образовались различных очерков лиманы, мелководные заливы, перешеек, сотни озер, узорчатый Сиваш, длинная Арабатская стрелка, подобная шириной искусственному мосту, и странной треугольной формы Азовское море, являющее безжизненный вид, оживленный с одной стороны — пресными водами Дона, а с другой Керченского пролива. Этого мало, сама конфигурация Крымского полуострова свидетельствует о насильственном образовании его на пространстве, составляющем центр моря, что подтверждается геологическими наслоениями почвы и теми общими естественными причинами, которые продолжают менять береговую линию всех материков. Изменение северной части моря началось вблизи устьев рек, которые и были тому главной причиной. Реки эти сформировали и ту почву в недрах моря, которая затем возвысилась над уровнем вод и образовала полуостров Тавриду. О большом количестве этих рек с их притоками, вливающихся в северную половину Черного моря, и о пространстве, занимаемом руслами наибольших из них, можно судить по нижеследующей таблице:

Дунай покрывает водами своими пространство в 14 630 нем. кв. миль и принимает в свое русло девятнадцать других рек. Прут — 23. Днестр — 36, между Днестром и Бугом мелких — 22. Буг — 50. Днепр омывает пространство в 10 605 нем. кв. миль и впадает в него 133 реки. По Таврической губернии вливаются в Черное и Азовское моря 35 рек. В Азовское море, со стороны одной Новороссии — 67, из числа которых Дон занимает пространство в 10 526 нем. кв. миль.

Ясно что эти 385 рек, хотя в большинстве и ничтожных, постоянно выносят в Черное море громадное количество земли, смываемой с пространства, занимаемого ими. Но неизмеримо больше попадает в море дождевой воды, и ежегодно несомые массы земли, камней и прочего должны были за тысячелетия превратить его в закрытый бассейн. Эти же причины слабо влияют на более обширные моря и еще меньше на океаны, однако и там вызывают они заметные изменения берегов. Тому примером служат берега Скандинавии, которые выдвигаются в океан утесами, изъеденными морскими камнеточцами и скалы с железными кольцами, некогда служившими для прикрепления судов. Такие же точно скалы с кольцами встречаются и в горной части Крыма в местах, ныне отдаленных от моря от 5 до 20 верст.

Чтобы убедиться в количестве наносов, доставляемых в море реками и дождями, достаточно взглянуть на песчаные берега моря, которые некогда были каменистыми, но беспрестанной работой волн не только округлены, но и раздроблены на песчинки. Если количество их изумительно велико, то как, должно быть, велика масса более удобных для воздействия воды материалов? Если бы если мы терпеливо проследили за дождевым истоком от начала до конца его, то удивились бы глубине промытой им борозды и количеству снесенной земли, и тогда бы прониклись убеждением, что проточные воды вечно враждуют с морями и, очищаясь в них от ила и солей, испаряются снова как будто для того, чтобы возобновить борьбу.

Приписывая вышеприведенным причинам создание сегодняшних очертаний Крымского полуострова, мы главной из них, однако, называем деятельность вулканических сил, поднявших вверх громаднейшую цепь гор по всей южной Европе, от Пиренейского полуострова до пределов Каспийского моря. Одновременно выступил из недр моря и высокий хребет Яйлы, от которого начинается постепенное расширение материка, а вместе с тем и отступление от него морских вод.

Если б ученые, определившие образование на Тихом океане многих островов из материи страшно размножающихся фораминифер предпослали бы отчасти этому поднятие Крымского полуострова над поверхностью Черного моря, мы ответили бы, что тела подобных зоофитов в очень незначительных массах залегают только на окраинах Крыма и, неразложившиеся еще, свидетельствуют, что скопление их принадлежит к новому времени. Явление их и теперь продолжается в С3 части полуострова на Тарханкутском мысе, но в виде наносов песку из недр морских. Выступившие — влиянием подземного огня — высшие горы Крыма, при протяженности 175 верст и ширине в основании от 5 до 10 верст должны были поднять воды моря настолько, чтобы образовались Керченский и Константинопольский проливы, которые недолговечны, и рано или поздно, сбудется предсказание Бюффона о них*.

Образовавшийся таким образом Крымский полуостров занимая, в наше время, пространство в 2Ѕ миллион десятин**, представляет крестообразную форму, вытянувшуюся во все четыре стороны остроконечными мысами северным или Перекопским, восточным или Керченским, западным или Тарканкутским и южного или Севастопольским. Полуостров протянулся от севера на юг (т.е. от Перекопа до окончания Трахейского и Херсонеского полуострова) на 210 верст, от Запада к Востоку (т.е. от начала Тарканкутского берега до Керченского пролива и Азовского моря) на 370 верст.

Пространство это делится на пять уездов: Перекопский, Евпаторийский, Феодосийский, Симферопольский и Ялтинский. Все они примыкают к берегам Черного и Азовского морей, Сиваша и Керченского пролива, а весь полуостров имеет три сухопутных пути сообщения с Россией: естественный — через Перекопский перешеек, а искусственные — через Сиваш и Арбатскую стрелку. Границы полуострова следующие, с севера: часть Киркинитского залива, Перекопский перешеек, Сиваш или Гнилое море и Генический пролив с частью Азовского моря. С востока — Керченский пролив. Протяженность береговой линии Таврического полуострова составляет почти 900 верст, из числа которых 8 занимает Перекопский перешеек, Сиваш или Гнилое море, Генический пролив с частью Азовского моря, с востока Керченский пролив, а с прочих сторон Черное море. Береговая линия Таврического полуострова тянется почти на 900 верст, из числа которых 8 верст занимает Перекопский перешеек, 60 — Сиваш, 1 — Генический пролив, 200 — берег Азовского моря и 40 верст — Керченский пролив. Все же прочая длина приходится на берег Черного моря, огибающего полуостров с В, Ю и 3 сторон.

Некоторые из описаний Крыма, в том числе выполненные Геродотом, Страбоном и Плинием доказывают, что Таврида была островом. Такое мнение сохранилось в преданиях персиян и среди кавказских горцев, которые называют ее и теперь Ешиль-ада, т.е. зеленым островом. Чтобы согласиться с этим, достаточно измерить узкую полосу земли между Каркинитским заливом и Сивашем, образованную избытком иловатых наносов, вносимых большими реками в Северную часть Черного моря. Подобным же  образом отделилось и Азовское море от Гнилого, выдвинув Арабатскую стрелку, которой в будущем суждено не только превратиться во второй крымский перешеек, но даже и осушить Сиваш. Впрочем, сомнительно, чтобы народные предания хранили свидетельство о Крыме, как об острове. С большим основанием можно предполагать, что предание это относится к тем временам когда Сиваш, свободно сообщался с Азовским морем, тогда же древние обитатели Тавриды, из коммерческих или стратегических соображений прорыли сохранившийся до нашего времени канал поперек Перекопского перешейка, и таким образом соединили воды Черного моря с Гнилым. Похоже что канал этот многие века выполнял свое назначение, придавая Тавриде форму острова, но затем, с новыми изменениями морских берегов потерял свое значение, что, может быть, и не было  нужно народам, владевшим степью как в Крыму, так и на примыкающей территории. Судя по рассказам Константина Багрянородного, канал этот был даже нарочно засыпан. Известно также, что Шагин-Гирей-хан много лет старался привести канал этот в первобытное состояние, чтобы оградить себя от внезапного нашествия русских в качестве мстителей за буйные поступки его подданных.

 

Внешний вид

 

По естественному положению Крымский полуостров делится на две неравные части, отличающиеся климатом, почвой, наружным строением и плодородием. Из них первая, степная, чужда древесной растительности и бедна проточной водой, она занимает площадь около 1 миллиона 940 тысяч десятин земли, начинаясь от Перекопского перешейка и оканчиваясь близ Севастополя. Вторая, гористо-каменистая, богатая растительностью и водными источниками влючает весь Ялтинский и части Симферопольского и Феодосийского уездов, образуя пространство в 460 тыс. десятин, что составляет почти 1/12 часть всей Таврической губернии (5376500 десятин). Присмотревшись, мывидим что Крым в северной части представляет гладкую равнину с едва приметными возвышениями почвы, местами пересеченную оврагами, которая, по мере приближения к югу, начинает постепенно превращаться в округленные и вытянутые холмы. Далее за Карасубазаром, Феодосиею, Бахчисараем и Симферополем возвышения эти превращаются в правильную, хотя и невысокую цепь, идущую изгибами параллельно с другой, следующей за ними грядой гор, а эта последняя повторяет изгибы громадного хребта Яйлы,* начинающегося также незначительными возвышенностями в окружности Севастополя и все более и более возвышающихся к центру, а затем постепенно понижающегося к берегам Феодосийской бухты.

Вид северных степей Крыма весной или в годы изобильные дождями, несмотря на отсутствие рек, садов и лесной растительности, являет прекрасную картину. Нежные густые травы, гигантский бурьян, хрен, полынь и бурые веники, окруженные целыми полянами разноцветных полевых цветов волшебно действуют на глаз. Но в засушливое время вид этих равнин слишком печален: куда не обратишь взоры — иссохшая трава, растрескавшаяся глинистая почва, сероватое небо, какой-то дымный цвет воздуха, облака саранчи, стаи голодающей дикой птицы, свист восточных непрерывных ветров, жужжание мух и ос — все это наводит неприятное впечатление. Часто грустный вид этот дополняется миражами — оптическим обманом, возникающим, как известно, от неодинаковой плотности воздуха, они сильно действуют на сознание неопытного путешественника. На прибрежных местах степи еще грустнее: куда не посмотришь — пустынная гладь, заросшая жирными солончаковыми травами какой-то особенно грубой формы. Берег завален кучами млеющих водорослей наподобие ленточных паразитов, стаи морских птиц, удивляясь появлению человека, потрясают воздух хриплыми криками. Еще печальнее бледновато-мутная поверхность моря, не оживленная ни единым парусом. У северной оконечности Тарканкутского мыса, запруженного скорлупой всевозможных форм, видов и красок отживших морских животных, тоска до того усиливается, что чувствуется изнеможение всего организма.

По мере углубления на территорию полуострова эти однообразно-грустные картины заменяются более отрадными, которые впервые являются по берегам речных русел, которые вьются по степи на пространстве от Булганака до Севастополя. Возникают нежные растения (например, виноград), которые не выносят холодных зим и составляют гордость Крыма. Еще южнее начинаются сады, и чем ниже к югу, тем они гуще и чаще  и разнообразнее, что увеличивает красоту природы.

За Феодосиею, Карасубазаром и Симферополем полуостров принимает гористый вид, богатый разнообразием растительного царства и орошаемый источниками. Здесь расстилаются чудные долины с восхитительными пастбищами, теплее климат, приятнее воздух и впервые на поверхность выступают каменные залежи (горные породы) различного состава. За этим пространством начинается высший район крымских гор, в центре которого, как гигантская палатка, выдвинулся Чатыр-Даг*, прозванный Палат-горой. Здесь уже вид природы иной, другая растительность, свойственная возвышенным местам, здесь расположены источники важнейших рек, которые составляют благосостояние тех долин, по которым они протекают. И здесь только обитель тех бесценных лесов, которые составляют великое значение в природе и скрытым влиянием содействуют жизни животных и оплодотворению мира.

За хребтом Яйлы отроги и склоны которого образуют прибрежные долины *, на берегу, известном под именем Южного, является новая картина природы, поражающая человека изобретательностью и могуществом вулканических сил *. Здесь уже иной климат и условия жизни животного и растительного царств. В последующих отделах сочинения мы подробно поговорим об этих различиях.

 

Береговая линия

 

Самое заметное изменение западной береговой линии Тавриды происходит от совокупного действия четырех рек: Березани, Буга, Ингула и Днепра. Реки эти, образуя обширные лиманы, все наносы свои сплавляют в Каркинитский залив. Стоит только проехать от Днепровского устья берегом до Сакских соленых озер, чтобы явно убедиться в этом. Путнику встречается целый архипелаг разной величины озер: Кимбургская коса, мелкие острова, из которых наибольший Тендровский, всевозможных очертаний заливы с промежуточными полуостровами и мысами, далее огромная полоса земли врезалась в Тамиракский залив и получила название Ахиллесова ристалища. Затем снова идут один за другим заливы, то продолговатые, то в виде лиманов, беспрестанно изменяющие очертания. На тарханкутской оконечности полуострова наносы образуют острова и озера. Последние, по мере приближения к югу принимают все большую величину, несмотря на то, что некоторые из них отдалены от берега моря широчайшими земляными валами. Южнее сакских соленых озер наносы не влияют на береговую линию, потому что в малом количестве доходят сюда. Это видно по увеличивающейся глубине прибрежных вод, по крупности морского щебня и, наконец, по отсутствию залежей раковин. От Севастопольской бухты, которая образовалась вследствие низменности суши, морской берег принимает более естественный вид и окаймляется все более возвышающимися горами. У Байдарских ворот или, вернее, в виду ласпинского богаза, горная цепь как бы удаляется от моря, но, судя по признакам в породах водяных зоофитов, не горы отступили, но само море вынуждено было к этому. Подобный вид с небольшими вариантами сохраняет береговая линия до Феодосийской бухты. От мыса Качика снова замечается изменение берегов вследствие причин, не зависящих от Черного моря. Здесь снова начинаются соленые озера, а дальше вытянулся на 40 верст Керченский пролив.

Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять: Керченский полуостров выступил из вод Азовского моря. Событие это, совершившееся при содействии подземного огня, оставило много признаков, из которых наиважнейшими можно считать нефтяные скопища, серный источник и т.п. Влияние вулканического огня выражено даже в свойствах почвы Керченского полуострова, которая несравненно плодороднее остального Крыма, а также в отверделости раковин морских животных, превращенных здесь в цельную массу, известную под именем Керченского камня.

Уже иной вид и качество имеет прибрежная почва Гнилого моря, начинающегося от Арабатской стрелки. Здесь залегает преимущественно иловатая глина без малейшего присутствия каменного или песчаного наноса. Само дно этого узорчато-болотовидного моря, составляющего смесь островов, полуостровов, заливов, кос, мысов и озер, не содержит ни единой песчинки. А выступление с противоположной стороны Арабатского вала, закрывшего сообщение с Азовским морем, пока обрекли его бесполезно занимать огромное пространство земли. Многие, обозревавшие неглубокий и сильно испаряющийся в летнее время Сиваш, удивляются: отчего до сих пор море это не уменьшает в течение года количества вод своих? Видимо этому препятствуют дождевые истоки нескольких рек, вливающихся в него и Генический пролив, посредством которого Сиваш снабжается водами Азовского моря и которых количество при сильных восточных ветрах бывает очень велико.

 

Климат и атмосферные явления

 

Таврида, окруженная почти со всех сторон морем, имеет морской климат. Известно что соседство морей умеряет разницу между летней теплотой и зимней стужей, это доказан наблюдениями. Однако бывают годы, когда причины эти уступают другим, более сильным, и страны с морским климатом, занимающие, по географическому положению своему умеренный пояс, подвергаются чрезвычайно резким климатическим переменам.

Хотя подобные явления редко происходили в Тавриде, есть исторические подтверждения того что за минувшие века в Крыму свирепствовали суровые зимы. Так, например Геродот (кн. IV, стр. 28) рассказывает, что за 5 веков до РХ воды моря от Керчи до Херсонеса до того были сгущены холодом, что херсонесцы сражались на них и прошли по ним с телегами, и что зима здесь продолжалась восемь месяцев. Четыреста лет спустя, как говорит Страбон, (кн. VII-307) Неоптолем, военачальник Митридата, в тех же местах разбил на льду скифов. По свидетельству Овидия на берегах Черного моря (в Сарматии) продавали кусками замерзшее вино. В феврале 764 г. к Константинопольскому проливу принесены были громаднейшие льдины с Черного моря, которое с октября покрылось ледяной корой в 30 футов толщины*, так что народ ездил по нему из Фракии в Таврию и из Константинополя в Азию*. По рассказу Кальвизиуса (Calvisius ex annalibus Fuldensibus) в 801 году Черное море всю зиму было покрыто льдом; а в 1068 году российский князь Тмутараканский (Таманский) велел измерить по льду расстояние между Тмутараканом и Керчью, что удостоверяется надписью на плите, найденной на полуострове Тамань и хранящийся в Керченском музее.

Эти достоверные свидетельства показались бы современному жителю Тавриды вымыслом, настолько они противоположны условиям сегодняшним. Первыми, кто дал нам понятие о климате Тавриды в конце 18 столетия, были Сестренцевич и знаменитый Паллас. Он, проживавший в Крыму с 1795 г., говорит следующее: в стране этой поутру бывает ветерок с моря, а вечером с гор. При этом ветре в зимнюю пору следуют морозы, когда он западный — дожди, южный — туманы, восточный — засухи. Лето в тени доводит жару до +31градуса. Что касается зимних месяцев, то их погода непостоянна. Например, зимы 1795 и 1796 годов были теплы и непродолжительны, но с 1797 по 1800 начинались с конца октября при сильном северном ветре и морозах до 18градусов и продолжались до апреля месяца. Год 1800 был дождлив. Следующий собиратель метеорологических наблюдений со времени присоединения Крыма к России, в центре полуострова, а именно — в Симферополе, был Сумароков (1802 г.), вот таблица, составленная им:

 

Высшая точка тепла:  Высшая точка холода:

 

В январе          +13                    -8

феврале           +10                    -9

марте               +16                   -3

апреле              +20                    0

 

Низшая степень теп-ла:

 

В мае               +20                  +10

июне                 +28                  +15

июле                 +30                  +19

августе              +28                 +18

сентябре            +23                     0

октябре                        +18                  +  4

ноябре              +12                  +  6

декабре                        +11                  +12

 

Если автор «Досугов Крымского судьи» вел эти заметки добросовестно, то мои наблюдения полвека спустя не показывают резких отличий. Вот примерная выборка из них:

 

Высшая степень тепла:          Высшая точка холода:

 

В январе          +20                       -12

феврале           +20                       -10

марте               +19                        0

апреле              +20                         +2

мае                   +24                         +9           

июне                 +30                         +18         

июле                 +36                         +24         

августе                         +45                         +20         

сентябре         +30                         +19 (в 1871 +8)

октябре                        +16                         + 8

ноябре              +14                         + 6

декабре                        +12                         + 4о         (+22  в 1855)

 

(По температурной шкале Реомюра опорными являются точка таяния льда  — 0 градусов R — и точка кипения воды при нормальном атмосферном давлении — 80 градусов R, а величина градуса определяется как восьмидесятая часть интервала между опорными точками – В.Б).

Несмотря на то, что Крымский полуостров невелик его можно разделить на несколько частей совершенно отличных климатом. Так, например, Керченский полуостров более других частей Крыма выдавшийся к востоку, испытывает неудобства от частого преобладания восточных ветров. Северная и северо-западная части Тавриды подвергаются тому же неудобству с ранней осени от северных ветров. Что же до Южного берега, прикрытого высоким хребтом Яйлы с севера и запада, то он, естественно, пользуется особенно благоприятными условиями по сравнению с прочими частями Крыма. Вот насколько видимых различий:

a). В окрестностях Перекопа с конца августа начинает по утрам выпадать иней, а в сентябре уже останавливается развитие жизни в травяных растениях и стужа, постепенно увеличиваясь, только в конце марта сменяется теплыми днями. Но утренние морозы продолжаются иногда и до первой трети апреля.

b). В августе на Керченском полуострове осень еще незаметна, растительность продолжает жить и ночи бывают теплыми. Весна начинается здесь с начала марта, когда затихают северо-восточные ветра.

c).Что касается Южного берега, то здесь почти всю зиму растут травы, с половины января показываются красивые цветы подснежников особенного вида (Perce neige), а в феврале душистые дикие фиалки, которые не выносят стужи свыше — 5 по Pеомюру. Первые заморозки наступают только в конце декабря, а прекращаются в феврале. Исключения очень редки. Самая высшая степень холода в течение последних 15-ти лет доходила до -13, обыкновенно же морозы не превышают — 6 градусов. Средняя температура этого района характерна следующими цифрами:

В декабре       + 6

январе                + 5

феврале           + 6

марте                 + 7

апреле                + 9

мае                     + 16

Число же ясных и хороших дней в году доходит до 250. Последние морозы обыкновенно бывают в степи до 3-го апреля. Так как климатические изменения зависят от степени влажности атмосферы, то внимательно исследуем эти явления в Крыму.

Влажность воздуха, как известно, проявляется на земной поверхности в различных видах одной и той же стихии, а именно:

Облаками, которые по наружному виду и форме делятся на

а). перистые (cirrus), которые действительно тонки и походят на перья крыла птицы. Этот вид водяных паров часто является в Крыму весной и находится в сильно отдаленных от земли воздушных слоях*.

б) кучевые, которые поражают глаз ослепительным белым или золотистыми цветами. Облака эти кажутся непроницаемыми клубами, округленными сверху и преимущественно образуются летом, перед вечером, на юго-западном небосклоне. Их едва приметное движение и беспрестанное изменение в высших изгибах до того картинно, что невольно останавливает внимание путешественника.

с) Слоистые. Они также обозначаются на небосклоне, но стенообразно. Цвет их бывает различный, смотря по степени проницаемости солнечными лучами.

Эти главные разновидности облаков иногда принимают различные формы, а именно: перисто-кучевые, перисто-слоистые, слоисто-кучевые и т.д.

Испарения эти делаются видимыми, когда достигают высших слоев воздуха, и до того времени сохраняют массивную форму, пока не обнаружится действие холода, тогда начинается обратное осаждение их на землю в виде капель и облако принимает другой вид и цвет, известный нам под именем дождевого.

Осаждение водяных испарений в Крыму происходит, как и повсюду, в зависимости от времени года в виде росы, инея, дождя, снега, крупы и града. Посмотрим, в какой степени они проявляются в этой стране.

Роса выпадает преимущественно в июле и августе, в садовых и лесных пространствах — скорее как следствие выдыхания растительности. Иногда роса содержит такое изобилие острой кислоты, что, осаждаясь на нежнейшие огородные растения, как, например, табак, виноград, арбузы, дыни и т.п. поражает их желтыми пятнами, которые татары называют бен-тюшту. Роса в небольшом количестве появляется на местах заросших деревьями, присутствие ее почти незаметно на сплошных скалах и она выпадает после того, как долго не бывает дождей. Роса, справедливо признаваемая за первую ступень к образованию дождя, на многих долинах, прилегающих к горным вершинам и лесным пространствам, оказывает благодетельное влияние охлаждая воздух, в то же время она поддерживает жизнь в овощах. Старожилы замечают что она наполовину заменяет легкий дождь, но происхождение ее приписывают началу охлаждения почвы под именем ер-хайты (т.е. земля поворотилась); в смысле — сделалась влажной.

Иней это та же роса, сгущенная ночной стужей. Он появляется в Крыму на возвышенных местах и в северных частях полуострова с конца августа, в очень незначительном количестве и столь же быстро, как и роса, улетучивается при появлении солнца. По мнению татар он предвещает мокрую зиму.

Туман, как испарения, образующие облака, явление не слишком частое. В большинстве случаев он появляется после дождей в горах — над влажными полянами и близи морских пространств. Он быстро несется и вообще исчезает с поверхности над Крымом прежде, чем успеет подняться температура, достаточная для обратного осаждения его на землю в виде дождя. Вот потому-то в Тавриде дожди бывают гораздо реже, чем на окружающем ее Черном море. Крымские туманы, образующиеся в основном по склонам Яйлы и выходящие из глубоких оврагов с водяными источниками, заросших густо лесами, представляют восхитительное зрелище. Незнакомый с характером их образования, принял бы это за тление или горение чего-то смолистого, испускающего дым столбом, который ложится по сторонам над темно-зелеными группами деревьев в виде белоснежной пелены, или скользит под обнаженными верхними уступами скал наподобие гигантских змей.

Туманы на земле приносят значительную пользу травам, но морские — при частых или продолжительных появлениях — губительно действуют на цветы плодовых деревьев излишней влажностью, осаждающейся внутри цветка, она препятствует оплодотворению и вместе с тем создает вероятность загнивания. Такие же деревья, как, например сливы, превращают плоды свои в подобие бобов и быстро осыпаются. Туманы в Крыму приходят с ранней весны и продолжаются иногда до первых чисел мая, а затем с последних октябрьских чисел до декабря.

 

Дожди

 

Крымскому полуострову, окруженному со всех сторон морями, принимающими множество пресных вод, суждено беспрестанно орошаться дождями, но на деле выходит иначе, словно блага земные, добываемые природой в одной местности, предназначаются другой.

И действительно дождей, составляющих народное благосостояние, в Тавриде почти не бывает*. Ученые-исследователи и правительственные комиссии — все одинаково заключили, что бедствие это происходит от недостатка лесов, и предложили единственное средство облесения полуострова. Мы сознаем громадное значение леса как сберегателя влаги, но многие страны, не имеющие такого количества лесов как Крымский полуостров, пользуются более выгодными условиями естественных орошений. Быть может почва тех стран имеет свойства поглощения зимней влаги в более отдаленных от влияния солнца наслоениях, а крымская глинистая испускает ее после первых весенних жаров. Это бы было совершенно логично, если б не вопрос: куда же деваются эти испарения? Отчего они опять не спадают здесь в виде дождей?

Оказывается, что громадные испарения пресных вод, вносимых реками и дождями в окружающие Тавриду моря, совершенно не приносят ей ожидаемой пользы, они быстро сносятся с поверхности полуострова почти постоянно действующими ветрами с моря же. Если бы пространство Крыма было бы в несколько раз обширнее, то весьма вероятно, что эти испарения успели бы сгуститься и дойти до той высоты в воздушных наслоениях, от влияния которой зависит обратное осаждение их на землю.

Нет сомнения, что Крым орошается испарениями более отдаленных соседних стран чаще в осеннее и зимнее время, когда действие ветров не обнаруживает летней их силы. Эти однажды появившиеся ливни беспрестанно возобновляются, но как только дело идет к весне, они становятся все реже и реже до тех пор, пока не начнутся восточные ветры, осушающие все до последней капли и уносящие испарения в соседние страны. Когда леса в Малой Азии не были еще истреблены генуэзцами, Крымский полуостров чаще орошался дождями, но теперь они зависят от случайных поворотов в атмосферных течениях.

Итак, степень количества дождей не зависит единственно от растительности, но и от благоприятного положения воздушных течений. Впрочем, Таврический полуостров почти не бедствовал от летних засух в начале нашего столетия, о чем говорят старожилы. Рассказы эти отчасти подтверждаются заметками Сумарокова, который показывает годовое число дождей и снегов в Крыму в следующем размере:

 

                         Дождей                    Снежных дней

В январе          14                            2

феврале           5                             2

марте                3                            1

апреле               6                            —

мае                   15                           —

июне                  4                            —

июле                  0                            —

августе            2                              —

сентябре         6                              —

октябре           4                              —

ноябре               10                          —

декабре           2                              1

 

Итого:               71                              6

По этим выкладкам на каждые пять дней приходится по одному дождю, а с апреля по сентябрь — по одному в неделю. Если принять в расчет, что такое число дождей достаточно для цветущего состояния любой страны, расположенной в умеренном поясе, то и рассказы татар о прошлом Крыма будут не сильно преувеличены.

К сожалению, ныне дожди в Крыму почти беспрестанны зимой, но чрезвычайно редки в то время года, когда от них зависит зарождение и развитие растительного царства.

По 16-ти летним моим наблюдениям число весенних и летних дождей, выпавших в Крыму можно представить так:

 

В апреле          2 непродолжительных (в 1874 г. их было 6)

мае                   2 легких

июне                 1 (в 1871-1872 г. были часты).

июле                 1Ѕ в (1870 году были часты).

августе                         1 (а в 71- ни одного).

 

Ясно, что в течение этих лет бывали годы когда в мае бывало два-три дождя, а в мае последующего года — ни одного. Однако действительная польза дождей не всегда зависит от числа их, важнее наблюдать за количеством выпавшей воды, размером капель и временем пребывания ее в почве. Между тем крымские дожди в весеннее и летнее время выпадают крупными каплями, но продолжаются такое малое время, что достаточно бывает двух часов для осушения земли солнцем без содействия ветра. Впрочем, в иные годы мелкие дожди выпадали после захода солнца. Нередко бывает так что от одного дождя в Крыму зависит урожай трав и посевов, которые, как бы в сознании такого редкого блага, спешат достигнуть полного развития. Иного и не приходится ожидать, поскольку дождевая вода, оставшаяся не потребленной растениями, проникает неглубоко в глинистую почву и не предохраняется от быстрого испарения отсутствием чернозема. Вот сравнительная таблица процентов количества влаги, выпадающей в год:

 

В горной части:          

Зимой    29,2

Весной   14,9

Летом    23,0

Осенью             32,9

 

В степи:          

Зимой    14,9

Весной   21,7

Летом    39,7

Осенью             23,7

 

Дождевые облака в летнее время быстро проходят над Крымом на высоте от 4 до 6 тысяч футов, густы и всегда почти сопровождаются молниями и страшными громовыми раскатами в промежутке одной или двух минут. Впрочем, громовые удары здесь слышатся и в зимнее время, последний был 3 января 1868 года.

Раньше мы отметили, с какой удивительной быстротой в Крыму развиваются растения после продолжительного весеннего дождя, если вслед за ним не следует ветра. Не менее благодатным считается дождь, выпавший в июне месяце, как наливающий зерна и древесные плоды. Следовательно, для этой страны, прохлаждаемой соседством морей, в летнее время почти достаточно трех-четырех дождей при нескольких пасмурных и безветренных днях.

Теперь обратим внимание на атмосферные явления в Крыму осенью и зимой. После половины октября начинаются осенние дожди, сначала сильные и кратковременные, затем капли их начинают мельчать и напитывать верхний слой земли. До половины ноября вид их не меняется и производят они в иные годы такую грязь в степи, что положительно убивают возможность ходить и ездить. После этого наступают морозы, падение крупы и снега. Снег в редкие годы покрывает землю на пол-аршина, и еще реже держится дольше 15 суток. Его быстрое таяние, сменяемое морозами, дурно влияет на корни трав и всякого рода семена. Самые суровые холода в Крыму начинаются со второй половины декабря и бывали годы, когда стужа доходила до — 22 по P. Такими на моей памяти были декабрь 1855 и январь 1857, когда феодосийская бухта, мало содержащая пресных вод, испарялась до такой степени, что пары эти исходили от нее в виде густого дыма, а затем она покрылась льдом на 75 саженей от берега. В 1861 году, в январе я жил на Южном берегу, где в течение 10 дней термометр Реомюра показывал -13, следовательно, в степной половине полуострова в это время холод превышал -20. Впрочем, подобные явления здесь очень редки и происходят при особенно сильных северных и северо-восточных ветрах, с прекращением которых погода снова становится умеренной.

Первый крымский снег выпадает в северной части полуострова в первых числах декабря, а в южной — на горах — с половины ноября. Но, как там, так и тут он неоднократно тает до наступления морозов. Только с последних чисел декабря горные снега крепнут и, наслаиваясь в продолжение двух-трех последующих месяцев, достигают значительной высоты, особенно в некоторых провалах или естественных колодцах, сохраняющих эти снега нередко в продолжение всего лета и служащих для жителей Южного берега натуральными ледниками.

 

Град

 

Явление это, к счастью обитателей Крыма весьма редкое, поскольку могло бы сделать страшные опустошения во фруктовых садах и виноградниках. Однако бедствие это иногда случается в горной части полуострова преимущественно в мае и июне, после продолжительных туманов. Старожилы Крыма с ужасом рассказывают о граде, величиной в голубиное яйцо, падавшем в течение нескольких минут в 1815 году в окрестностях Карасубазара, и 32 года спустя в Симферополе. Последний я собирал сам в 12 летнем возрасте и очень хорошо помню, что величиной он равнялся грецкому ореху мелкой породы. Град горохового размера почти ежегодно выпадает в Крыму в конце октября и в начале марта, но поскольку в это время года от него нет вреда, он остается на замеченным.

Крупный град в Тавриде сопровождается особенными явлениями. Таковыми в 1815 и 1847 годах были тифоны или смерчи, порожденные спирально-вихревым движением воздуха, по мере приближения к земле они извергаются страшными ливнями, градом и все превращают в руины.

Тифон 1815 года, разразившийся над Карасубазаром, выглядел просто водяной трубой, извергающей такое количество воды за городом, что в течение нескольких минут вырыта была яма в 6 саженей в окружности и около 3 аршин глубиной. Тифон 1847 года был ужасен своей разрушительной силой, но дождь в копеечную величину и громадный град продолжались с промежутками не долее 15 минут. Расстояние, пройденное вихрем, было к счастью незначительным, и поэтому причиненный вред оказался сравнительно мал.

Смерчи в облаках — явление довольно частое в Крыму, но очень редко они доходят до земли. Любуясь неоднократно образованием и постепенным вытягиванием их в подобие столбов, я решил что происхождение их зависит от завихрения подоблачного воздуха, который, сгущая пары, круговоротом низвергает их на землю. Очень часто из одного облака образуется несколько водяных труб, стремящихся к земле в образе громадных змей, но вдруг разбиваемых движением воздуха в нижних слоях*.

Облачные смерчи появляются в жаркое время года из кучевых облаков в тихие дни, преимущественно над морской поверхностью.

Тифоны свойственны климату Тавриды, что особенно проявляется в пыльных степях и на море. Морские смерчи особенно живописны, подымая водяную пыль в остроконечные пирамиды они иногда образуют целую колоннаду прозрачных столбов на гладко-голубой поверхности моря, которые один за другим несутся с быстротой ветра. Не менее очаровательными считаются зимние смерчи, подымающие массы снега с Яйлы. Это явление мне пришлось только однажды наблюдать с Южного берега в январе 1860, и я не могу забыть вида этих гигантских вертящихся столбов, озлащенных лучами солнца.

Из воздушных явлений крымскими старожилами неоднократно отмечалось ниспадение по ночам освещенных метеоров в таком количестве, что это походит на огненный дождь. В последний раз он случился над Крымом и водами Черного моря 1-го ноября 1866 года и так описан наблюдавшим за ним командиром парохода «Олег» г-ном Энгельманом в 89 номере «Николаевского Вестника»:

«Ноября 1-го в полдень небо было ясное, малооблачно, к N мрачность по горизонту; SSO тихий, барометр 30,32, температура наружного воздуха по Реомюру в тени +15, на солнце +18. В три часа пополудни барометр 30,27, терм. +14, ветер и состояние неба те же. До 3 ч. пополудни была большая зыбь от NO, которая к вечеру улеглась. В 7 вечера я снялся с якоря и следовал в Константинополь, в 8 часов пополудни барометр показал 30,29, термом. +9, ветер SSO тихий. Солнце садилось за горами, на которых лежали облака, небо было розового цвета, но после захода солнца розовый цвет вскоре исчез. Горизонт от N до NW покрыт мрачностью, нашло две тучи в 9 часов вечера, но дождя не было. Облака несло к S при ветре SSO, горизонт к NO, O и SO совершенно чист, небольшая зыбь от NO. Луна была в первой четверти и около 10-ти часов, с заходом ее, небо совершенно очистилось, мрачность к N и NW оставалась по горизонту, но вверх не подымалась. С 11 часов пополудни в разных направлениях начали очень часто падать метеоры, большая часть их летела на W, WNW и NW. В 1 час пополуночи 2 ноября, когда я был на меридиане Синопа, падение метеоров усилилось, и в промежуток времени от 2-х до 4-х часов обратилось совершенно в огненный дождь. Я и вахтенный офицер пытались сосчитать их в известный промежуток времени, но наши усилия были напрасны. По временам пролетали чрезвычайно большие метеоры, похожие на ракету со звездами, оставляя после себя огненный след и после взрыва белое пятно, которое было видно от 10 до 20 минут. Один такой метеор я наблюдал 25 минут, след его принимал разные формы. Судя по тому, что все метеоры пролетали к NW большей частью в зените, надо полагать, что течение воздуха в верхних слоях было NW. Все это время был тихий ветер от SSO, берег пуст, дальние горы покрыты снегом, небо чистое к W и NW по горизонту мрачность. В три  часа барометр показывал 30,20, термометр +8, в 5 утра в 0 части неба, по временам было зарево, при чистом горизонте и небе наподобие северного сияния, оно являлось на высоте от 20 до 30 градусов над горизонтом и было замечено три раза».

По рассказам старожилов точно такой же огневидный дождь метеоров наблюдался в 1828 году. Некоторые из татар уверяли меня, что над Тавридой часто проносятся метеоры в виде огненного облака, шаров и т.п., но я сам никогда ничего подобного не видел и только однажды читал в «Одесском вестнике» за 1867 год о шарообразном метеоре, замеченном с Мисхорской станции на Южном берегу.

 

Аэролиты

 

О падении аэролитов в Крыму в прошлом неизвестно, но в июне 1868 они выпали на Яйле, в окрестностях болота Япраклы-Гол, в таком изобилии, что их собирали на всяком шагу по несколько штук. Из числа доставленных мне наибольший не превосходил величины боба, а наименьший равнялся пшеничному зерну.

Для пополнения сказанного о климате Тавриды следует прибавить, что татары делят здесь год на такие периоды: весну, которая, начинаясь 23 апреля, длится до 22 июня, лето с 22 июня по 1-е августа, осень с 26 августа по 26 октября, и зима с 19 декабря по 4-е апреля. Промежуточные же дни они относят к преддверию наступающих времен.

 

Движение атмосферы и климатические свойства каждого месяца

 

Самым сильным и повторяющимся ветром на Крымском полуострове считается восточный. Действия его в особенности влияют на приморскую полосу, от Керченского полуострова до Фороского бугаза*. На всем этом пространстве он волнует море и сушит почву, оставляя на ней глубокие расщелины. Он уничтожал повсюду растительность, если б не стихал ежедневно к вечеру, а прохладные последующие ночи не возвращали бы растения к жизни. Ветер этот господствует в Крыму короткими периодами в течение всего года, без остановки же дует в марте и первой половине сентября. Последнее время к нему присоединяется и северный ветер, вследствие чего даже на Южном берегу Крыма чувствуются неприятные изменение в воздухе.

Действие восточного ветра в марте татары считают весьма опасным и советуют не отлучаться из дома. Насколько справедливо это замечание, видно из того что в этом месяце почти невозможно хорошее плавание для парусных судов, а неосторожные работники становятся жертвой простудных болезней. Что до сентябрьского ветра, дующего в дни равноденствия, он отличается ровным безостановочным течением. Простонародье установило что ветер этот порожден еврейскими кучками, которые он силится уничтожить. Многие считают его бесполезным и отчасти вредным, но едва ли это так даже и в материальном отношении. Поскольку, во-первых, он усиливает испарение воды из многочисленных соляных озер, обогащая промышленников и рабочих: первых количеством соли, а последних продолжительностью выгодных работ и, наконец, совершенно не препятствует продолжению морских купаний, которые привлекают ежегодно в Крым тысячи болезненных гостей. В гигиеническом отношении ветер этот на окраинах Тавриды в летнее время напитывает воздух морскими испарениями (йода, брома и т.п.), которые, как известно, благодетельно действуют на слабость груди и другого рода немощи человеческого организма.

Северные ветры изредка проникают на полуостров с такой же суровостью, коей они известны в степях Новороссийского края. При этих ветрах термометр Реомюра показывает охлаждение атмосферы от — 10 до -12 градусов. В иные годы холод проникает и на Южный берег, как известно, прикрытый от северного ветра Яйлой, тогда пресная вода моментально покрываются ледяной корой. Татары любят этот ветер, считая его освежающим нервную систему.

Южный ветер в Крыму чрезвычайно редок. Его теплое течение отрадно действует на степных обитателей Тавриды в весеннее время года; на Южном же берегу его боятся, как злокачественного и затрудняющего дыхание избытком исторгнутых от моря испарений. Всего замечательнее то, что при южном ветре воды моря охлаждаются до такой степени, что самые отчаянные любители купаний прекращают их. Это, по мнению старожилов, происходит от особенного свойства этого ветра проникать в морские глубины.

Западные ветра очень часты в Крыму в период между осенью и весной. Они постоянно нагоняют облака, которые разрешаются дождями. В весеннее и летнее время они чрезвычайно редки. Сила ветров этих в начале зимы иногда бывает удивительно велика и создает страшные морские бури. Таковыми на моей памяти были: 2 ноября 1854 и 24 ноября 1861 года.

Южнобережная полоса Крыма испытывает иногда разрушительную силу северо-западных ветров, которые, нагоняя на Яйлу густые массы облаков, бешеным течением своим дает такие порывы с гор, что выворачивает с корнями громадные деревья и с легкостью срывает железные кровли. Ветра эти, к счастью жителей, бывают один раз в три-четыре года. Последний, едва ли самый сильный за последние полвека, случился в ночь на 11 февраля 1870. Татары, сознавая его разрушительную силу, спасаются тем, что строят жилища свои в уровень с землей и с гладкими крышами. Естественно, дома эти не имеют никаких отверстий к горам и освещаются с востока и юга.

Первым весенним месяцев в Тавриде считается март. Несмотря на беспрестанные суточные перемены и постоянную ветреность, в начале этого месяца в Крыму повсюду появляется зеленая травка и в воздухе чувствуется тепло весны. За Южном берегу же в это время уже отцветают кизилевые и миндальные деревья, дикие фиалки, подснежники и т.п. Март, хотя и считается в Тавриде весенним месяцем, но по характерным свойствам своим, не пользуется доброй репутацией, и татары приписывают ему враждебные наклонности и говорят: «март и в окно и в двери принуждает смотреть, а между тем пожирает заборы и лопаты». Греки называют его  «март грабитель и колья истребитель, за 31 день — 32 бури!»

И в самом деле, мартовские дни в Крыму до того изменчивы, что положительно нельзя описать их. Так, например — день начинается тихо с ясным небом при +8 градусах по P., через час появляется холодноватый восточный ветер, затем все покрывается туманом, от которого несет сыростью и холодом, а ночью чуть не до рассвета брызжет мелкий дождь. На следующий день происходит или вариант вчерашний, или бушует с необыкновенной силой ветер. То вдруг он стихает и на небосклоне вырастают горы облаков, то сыпнет крупой, то дождем при сиянии солнца, то появится радуга, холод, теплота, мрак и т.п. Понятно, что подобные быстрые перемены легко производят простуды преимущественно в неосторожном классе чернорабочих, что нередко пресекает им жизнь в молодых годах.

Апрель считается одним из приятных месяцев в Тавриде, но первые 3-4 дня его, известные у татар под именем алтарых, всегда почти бывают бурными. По убеждениям туземцев, в эти дни происходит отчаянная борьба марта с апрелем, которому не хочется лишаться господства над землей. Апрельские дни в большинстве бывают ясные и с тихим ветерком, и только в редкие годы случается на рассвете легкий мороз, и то не далее как до 5 числа. Естественно, он губительно действует на всякого рода огородную рассаду. К половине апреля в Крыму степи уже покрываются травами и распускаются листья на деревьях.

Май месяц в первых числах дает серенькие приятные деньки, сопровождаемые легким ветром, затем наступает тепло и очаровательные ночи, воздух наполняется благоуханием. В конце мая травы созревают, и во многих местах начинается косовица. В это время также созревают на Южном берегу черешни.

Июнь в Крыму считается жарким. С этого месяца начинаются морские купанья. В июле температура воздуха достигает в тени до +30. Редкий год в течение этого месяца выпадает дождь, ветра слабые, и то по утрам.

Август в центральной части Тавриды — самый жаркий месяц. В это время солнечное тепло подымает ртуть в термометре P. до +40, а на Южном берегу при безветрии — до +48. Человек, непривычный переносить подобную жару, с трудом передвигает ногами и постоянно мокр от пота. Этого мало: у непривычных лупится кожа на лице и руках. Жара действует на быстрое созревание винограда и осаждение в озерах соли, и, к удовольствию населения, несколько умеряется по ночам прохладными ветерками с моря и горных вершин.

Сентябрь в Крыму признан самым приятным месяцем, за исключением нескольких бурных и дождливых дней в период равноденствия. В это время созревают лучшие плоды садов, жара спадает, и повсюду показывается свежая травка. Татары в это время перестают уже орошать сады и огороды в том убеждении, что земля приняла осенние свойства, выражаемые словом «ер Хайты», т.е. «сделалась влажной». Многие считают что морские купанья в сентябре приносят гораздо больше пользы в сравнении с месяцами предыдущими.

Октябрь представляет собой соединение характеристических свойств всех времен года. В нем бывают необыкновенно жаркие дни, которые внезапно сменяются весенними или осенними. Случается и так, что после сильного ветра польет дождь с градом, а несколько минут спустя снова выступает жгучее солнце. Вообще же месяц этот в Крыму скорее можно причислить к летнему, чем к осеннему.

Ноябрь характеризуется в Тавриде непостоянством погоды, но это далеко еще не зимний месяц. Его можно, в зависимости от положения местности, характеризовать таким образом: в северной части полуострова он дает иней и легкие утренние морозы. В глубине полуострова восточные ветра становятся прохладными. После 20-х чисел на возвышенностях появляется снег, ветер усиливается и беспрестанно нагоняет дождевые тучи; деревья лишаются листьев, но земля продолжает сохранять свой зеленый покров. На Южном же берегу особых  изменений не заметно, экзотические растения и сосны, покрывающие склоны гор, остаются со своей величественной зеленью. Но при всем этом приближение зимы заметно по частым туманам и снегу на  вершинах.

Декабрь месяц в Крыму до первой половины хотя и напоминает русскую осень, но в промежутках бывают теплые дни, затем начинаются мелкие дожди, снег и морозы. Месяц этот считается скучным по мокроте и отсутствию солнца.

Январь признан татарами за месяц «хара хыша», т.е. «черной зимы» (в смысле — суровой). В течение его погода имеет чисто зимний характер, но бывают года, когда выпадают дни в +20 по Р., разумеется, на солнце. В большинстве же случаев январскую погоду можно изобразить пасмурным небом, частыми дождями и снегами при морозах от -5 до -12.

Февраль едва ли не самый неприятный по резким суточным переменам. В нем очень часто дуют северные ветры, почти ежедневно выпадает то снег, то крупа, то дождь, беспрестанный туман и довольно чувствительные морозы.

Из сказанного видно что атмосферные явления первых месяцев весны и последних осени в Тавриде отличаются мало. Даже зима, если б она не отмечалась снегами и быстро проходящими морозами, в действительности ничтожными, была бы похожа на них.

Только некоторые месяцы — апрель, август и половина сентября имеют строго определенный, более или менее неизменчивый характер.

Понятно, что такой климат был бы не слишком полезен в гигиеническом отношении, если б в атмосфере здешней не было факторов, уже испытанных тысячами расслабленных приезжих, а именно:

1) постоянные испарения, окутывающие берег моря, Сиваша и соленых озер, прибавляющие к составу атмосферы йодистые и бромистые начала, которые, как известно, содействуют выздоровлению организма. В этом отношении места, ближайшие к берегам Сиваша показывают, что болезни, подобные тифу, холере и чуме, ни разу не поражали здесь человека.

2) большое значение имеют частые ветры, поскольку они постоянно обновляют воздух и таким образом препятствуют зарождению вредных миазм. Это чрезвычайно важно, поскольку древние греки определили, что воздух, окружающий человека, составляет пастбище его жизненных источников.

3) громадная цепь Крымских гор, заросшая лесами и смолистыми растениями, почти каждый вечер слабым ветром охлаждает тепло летних ночей и, освежая растительность, в тоже время отрадно действует на расслабленный организм человека, особенно во время июльского и августовского зноя.

Вот эти-то важные аспекты климата Тавриды и обратили на себя внимание специалистов-медиков, и дали возможность заключить, что в Крыму должны чувствовать себя лучше или совершенно исцелиться люди, одержимые нижеследующими недугами:

— слабостью дыхательных органов, одышкой, не размягченными бугорками в легких и даже те, у которых бугорки переходят во второй период

— истощенные и ослабленные продолжительными хроническими болезнями, кровотечениями и другими органическими потерями;

—  женщины малокровные, хлоротические и люди престарелые, одержимые последствиями ослабления.

 

Картины природы

 

Крым, при вступлении на него с Перекопского перешейка, представляет вид отличный от прочих степей. Обширные соляные озера с изменчивым цветом вод и окруженные зелеными коврами трав, а также синеющий на южном небосклоне Чатыр-Даг отрадно действуют на воображение путника. Дальше бледно-голубое небо все больше и больше окрашивается лазурью, Чатыр-Даг растет, а около него как бы из бездонной пропасти подымает свои синие бока извилистый хребет Яйлы, прикрытый густыми массами облаков.

У подножья этих гор есть разноцветные поляны в таком обворожительном освещении, что чудится там встретить девственную почву с поразительной растительностью. Еще более величественные картины рисуются от Симферополя, по дороге в Ялту. На этом пространстве сгруппировалось все лучшее Тавриды: сады, поляны, реки, холмы, ущелья, заросшие деревьями, густые леса, высокие горы, Чатыр-Даг, одетый каменной броней, море, громадные скалы причудливых форм, ползущие у ног облака и туманы. На Южном берегу величественное изменение видов на каждом шагу дополняется искусственными сооружениями и группами вечно зеленых экзотических растений. Здесь виноградники правильными рядами покрывают мрачную почву черного шифера, видны отрадные рощи лавров и кипарисов, в обломках разноцветного диорита цветут роскошные розы и гранаты, дальше выступают скалы, обвитые плющами. Здесь все дышит негой, имея вид счастья и блаженства.

От Симферополя до Севастополя картина природы в летнее время года не представляет особенного очарования: это степная гладь, прорезаемая иногда небольшими реками, прикрытыми садовой растительностью, изредка попадают холмы, заросшие кустарниками, и еще реже – лесные чащи. Здесь приволье хлебопашцу и скотоводу. Степь эта примыкает с одной стороны к морю, а с другой — к отрогам меловых гор. Между этими горами раскинуты зеленые поляны, вьются реки и дороги, пестреют татарские аулы и чем дальше смотришь, тем больше они прикрываются лесной зеленью и, наконец, примыкают к отрогам Яйлы, исчезающей в облаках. В окрестностях Бахчисарая восхитительны садовые долины и глубокие ущелья, обставленные высокими холмами с каменными вершинами, сохранившими в целости убежища первобытного человека.

По дороге от Севастополя в Ялту величественной красотой своей поражает Байдарская долина, вид на Южный берег с ворот у форосского бугаза, тоннель и гигантские скалы причудливых форм, тянущиеся на несколько верст вдоль извилистой дороги, окруженной зеленью.

От Алушты природа северо-восточного берега моря несколько угрюма, но и здесь между обнаженными отрогами Яйлы встречаются роскошные садовые долины. От Судака к Феодосии природа, хотя и не показывает величественных картин, но беспрестанно являет восхитительные ландшафты. Что же касается пространства от Симферополя к Керченскому полуострову, здесь степные равнины очень часто пересекаются рядами холмов, оврагов и садовых долин. За Феодосией развернулась исторически плодотворная степь. Кто любит видеть гладкое поле, усеянное разноцветными коврами цветов и окаймленное со всех почти сторон морем, тому и эта, как бы живая гладкая равнина колебанием своих чудных трав покажется не менее очаровательной сравнительно с прочими местами Тавриды.

Вид Крымского полуострова с горных вершин величественно хорош: вдали видна гладкая степь, окрашенная различными полосами цветов, слившаяся как бы в одно целое с бледно-голубым морем, в свою очередь примкнувшим к такого же цвета небу. Ближе рисуются белыми пятнами меловые холмы, пропасти, овраги, сады, луга и чаиры, голубые ленты вьющихся рек, гладкие равнины, покоящиеся в углублениях гор, и кое-где поселения человека. Эта необъятная картина приводит наблюдателя в изумление. Еще сильнее действуют отсюда на впечатлительную натуру великие картины природы —  восход луны над морем и закат солнца. Вот явление луны в полнолуние: над темной поверхностью моря возникает сначала багрово-огненная полоса, которая, не отбрасывая по сторонам ни единого луча, чертит золотистый путь вдоль всей дремлющей зеркальной поверхности. Полоса эта быстро округляется и вдруг выплывает из-за небосклона в виде только что пущенного, как будто из морской пучины, громаднейшего шара. Он кажется настолько близок и подымается так явственно, что наблюдатель готов принять его за особого рода феномен или искусственное творение рук человеческих. Насколько это очаровательно при ясном небе над темно-голубой поверхностью моря — легко представить каждому любителю природы.

Восход солнца над морем при его неподвижно-зеркальной тишине, освещенной розовым сиянием эфира, подобен фейерверку, испускающему миллионы ослепительно-радужных лучей, моментально озаряющих самые высокие точки гор. Вид этот до того потрясает впечатлительную натуру, что ей чудится первый день мироздания и невольно оживают те благодатные мечты юности, которые заглушены суетой общественных устремлений.

Закат солнца с крымских гор представляется неизъяснимым чудом природы: как только светило поравняется с чертой небосклона (горизонтом – В.Б), вся западная часть неба рассекается резкими радиусами лучей, превратившись в громаднейший веер. Отдаленные облака принимают соломенно-золотистый цвет или окрашиваются розовым сиянием, затем солнце, погружаясь в облако, может выглядывать из него в виде вазы, чаши и т.п. В это время зеркальная поверхность моря, усыпанная как бы живыми крапинками сияющего света, трепещет, колышется или играет с этими перебегающими огоньками.

Отдельными вещами, заслуживающими внимания посетителя Крыма, можно признать следующие:

Палат-гора, Ай-Петри, Демерджинская скала, Аю-Даг, Форосский, Мисхорский и Озенбашский богазы, Чертова лестница, Мангуп и Чуфут-Кале, Тепе и Черкез-Керманы, Успенский скит в Бахчисарае, Инкерманские скалы, Георгиевский монастырь, Севастопольская и Балаклавская бухты. Также и виды с гор: у Байдарской долины, Ялты, Коккоза, Озербаша, Стилии и Алушты. Не менее прекрасны береговое пространство от Судака к Феодосии, окрестности Старого-Крыма, Карасубазара и Симферополя.

Если б кто-либо увидел Крымский полуостров с палубы идущего из Одессы парохода, пред ним вначале показалась бы линия голой степи и едва приметные тени гор на южном небосклоне, но чем ближе пароход подвигается к берегу, тем больше разнообразия встречает глаз. Горы растут, и от подножья их начинают виться, как темно-зеленые ленты, садовые долины Булганака, Алмы, Качи и Бельбека. Затем пред вами внезапно рисуются в миниатюре севастопольские окрестности и берега некогда славного Трахейского полуострова. После этого берег начинает возвышаться и сейчас же за Балаклавской бухтой превращается в сплошную скалу. Дальше горы принимают грозный и разнообразный очерк, покрываются зеленым покровом лесов и отделяют от себя отроги, образующие различных очертаний заливы и мысы. Вид этот более или менее однообразен до Феодосийской бухты, и затем снова начинается голая степная гладь, напоминающая северо-западную полосу Тавриды.

Взгляд на Крымский полуостров, (окруженный почти со всех сторон морями), а vol d’oiseau представляет вид необычайный. Это не ускользнуло от внимания одного из лучших наших художников, и он изобразил его на стене одного из балконов при ливадийском дворце.

Черное море

 

Оно имеет весьма оригинальное очертание и формой походит на башмак, бант которого образован Азовским морем. Люди любознательные замечают это и пытаются узнать причины, которые дали морю эту форму и под влиянием рек будут вечно изменять его очертания. Скорее всего, до образования Альпийских и Балканских гор море это было продолжением Средиземного, доходившим до Каспийского и Аральского озер, а также соединяющегося с Индийским океаном.

Сегодня Черное море образует бассейн около 612 морских миль в длину и до 340 в ширину. Как и все моря, омывающие возвышенные берега, оно имеет гористо-покатое дно и резко отличается от других морей, причина тому — географо-топографическое положение и влияние воздушных течений.

Те, кто незнаком со вкусом или составом океанской воды принимают воду Черного моря за особенно горько-соленую и усматривают в этом его отличие. Но это ошибка, по избытку вливающихся в него пресных вод (рек и ручьев) оно менее соленое не только в сравнении с океанами, но даже со Средиземным морем. Оно отличается от речных вод сравнительно малым содержанием соляных начал, которые, судя по анализу профессора Гассгагена, морская вода содержит в следующем количестве:

Хлористого натрия        13,0210

Хлористого калия           0,1793

Хлористого магния        0,2917

Йодистого натрия          0,0037

Бромистого магния        0,0085

Сернокислой извести     0,1039

Сернокислой магнезии               1,4810

Двууглекислой извести    0,2371

Двууглекислой магнезии  0,1685

 

На всех европейских языках именуемое Черным, оно по цвету совершенно не соответствует этому названию, и можно предположить, что грозное имя это оно получило из-за страшной бурливости, но название это отвечает характеристике вод Мальдивских островов, имеющих черноватый цвет.

Описываемое же нами море отличается от других, обыкновенно отражающих цвет песков тем, что издали кажется темно-синим, при чистом небе — голубым, а при пасмурном — светло-серым. Следовательно, цвет его воды зависит от глубины, освещения и угла, под которым мы смотрим на него.

Было время, когда Черное море звалось иначе, например древние греки называли его Понтом Аксинос, т.е. морем негостеприимным. Причиной такого названия вряд ли были бури и волнение, либо отвага неопытных мореплавателей, вступающих в него без карт и компасов на плохо сколоченных судах, а также варварское отношение береговых народов, жаждущих крушений мореходов чтобы приношением их в жертву умилостивлять своих богов. В общем ясно, почему древний мир, не разбираясь в искусстве мореплавания и обычаях тавроскифов, населяющих крымские берега, все потери судов и людей своих, приписывал волнам Черного моря.

Скифы имели веские причины к суровому обхождению с чужими, которые при удобном случае не только занимались пиратством, но, по-видимому, грабили и прибрежных жителей. Это видно из того, что даже Фоас, царь Лемноса, при воцарении своем в Тавриде не только отменил обряды жертвоприношения, но даже придал им особенную торжественность. А сам он родом был грек и, следовательно, должен был чуждаться пролития крови соплеменников. Понятно что не весь греческий мир доподлинно знал причины варварского обхождения скифов с мореплавателями, и потому на эту тему нередко создавались грозные мифы. Например: «Считался погибшим тот, кто пытался достичь средины этого моря, поскольку за ним на вечнозеленых равнинах живут людоеды, блистающие драгоценными каменьями, золотом и серебром. А море, окружающее их со всех сторон, заколдовано — на погибель всем иностранцам, чтобы они не завладели этой страной или, чтобы, проникнув в нее, не разгласили миру весть о бесчисленных богатствах, виденных в Тавриде». Подобные сказки, созданные испугом, становились действительностью, когда мореходцы, отплывшие с твердым намерением исследовать берега Тавриды не возвращались в отечество.

Впоследствии, когда те же греки лучше узнали Черное море, они начали строить для плавания более надежные суда и назвали его Понтом Эвксинским, т.е. гостеприимным. Затем оно было названо Судгейским или Сурожским по имени богатейшего города Судгеи, расположенного на месте нынешнего Судака. Потом оно стало известно под именем Хазарского, а у аравийских писателей называлось Ниташ. Несколько веков спустя Плано де Картини, первый европейский посол от папы Иннокентия IV к Монголам (в 1246 г.), называл его уже Черное, Греческое или Великое море. Говоря о нем, он поясняет что именно это и есть то море, из которого выходит рукав реки Св. Георгия, текущий в Константинополь (Hoc est mare magnum, de quo brachium santi Georgii exit quod in Constantinopoli vadit). Почтенный автор здесь либо ошибся, либо  предположил, что Константинопольский пролив носил название Георгиевского, тогда как под этим именем с древности и по настоящее время именуется одно из устьев Дуная. Черным же море окрестили, надо полагать, со времени господства в Крыму монголо-татар, имевших привычку все темноватые цвета называть черными, почему море и было названо ими Кара-Дениз. Ни один народ с таким благоговением и суеверием не смотрит на Черное море как татары. Из множества легенд о сильных штормах мы приведем лишь некоторые.

 

Легенда о бурливости:

 

Пророк Али, зять Магомета, обладал тем самым мечом Дул-факар («пронзающий»), который был ниспослан Магомету от Аллаха для победы не только людей, но и злых джинов, которые задумали бы противиться его воле*. Это небесное оружие тем еще отличалось от рукотворного, что исполняло приказ обладателя, перелетая на огромное расстояние с такой быстротой, что глаз человеческий не мог замечать этого полета. Персидский ресюль (пророк), понимая значение этого страшного оружия, от которого зависела жизнь и смерть всего живущего в мире, неусыпно хранил этот драгоценный дар всемогущего Аллаха. Когда настало время расставаться ему с земной жизнью, он вспомнил о Дул-факаре. Боясь оставить его наследникам, которые могли ради прихоти употребить во зло могущество небесного оружия, он решил не оставлять его никому. Приказав явиться сыновьям, он сказал: — Дети мои возьмите этот меч, о котором никто из вас не знал, и бросьте его в воду посредине Черного моря. Повинуясь требованию умирающего отца, сыновья взяли меч и пустились в дорогу. Но уже в пути рассудили, что безрассудно лишаться такой драгоценности только потому что отец боится доверить им ее и договорились закопать меч в известном месте, а отцу, если он не умер еще, сказать, что приказание его исполнено. Так и было сделано; но когда они явились перед ним, Али с яростью поднялся с постели и, обличив сыновей в непослушании, сказал:- Я не умру до тех пор, пока Дул-факар не ляжет на дно Черного моря. Тогда, сыновья, убедившись в невозможности сохранить небесный дар, вынуждены были снова отправиться в путь и с грустью выполнить волю отца-пророка — чудный меч с шумом опустился в бездну морскую. С той минуты тихие воды Черного моря закипели и тщетно силятся выбросить из недр своих страшное оружие.

Персияне и турки с каким-то особым восторгом смотрят на Черное море, еще в средние века они приписывали ему сверхъестественные явления, а простолюдины и теперь убеждены, что в недрах его скрыты царства, народы и города с волшебными коралловыми дворцами и чудными женщинами, восхитительные песни которых усыпляют мореплавателей, когда хотят их гибели. Чудесное явление на востоке знаменитого медика Лохман-хакима, они также приписывают чудесам этого моря, которое просветило его как бы из сочувствия к страданиям и преждевременной смерти людей. Легенда об этом лекаре в Крыму передается татарами так:

Однажды восточный мореход Мурат-реиз*, проплывая посередине Черного моря вздумал измерить его глубину. Но брошенный якорь так крепко застрял где-то внизу, что приходилось либо лишиться его вместе с канатом, либо спускаться на дно морское чтобы отцепить. Никто из матросов не хотел рисковать жизнью и Реиз вынужден был сам броситься в море. Держась за веревку, он долго опускался в мрачную пучину и вдруг увидел кровлю великолепного кораллового зaмка, за одну из стен которого зацепился якорь. Когда он начал освобождать железо, из чудного сераля вышел почтенный владетель здания и, расспросив у Реиза кто он такой и откуда прибыл, попросил его зайти к нему в чертоги; но Мурат-Реиз не согласился принять предложения из боязни, чтобы матросы судна не признали его погибшим и не ушли. Тогда благодетельный старик приказал слуге вынести из дворца несколько пригоршней муки и, подавая ее Реизу, сказал:  — Когда ты возвратишься домой, прикажи испечь лепешку из этой муки и покорми ею одного из сыновей или ближайших родственников, и тогда у вас появится человек, необходимый для блага вашего. Мурат взял муку, поблагодарил волшебника и возвратился на судно. Приехав домой, он вспомнил о таинственной муке и приказал изготовить хлеб, но, к сожалению, лепешка от недосмотра пригорела в печи и сын Реиза, которому поручено было съесть ее, предпочел переломить и выбросить на улицу. Проходящий в это время мимо мальчик-сирота поспешил поднять ломоть (лохма) и с жадностью съел его. И с этой минуты он стал понимать язык и свойства всех растений и минералов и научил людей, чем из них можно пользоваться с успехом против разных болезней и какими из них отравлять недостойных жизни людей. Впоследствии, сделавшись знаменитым врачом Лохман-хакимом, он изобрел такой травяной состав, что три раза погибал насильственной смертью, но взбрызнутый составом этим, воскресал заново. Эликсир этот он постоянно держал при себе, однако, когда все же пришлось умирать ему по воле Аллаха, то небесный мелек (ангел) сокрушил богопротивное действие эликсира*.

В детстве я часто слышал на Южном берегу рассказы стариков татар и греков о том, что дно Черного моря заселено страшными старухами, которые в глухие ночи выходят из жилищ своих и, проникая в семейные дома в образе ведьм, применяют разные способы уничтожения грудных детей. И что, якобы, редкой матери удается тогда спасти ребенка от синяков и удушения.  Слухи о появление этих старух до того участилось, что прибрежные жители обратились к повелителю страны и потребовали от него, под угрозой смерти, избавить их от этих чудовищ. Повелитель решился убедиться в этом сам, и в одну из темных ночей, сев в маленькую шлюпку уплыл далеко от берега и стал наблюдать. Вдруг в полночь пред ним явилось множество безобразных существ с длинными белыми волосами, и потащили куда-то его суденышко. Повелитель сначала ощутил страх от их дикого крика и визга, но потом, когда они преобразились в прекрасных молодых женщин и запели отрадными голосами, спросил:

— Куда вы везете меня прекрасные феи?

— Мы везем тебя, — отвечали они в один голос — к нашей повелительнице, которая давно жаждет понять суть видений, которые до настоящего времени никто ей не может разъяснить. Наш маг сказал, что помочь ей в этом сумеет только человек. И царица, веря ему, вот уже несколько лет постоянно посылает нас, верных служительниц своих, за самыми умными людьми земли, но, увы, до сего времени никто из них не в состоянии был ответить ей удовлетворительно. Теперь пришла твоя очередь.

— Но вы увозите меня от жены и детей, которые сочтут меня погибшим, если я не вернусь к утру домой.

— Будь спокоен почтенный повелитель — отвечали они, — мы доставим тебя к берегу задолго до рассвета.

Не успели они сказать эти слова, как шлюпка с необыкновенной быстротой погрузилась на дно морское и повелитель Южного берега очутился посреди восхитительной лавровой рощи, в центре которой стояли два жемчужных трона. — На один из них посадили меня, — рассказывал потом повелитель, — и начали воздавать царские почести. Когда все это закончилось, феи разделились на две группы и заняли ступени тронов. Затем вдали показалась группа немыслимой красоты женщин, впереди которых шла повелительница. Приблизившись, царица подняла руки вверх и окружающие запели какую-то песню. Волшебница взошла на трон и погрузилась в размышление. Когда голоса смолкли, царица фей приподнялась с места и, поклонившись мне, сказала:

— Почтенный и мудрый правитель Южного берега, я, наверно, обеспокоила тебя, но поступить иначе нельзя было потому что вы, люди воздуха, не любите остальные существа и считаете их злыми духами. Поэтому я поручила служанкам привести тебя, быть может против твоей воли. Прости, постараюсь тотчас же возвратить тебя домой если разъяснишь мне три события, которые произошли два года назад, когда я была на земле.

— Блистательная царица, в меру своего разумения постараюсь помочь тебе, но с условием: если ответы мои тебя удовлетворят, ты прикажешь подданным своим никогда отныне и до века не являться в той стране, где я избран владыкой.

— Требование твое да будет священным законом для всех нас. Аминь! — отвечали феи*.

— Ну, теперь скажи о нужде своей, — сказал повелитель Южного берега.

— Однажды в лунную ночь — начала царица — я возвращалась от главного храма Мекки, куда ходила на молитву к Богу нашему, и вдруг увидела стаю птиц, которые с жадностью поедали падаль. Но как только они собирались улететь, то начинали отрыгивать уже съеденное и есть заново. Около двух часов я глядела на эту странную картину и решительно ничего не могла понять, хотя и убеждена, что это указывало на что-то важное. Пройдя дальше, я увидела крошечное животное, именуемое вами степной мышью или сусликом Он держал в зубах шнурок, к другому концу которого привязан был громадный верблюд и, дергая шнурок, заставлял зверя бегать и выделывать всякие безобразные штуки. Наблюдая мучения верблюда, я никак не могла понять, что бы это значило и почему он, могущий раздавить мелкого тирана своего малейшим прикосновением ноги, так терпеливо подчинялся его прихотям. Дальнейший путь привел меня к двум виноградным лозам, которые росли из одного корня, а между ними двигался острый нож. Меня поразило вот что: едва оружие приближалось к одной лозе, она умоляла пощадить ее и срезать сестру. Последняя говорила то же самое, и нож подходил то к одной, то к другой лозе, не зная которую из них срезать. Все это в высшей степени занимает меня, и я жажду узнать смысл виденных сцен.

— Изволь выслушать мои разъяснения, мудрая фея, виденное тобою предсказывает важные перемены в судьбе нашей. Птицы отрыгивающие и снова поедающие падаль означают, что скоро настанет время, когда мы, отбирая чужое добро и не получая от него ничего, кроме страданий, все равно будем повторять то же самое. Суслик, заставлявший плясать верблюда по своей прихоти — предсказание того, что рано или поздно женщины заставят нас, мужей своих, делать то, что им захочется. Что же касается случая последнего, то он говорит о том, что скоро наступит время когда брат не пощадит брата ради своей выгоды.

Как только повелитель окончил свою речь, царица моря подняла руки и раздались тысячи приветственных голосов. Затем, сойдя с трона, она сорвала лавровую ветку и, поднося ее к мудрецу сказала:- Благословен народ, которым управляешь ты, умнейший из всех повелителей. Да будет же вечно страна твоя похожа на рай и так же прекрасна как этот лавр, который ты посадишь в память встречи со мной.

— Аминь! – загремело вокруг, и прежде чем растаяло эхо владетель берега очутился на поверхности моря с лавровой веткой в руках. Феи, прощаясь с ним, торжественно поклялись что отныне и до тех пор пока на Южном берегу будут расти лавровые деревья от ветки, данной их царицей, никогда ни одна из них не осмелится ступить в этот благословенный край. Подобного рода легенды объясняют, какими глазами смотрели на Черное море его ближайшие соседи.

Обратимся теперь к характерным свойствам Черного моря. Постоянные наблюдения говорят о том что оно не подвержено приливам и отливам, как это бывает на других морях, непосредственно соединенных с океанами. Но ничтожно-постепенное отступление воды на некоторых береговых участках полуострова произошло даже на памяти людей за каких-нибудь 50 лет. Вопрос о том, в какой степени влияют на море Керченский и Константинопольский проливы до сего времени не ясен, замечено лишь, что ежедневно течение воды происходит в них то туда, то обратно — в зависимости от поведения атмосферы.

Мореходы суеверно утверждают что после 7-го января Черное море не представляет опасности, но мнение это, скорее всего, связано с освящением вод морских  в день Крещения, когда смелая молодежь ныряет в холодные воды его за деревянным крестом, бросаемым с берега. Факт освящения ни о чем не говорит, потому что в иные годы январские бури достигают поразительной силы, а порой стоит  полный штиль. В феврале перепадает и больше теплых дней с менее порывистыми ветрами, но зато в марте море являет такое непостоянство и волнение, что частенько приводит в трепет самых отчаянных шкиперов. В первых числах апреля редко не бывает бури, известной у татар под именем Алтарыха. С половины апреля до половины сентября море в большинстве случаев представляет величественно спокойный вид. Ничтожное волнение его при восточных ветрах никогда не приносит вреда даже тем путешественникам, которые подвержены так называемой морской болезни. С половины сентября или, точнее, со времени равноденствия море снова начинает принимать грозный вид, волнения его продолжаются иногда от 3 до 12 дней. Затем до 26 октября опять устанавливается штиль.

С наступлением же дня, который известен у татар под именем хасыма (Дмитриев день), а иногда и за неделю раньше благоразумные судовладельцы прекращают экскурсии и ставят посудины свои на зимовку в прикрытых бухтах, в то же время снимаются все рыболовные заводы с береговой линии. Дмитриевские бури продолжаются недолго и опять море принимает спокойный вид, хотя далеко не летний — до половины ноября. Но с этого времени и до конца декабря бывает самое грозное и ужасное волнение, тогда море становится темно-зеленым, рассеченным миллионами параллельных линий, рельефно выступающие верхушки которых образуют фестоны клубящейся пены. И все это с быстротой от 20 до 25 верст в час несется к берегу, где со страшным шумом выплескивается в виде шипучей пены, а при обратном спадании нередко уносит с собой значительной величины каменья. Высота этих волн у берега не всегда достигает двух аршин, но раскат очень часто бывает на расстояние до 15 саженей.

Таким является Черное море с берега, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что испытывает и видит путешественник, плывущий по нему в бурное ноябрьское или декабрьское время. Ужасно, когда разверзается в недрах морских глубочайшая пропасть, испещренная кипящей пеной и судно, дрожащее всем корпусом, с ужасной вышины, нередко до 50 футов, сбрасывается в эту пучину для того только, чтобы вновь взлететь и вновь погрузиться. При этом ветер рвет паруса, ломает мачты и заливает палубу, еще страшней все это, сопровождаемое ливнем и в туманную ночь. Но и эти бури ничтожны в сравнении с теми, которые случаются на Черном море раз в 10-12 лет и продолжаются очень недолго. Такими исключительными бурями на моей памяти остаются две, а именно 2 ноября 1854 года и 21 ноября 1861. От первой мы не потерпели ущерба вследствие уклонения своих судов от англо-французской флотилии, вся тяжесть испытаний выпала на долю кораблей врага, щепками которых завалены были Крымские берега от тарканкутского маяка до севастопольской бухты. Но буря 1861 года превзошла и эту — ни в одном из заливов полуострова не осталось уцелевшего на якорной стоянке судна. Даже в лучшей в мире севастопольской бухте большинство кораблей подверглось такой же печальной участи. На рейдах открытых, как, например, ялтинский, удобнее было наблюдать силу этой жестокой бури, начавшейся с вечера 21 ноября. Чтобы вернее нарисовать эту картину, скажу, что пробужденный пред рассветом страшным гулом я даже не мог выглянуть на улицу из боязни быть залитым водой или раненым камнями, вылетавшими из моря. Затем, когда буря миновала и народ осмелился выйти из домов, вся набережная более чем на аршин забросана была крупными каменьями, отдельные из них доходили до 8-ми пудовой тяжести. Пять судов, стоявших накануне на рейде, были сорваны с якорей и лежали на набережной, а одно – аккуратно поставлено сверху на городскую пристань. Что же касается гребных судов, то все они были заброшены в городские дворы, надо полагать каким-то из шквалов, выступившим за линию берега не менее чем на 20 сажен.

Из народов, обитавших на берегах Черного моря, генуэзцы первые обратили серьезное внимание на его поведение в разные периоды, и постановлением кафского трибунала* запрещено было плавание по нему от декабрьских календ до половины марта. Это постановление оставалось в силе, пока галатские купцы в Константинополе не построили такие суда, которые смогли безопасно плавать в запрещенное время. К сожалению, мы не имеем возможности рассуждать о величине, конструкции и крепости этих судов. Однако учитывая  бури, которые бывают на Черном море зимой, ясно, что запрещение это было обоснованным для средних веков. Но сегодня, владея паровыми судами, моряки иначе смотрят на эту проблему. По их убеждению Черное море принадлежит к числу самых безопасных, если иметь его лоцию и руководствоваться научными правилами. Действительно это так, поскольку на море этом нет ни мелей, ни подводных скал, ни льдин, ни других особенного рода явлений, которые могли бы осложнить участь судов и экипажа.

Описав характер и свойства Черного моря, следует сказать о великом значении его для Южной России в коммерческом отношении. У нас нет данных и предположений о том, кто первый посетил его на судах, за исключением мифологического рассказа о походе аргонавтов в Колхиду. Однако Гомер утверждает, что во времена Троянской войны греки имели сообщение с этим морем. Позднейшие географы и поэты точными описаниями берегов убеждают нас в том что греки с глубокой древности пользовались этим путем для привоза различных товаров из стран, прилегающих к Азовскому бассейну, Кавказу, Персии, Анатолии, Польши и Бессарабии*. Более активное поведение греков на Черном море начинается со времен расцвета Пантикапеи, Херсонеса, Судака и Феодосии. Не менее славна деятельность мореходов при генуэзском и венецианском господстве, они проникали до самого Пекина и наиболее отдаленных мест Азии. При турецком владычестве Понт Эвксийский посещался редкими турецкими и греческими судами, но с приобретением прав на него Российской державой, оно до 1853 года почти постоянно бороздилось множеством военных и коммерческих судов, не считая нескольких тысяч иностранных, прибывавших к местным портам с грузами. После окончания Крымской компании начали плавать по нему паровые суда русского общества, не обращая внимания на суровую погоду и бессчетное множество всякого рода парусников. Нет сомнения что в будущем, когда кавказские берега застроятся городами и вместе с Крымом заселится трудолюбивым людом, Черное море будет важным путем, связывающим Южную Европу с этой баснословно-прославленной землей, сохранившей до сего времени неисчерпаемые сокровища.

Чтобы дополнить сведения о Черном море следует описать береговую линию Тавриды. Раньше уже отмечалось, что СЗ часть полуострова подвергается видимым изменениям от тех наносов, которые образовали мыс Тарканкут и те неправильные очертания берега, которые тянутся до сакских соляных озер. Наносы эти состоят не только из ила и камней, но также из масс корненожковых раковин и других мелких останков весьма интересных зоофитов, о которых будет сказано ниже. Берег завален кучами извергнутых морем лентовидных водорослей, гниющих без всякой пользы для местных жителей. Поскольку здесь есть постоянная нужда в топливе, высушенные на солнце водоросли могут быть весьма полезны, в особенности тем беднякам, которые, не имея своей скотины, вынуждены собирать в степи изредка встречаемый помет. Кроме этого из водорослей можно извлекать соду, известную у французов под названием saude naturelle и необходимый для медицины йод. За сакскими озерами берег моря несколько возвышается, но крайнее однообразие и безжизненность его утомительны для наблюдателя пока не начнутся устья рек, орошающих прекрасные садовые долины ЮЗ части Крыма. За Севастопольской бухтой, где глубина такова что в нескольких милях от берега не могли достать дна линем в 300 сажен длины, море подходит к отвесным скалам, как бы вырастающим из бездны. Дальше, у балаклавских берегов, вечная борьба волн со скалами образовала много привлекательных картин в виде гигантских колонн, тоннелей и рифов с едва виднеющимися из воды вершинами. На скалах этих, глубоко погруженных в пучину, заметны приросшие полипы из породы морских губок, но они так грубы, что скорее походят на скопление ракушковых биссонов. За ласпинской бухтой вплоть до Феодосийского залива характер берега изменчив: он либо подходит к глинистым обрывам и одиночным скалам, либо образует у возвышенных горных подножий громадные полукружия, очерченные серой полосой крупного щебня вулканических пород.

За Феодосийской бухтой снова видны резкие следы отступления моря. В особенности хорошо заметны они в окрестностях Керчи, представленные громадными скоплениями мелких двухстворчатых моллюсков, сжатых и погребенных под землей.* Они известны под именем керченского ракушечного камня, чрезвычайно удобного для построек по своей мягкости и легкости.

Нам осталось сказать еще несколько слов для тех, кто впервые желает плыть по Черному морю, например — от Одессы до Керчи и обратно. На этом пути человек, непривычный к передвижению по воде, легко может подвергнуться морской болезни в трех местах, а именно: между одесским берегом и тарканкутским маяком, за трахейским полуостровом и на всем протяжении от Феодосии до Керчи.

Болезнь эта влияет даже на самые здоровые натуры, но не имеет никаких дурных последствий. Для предупреждения ее некоторые советуют принимать как можно больше пищи, другие — лакомиться лимоном, но средства эти не всегда действенны. Самым радикальным средством следует признать спокойное лежание с закрытыми глазами, чтобы не возмущаться колебаниями окружающих предметов или, оставаясь на воздухе, смотреть на небо и как можно чаще вдыхать в себя свежий воздух. Болезнь эта представляет чувства укачавшегося на качелях ребенка и быстро проходит после рвоты. Многие находят ее отличным антидотом против лихорадки, легких катаров и желчного настроения духа.

 

Азовское море

 

Примыкает оно к северной стороне Керченского полуострова, и поскольку лишь отчасти принадлежит Тавриде, то нет надобности распространяться о нем. Достаточно сказать, что оно с глубочайшей древности известно под именами Меотиды, Карпалука, Темеринды, Палюса Меотийского, а у коман, татар и турок под названием Кара-Барук, Чабак, Балык и Азак-Дениз. Оно было очень важным путем к славянским землям для греческих и итальянских коммерческих судов. В наше время море это, имея до 300 верст в длину и до 150 в ширину, в течение всего навигационного времени покрывается сотнями парусных и другого рода судов, но, к сожалению, на зиму замерзает. Важнейшим недостатком его считаются отмели, образующиеся речными наносами, которые беспрестанно изменяют морское дно. Главным фарватером признана поперечная линия, местами доходящая до глубины в 40 футов. Плавание по Азовскому морю в бурные дни сопряжено с еще бoльшим риском, нежели на Черном, но главная неприятность — мелководье у портовых городов и северных окрестностей Керченского пролива, что препятствует безопасному проходу большого размера судов. Для предотвращения этого правительство сейчас хлопочет о том чтобы суда не выбрасывали в Азов свой балласт, и чтоб очищались возле устья Дона вносимые водами его наносы. Меры эти, если они будут выполняться добросовестно, без сомнения надолго предохранят это море от нежелательных изменений.

 

Сиваш

 

Сиваш всецело принадлежит Таврической губернии и поэтому достоин подробного описания. Древнейшие греческие географы называли его Путра или Сапран-Лимни, т.е. «гнилой залив», это свидетельствует о том что и в то время он имел современный вид. Тем не менее некоторые из сегодняшних знатоков, например, Пейсонель допускают мысль, что он был судоходным и на берегах его красовались упоминаемые Птолемеем города: Сатарха, Тарона, Пароста и Постигия. Монголо-татары, поселившись в его окрестностях, дали ему название Улу-Дениз, Чурук и Чуваш. Русские же, видя что он неудобен для плаванья, не населен рыбой и издает сильный запах в летнее время, назвали его Гнилым морем. Абсолютно ясно, что масса составляющих его вод отделилась когда-то от Черного моря заняв пространство 140 верст в длину и 14 в ширину, или по измерению Швейцера в 2,135 кв. версты. При ничтожных глубинах море это давным-давно бы высохло, если б в него не вливались со многими крымскими реками массы снеговых и дождевых вод.

При взгляде на Сиваш, представляющий узорчатое соединение озер и разной формы заливов, кажется, что море это бесполезно для края, занимает огромное пространство и пора бы предприимчивому человеку заняться его осушением. Подобная мысль многим казалась благодетельной и, наконец, нашли афериста, готового взяться за такое великое предприятие. Узнав об этом, я, в качестве члена Императорского общества сельского хозяйства южной России, напечатал в его записках следующего рода письмо:

«Милостивые Государи!

На обязанности каждого из членов нашего общества лежит отрадный долг не только по мере возможности содействовать благу края в сельскохозяйственном отношении, но и заботиться о соохранении тех непочатых сокровищ его, в которых мы пока не нуждаемся, но для будущих поколений они составят насущную потребность. По-моему, если первый долг наш достоин благодарности, то забота о последнем дает право на лавровый венок. Вот обстоятельство, которое послужило поводом моего настоящего письма к вам.

Уже некоторое время до меня доходят слухи о существовании проекта осушения Сиваша, который, по мнению некоторых лиц, совершенно бесполезно покрывает на севере Тавриды огромную площадь земли, могущую после осушения превратиться в хлебородную равнину. Проект этот, надо предполагать, должен быть представлен правительству и оно, быть может, признает его выгодным для сельскохозяйственной деятельности народонаселения Новороссийского края. Но это будет страшная и неисправимая ошибка, за которую потомки справедливо причислят нас к величайшим глупцам, враждебным отечественным интересам и нуждам народа. Сказанное мною требует доказательств. Я сейчас укажу вам тот неизмеримый источник богатства, который заключается в водах Сиваша, несправедливо названного Гнилым морем. Считают  что оно, соединяясь с Азовским бассейном посредством узкого Генического пролива при сильных восточных ветрах поглощает воды Азовского моря и, таким образом уменьшая его глубину, способствует в том же и Керченскому проливу. Я не стану выяснять сейчас, насколько предположение сие безосновательно. Отмечу только, что когда крымские соляные озера истощатся — а время это при наличии железной дороги в Крым приближается — тогда Сиваш, насыщенный солью до 8 по ареометру Боме (т.е. не менее прочих соленых озер) послужит для промышленников неистощимым резервуаром добычи соли. Несомненность этого уже доказана в 1820 году одним из землевладельцев Рыковым, который отводом от Сиваша воды получил в первый же год большое количество прекрасной соли. Естественно, чем дольше Сиваш останется неприкосновенным, тем более окажется в нем соляных частей осаждающихся, как известно, после испарений тех вод, которые вносятся в него сторонними путями.

Если же упомянуть Сиваш в гигиеническом отношении, как водоем, испаряющий йодистые и бромистые начала, препятствующие зарождению вредных инфузорий и смертоносному действию эпидемий, то сотоварищам моим сделается ясным великое значение Сиваша и они, ради будущности края, употребят все возможные усилия для сокрушения страшного и вместе с тем дерзкого проекта о легко-возможном осушении этого моря».

 

Соленые озера Крыма

 

Таврический полуостров принадлежит к одному из замечательнейших в мире мест по обилию озер разного водного состава, но лишь некоторые из них дают большую выгоду казне и окружающему населению посредством добычи соли в них. Все эти озера прилегают к берегам, окружающих Крым и представляют собой котловины, основание которых насыщено раствором разных солей, среди которых преобладает хлористый натр или поваренная соль. Близкое соседство морей неоспоримо доказывает что все они существуют самостоятельно лишь с того момента, когда береговая полоса изменила свое очертание и таким образом отделила озера от моря широкими валами иловато-песчаного наслоения.

Современные ученые, рассуждая о происхождении соляных озер, говорят следующее: «Хотя они и являются частями отделившегося моря, но получают соли, смываемые с земли дождем». Другие же признают их скоплением пресной воды на пластах самородной соли, что и является, дескать, причиной засоления. Что до солепромышленников, то по их словам соленость воды находится в зависимости от какой-то матки или закваски, содержащейся в темном иле, лежащем на дне озера. Если из всех этих предположений признать верным первое, то пришлось бы допустить возможность превращения в соляные всех пресных озер, согласно второму они возникали бы повсюду, где существуют подобные залежи, а согласно последнему нужно верить в необыкновенные свойства ила. Всего естественнее полагать, что образование соляных озер на Таврическом полуострове шло в течение многих веков следующим образом. Только что отделенное от моря случайным наносом озеро, после первого испарения вод, оставило на дне соляной осадок. Затем, вновь наводненное прибоем зимних волн, после вторичного испарения в летнее время оно удвоило количество соленого осадка, при третьем – утроило. Таким образом, в течение многих веков накопился запас осадка соли в иловатом основании, а после окончательного отделения озера от моря достаточно было возбудить кристаллизацию солей этих, (разводимых дождевыми истоками), если разработка не представлялась в обширных размерах* Это обыкновенное явление, которое будет повторяться на берегах Тавриды до тех пор, пока существует Черное море, Сиваш, а также множество рек и ручьев, вносящих в них различного рода осадки и беспрестанно изменяющие очертание берега. В доказательство приведем факты. В Днепровском уезде Таврической губернии, в имении Вассаля, морской залив, где водились рыбы и устрицы в 1841 году внезапно превратился в озеро, которое через год стало соляным. Двадцать лет спустя буря пробила вал, отделявший его от моря, и озеро снова приняло вид залива, который в 1866 году опять стал озером. То же самое произошло с Куяльницким лиманом близ Одессы, сохранившим ясные следы соединения с морем. Аналогичные следствия вызвало искусственное отделение Аккерманских заливов от Черного моря и некоторых частей Сиваша в Феодосийском уезде. В свете этих бесспорных фактов иного рода предположения выглядят неуместными. Все крымские соляные озера, за исключением некоторых на Керченском полуострове, расположены на низменных местах, имеющих слабый уклон к морю. Из них только немногие имеют песчаное дно, а все прочие покрыты толстым слоем черного ила, мягкого, жирного и в то же время очень липкого. Ил этот издает сильный запах сернистого водорода и углекислоты, имея в составе своем поваренной соли не более 9,47 частей на 100. Глубина этих озер различна, начиная от 10 вершков и до 2 аршин, в засуху либо летнюю жару вода быстро испаряется от берегов к центру, достигая той густоты, при которой соль начинает сама собой кристаллизироваться в кубики и опускаться на дно, срастаясь в пласт до 2-х вершков толщиной. Кристаллизация начинается при 26 градусах ареометра Боме, т.е. когда на 200 частей воды будет не менее 26 частей соли. И происходит она следующим образом: сначала озеро как бы окрашивается светло-розовым оттенком, происходящим, по мнению ученых, от наличия инфузорий, хотя вероятно что явление это зависит от света, температуры, состояния воздуха, растительности и цвета озерного дна, либо от окиси железа, растворенного в воде. Для подтверждения последней гипотезы достаточно вынуть из озера кусок соляного пласта, при тщательном рассмотрении нельзя не заметить в нем присутствия красильного вещества. Затем, если не было дождей после половины июня начинается осадка соли с берегов в виде снежных крупинок или тончайших блесток которые, по мере превращения в более крупные кристаллы, осаждаются и образуют чрезвычайно крепкую корку. Осаждение это продолжается до тех пор, пока не наступит влажная погода. Понятно что солепромышленники очень дорожат этим временем, которое в иные годы протягивается до ноября. Вывозка соли производится весьма патриархальным способом, а именно — ручными тачками, которые накладываются поденщиком и выворачиваются на берегу озера в громадные скирды. Работа эта не особенно тяжела если б она производилась под тентом в прохладе, и если б соленая вода не разъедала у непривычных рабочих руки и в особенности ноги.

По химическому анализу, произведенному в лаборатории департамента горных и соляных дел, крымские соляные озера имеют соль следующего состава:

Северное у Перекопа, именуемое Красным:

Хлористого натра (поваренная соль)        96,65

Хлористого магния                                      0,49

Сернокислой извести (гипс)                        0,1

Хлористого кальция                                     0,43

Воды кристаллизационной                         0,81

Посторонних примесей                                 0,62

 

На Восточной оконечности полуострова у Керчи, именуемое Черкасским:

 

Хлористого натра                                        98,98

Хлористого магния                                     след

Сернокислого натра (глауб. соли)           0,26

Сернокислой извести                                  след

Воды кристаллизационной                         0,7

Посторонних примесей                                 0,7

 

и на Западной оконечности вблизи Евпатории — Сакское:

 

Хлористого натра                                       97,72

Хлористого магния                                    след

Сернокислого натра                                   0,14

Воды кристаллизационной                        1,05

Посторонних примесей                                          0,75

 

Итак, хотя данные и не показывают резких отличий в составе озерной воды разных мест полуострова, фактически соль, добываемая из сакских озер, лучше прочих сберегает всякого рода соления и в особенности рыбу. После сакских наиболее выгодной признана соль озер перекопских. Все же озера Керченского полуострова, несмотря на то что имеют в составе больше поваренной соли, признаны менее пригодными для употребления, поскольку содержат много сернокислого натра, оказывающего вредное влияние на человеческий организм. Кроме того в этих озерах совершенно отсутствует хлористый кальций или солено-кислая магнезия, обыкновенно встречающейся в лучших солях.

Лучшими из всех крымских соленых озер считаются, по количеству запасов соли, следующие:

Перекопские или Северные, из них Круглое или Адаманское занимает площадь в 226 десятин; Керлеутское — 1787, Киятское или Тарханское — 1252, Старое — 1098, Алгазы — 4845. Красное — 2678, Сунак — 1,746, а остальные — Куремес, Чайкa, Айгулевское или Чурюм — гораздо меньшей величины.

На Керченском полуострове наиболее выгодными для разработки считаются озера: Чекракское, имеющее в окружности до 12 верст, Шейх-Элийское, Окташское или Альильское, Казантипское, Узунларское, Каинитское, Байгодашское, Коп-Отузское, Тебечинское, Кояш-Чурбашское, Сарыгольское, Кистинье, Эльнень или Алчинское и Киятское.

На западном же прибережье Евпаторийского уезда самыми выгодными и большими считаются озера Саккское, Аджибачи, Табулды-Сулан-эли, Аирча и Конрадское.

 

Горько-соленые озера

 

Ко второй категории Крымских озер принадлежат так называемые горько-солоноватые, давным-давно отделенные от морского бассейна и по каким-то причинам лишенные возможности к осаждению соли. Озера эти занесены илом сбегающих в них с окрестностей дождевых истоков, которые, уравняв котловину, разливают воды их на большое пространство и закрывают прежний солевой осадок беспрестанными новыми наносами. Но при всем том вкус воды этих озер похож на морской, а дно имеет растительность, свойственную местам, сильно пропитанным соляными крупинками, а именно salsola, salicornia и др., окрашивающие его воды зеленоватым цветом. Озера эти во многих местах Тавриды бесполезно покрывают большие пространства земли и нуждаются в осушении. Их единственная польза заключается пока что в испарениях йодистого и бромистого начал, как известно благотворно влияющих на известного рода недуги и препятствующих зарождению в воздухе вредных инфузорий. Наибольшим из этих озер считается примыкающее прямо к Евпатории, следующие по величине находятся по береговой линии от города к Каркинитскому заливу, а также вблизи Сиваша и на берегах Керченского полуострова. Туземные обитатели именуют озера вонючими (сасых) или запрещенными (арам) и не допускают пребывания в них животных, что несправедливо, поскольку в воде попадаются зоофиты из пород ракообразных и кольчатых (Crustacees et Annelides).

 

Пресные озера

 

К последней категории малых озер в Крыму принадлежат пресные. Они происходят или от дождевых и снежных источников, или от небольших родников, растекшихся в дальнейшем течении у какой-либо преграды. Ничтожные по величине озера эти походят скорей на болота, пересыхающие в жаркое время года. Из них наибольшими считаются Бораколь и Балколь. В последнем водится форель. Два озера находятся между Керчью и Феодосией, неподалеку от дороги. Одно возле дер. Кырк, другое около Кипчака, еще одно на Тарканкутском полуострове вблизи деревень Айтугане и Камышлы, четвертое около Ишуньского моста, пятое в Перекопском уезде при дер. Байбулуше, шестое в Байдарской долине, седьмое около Демерджи — напротив деревни Шумы, восьмое на Узунджинской возвышенности, кроме того три озера есть в Семеизской округе, еще одно в окрестностях Аутки на Южном берегу, известное под именем Сюлюклю-голь. Во всех этих крошечных озерах, имеющих глинистое дно, не водится ничего за исключением черепах, пиявок и водяных червей.

К числу естественных, но также сезонных можно отнести озера, образующиеся на Яйле после снежных и дождливых дней. Туземцы называют их «голь» или «ставами». Голи эти, о которых придется еще говорить при описании гор, имеют важное значение как единственные водопои для огромного числа домашних животных, свободно бродящих здесь. Подобно этим голям устраиваются искусственные водоемы в Феодосийском уезде, либо ауты в тех местах, где до настоящего времени бедные селяне не могли отыскать воду. Ауты эти всевозможными способами поддерживаются, но редкие из них сохраняют воду в жаркое время года, и в особенности, когда лучи палящего солнца подымают ртуть в термометре до +40 градусов.

Покамест мы говорили только о современных озерах в Тавриде, теперь скажем несколько слов о давно минувших временах, оставивших почти везде явные следы преобразований. Нет сомнения, что в первозданном виде полуостров этот по мере удаления от моря почти на каждом шагу являл озера или массы отдельных вод, оставшихся в углубленных котловинах.

Озера эти не соединялись между собой но поддерживаемые ключами существовали очень долго. Это хорошо определяется следами на мягких известковых скалах, служивших оградами подобных котловин как например в Бахчисарайском, Качикальенском, Черкез-Кермеском и других ущельях. В предгорных котловинах эти озера местами осадили верхний слой земли, а дно их покрылось округленными мелкими известняками, вынесенными реками с гор. Таковы были Узунджинская котловина и СВ часть Байдарской долины до того, пока скопившейся вода не пробила себе пути для выхода в Севастопольский залив. Первый — по теперешнему руслу Черной речки, которой, если верить биографическому очерку о деятельности в Крыму Св. Климента во время заточения его в Инкермане, не было еще в конце первого столетия нашей эры. Кроме этого ни один из древних географов, довольно подробно писавших о Трахейском или Херсонеском полуострове, не намекает на существование Черной рекчки.

Таким изменениям подверглись и многие другие места Тавриды по направлению современного течения рек. Это доказывается, во-первых, тем, что с образованием источников не могли образоваться повсеместно углубления для истока их в море и наконец тем, что на окраинах котловин до настоящего времени сохраняются отпечатки пресноводных животных из тех пород, которые обитают в озерах.

 

Заливы

 

Береговая линия Крымского полуострова имеет множество заливов, в числе которых два-три, судя по величине их и удобству стоянки судов, принадлежат к разряду лучших на нашей планете.

Первый обширнейший из них в СЗ части назван Каркинитским, по имени некогда существующего на его берегу города Каркинита. Залив этот, в свою очередь, образует несколько бухт из которых наибольшими считаются Четерликская и Сарыбулатская. Все эти заливы подвержены сегодня сильному засорению, которое производят Днепр, Ингул, Буг и проч. Без сомнения заливы эти рано или поздно должны исчезнуть, если не последует изменений направления стоков рек. Каркинитский залив сейчас не посещается судами и вообще носит какой-то безжизненный вид, даже цвет его не свойственный остальным заливам Черного моря. Таким он был, вероятно, и при греках, судя по названию «Некропила», что означает «мертвый вход». Джарлыгачский залив находится в центре двух гнилых озер, известных у татар под именем вонючих (сасых) и, судя по соседству с другими озерами, был с ними раньше одним целым, самым большим и лучшим в этой части полуострова, но сегодня не представляет никаких удобств и, вероятно, очень скоро превратится в озеро.

Следующая бухта называется Ах-Мечетской, от татарских слов «ах» (белый) и «мечет» (молитвенный дом). Ввиду возможности стоянки судов, на берегах ее основан был сначала греками, а потом турками небольшой городок, служивший несколько столетий рынком для сбыта всех товаров этой части полуострова.

В эту бухту до присоединения Крыма к России преимущественно являлись константинопольские суда с мануфактурными изделиями Турции для промена на шерсть, сало, баранину и т.п. продукты. Сейчас на берегу этой бухты расположено селение Шейхлар, известное своими рыбным промыслом и одно из самых обширных в Тавриде по числу населения. К сожалению сюда уже не приходят иностранные суда, за исключением разве случайно загнанных бурями. Ах-Мечетская бухта не велика, но очень удобна по глубине и местоположению. Четвертая бухта именуется Евпаторийской по имени города, расположенного на ее берегу. Обширный залив этот не представляет никаких условий для коммерческой деятельности, во-первых, из-за мелководья и, наконец, потому что отрыт для всех ветров. Несмотря на все это в него заходит гораздо более иностранных и наших судов чем в остальные портовые города Крыма, поскольку множество грузов предоставляют окрестности, а местное население имеет привычку получать иностранные и русские товары непременно чрез эту бухту. По всем признакам, Евпаторийская бухта несколько столетий тому назад продолжалась далеко внутрь суши или, проще говоря, составляла одно целое с громадным озером, отделившимся ныне от нее не более, чем на сто сажен. В будущем она неминуемо изменится от громадных наносов раковистого песка, уже успевшего в окрестностях ее сформировать целые пласты мягкого камня и с каждым годом неприметным образом пополнявшего ее воды. Легкий песок этот не дозволяет судовым якорям держаться прочно, поэтому при сильных западных ветрах в бухте этой не может найти спасения ни одно грузовое судно. Ко всем этим недостаткам присоединяется еще один — мелководность на значительном удалении от берега.

Обратимся теперь к знаменитой Севастопольской бухте, известной древним грекам под названием Ктеноской, а монголо-татарам под именем Кады-Лиман, т.е. господствующий залив. Предание говорит что последнее название залив этот получил оттого что в него постоянно входили суда, принадлежащие какому-то Черному Кадию, владетелю соседнего поселения Чоргун.

По расположению своему и глубине вод Севастопольская бухта бесспорно принадлежит к числу наилучших. Вот приблизительный вид ее: врезавшись в глубокое ущелье по направлению к Инкерманской долине на 7 верст в длину, при ширине в 400, а глубине от 7 до 10 сажен, она образует несколько разветвлений или бухт, которые все судоходны и располагают своими названиями, как например Карантинная, Корабельная, Южная, Артиллерийская и Киленбалочная, а сама бухта именуется Северной или Севастопольской.

Все эти бухты, прикрытые горами со всех сторон за исключением западной, т.е. со стороны входа в них, имеют то важное преимущество, что в них ежедневно с попутным ветром утром могут входить, а по вечерам покидать их парусные суда. Кроме того преимущество бухты в ее глубине, дозволяющей судам самого большого размера подходить почти вплотную к берегу. В стратегическом отношении она замечательна тем что вооруженные берега могут воспрепятствовать входу в нее целой неприятельской армаде. Единственным неудобством для деревянных судов здесь является огромное количество так называемых шашень или безголовых моллюсков, которые сильно точат подводные части кораблей, если они не обшиты листовым металлом. Моллюски эти наравне с другими зоофитами производят в ночное время на водах тот фосфорический свет, которым любуются моряки при ударе весел, и который приписывается наличию в воде фосфора. В действительности же свет этот происходит от гниющих волокон умерших мягкотелых, которые при процеживании воды обозначаются на батисте в виде светящихся точек. Эти, редко встречающиеся такой массой в бухтах Крыма зоофиты, по-видимому зарождаются здесь при содействии ила и пресных вод Черной речки. Те же причины способствуют жизни множества мелких рачков (креветов), как известно, избегающих сильного прибоя и полной солонцеватости его при песчаном грунте.

История сохранила сведения о том, что российские суда впервые открыли Севастопольскую бухту еще в царствование Шагин-гирея, когда заняли ее по приказанию князя Потемкина и под командой вице-адмирала Клокачева. Однако важность ее попала в поле зрения правительства только после присоединения Крыма.

За Севастопольской бухтой следует Трахейский или Херсонеский полуостров, прорезанный несколькими весьма удобными бухтами, которые в древности использовались обитателями этого полуострова. Заливы эти, далеко уступающие величиной и удобствами Севастопольскому, предпочитались, вероятно, только потому, что ближе были к городу и не заключали в водах своих тех опасных для судов шашень, против которых древний мореход не умел изобрести защитных средств. Современные названия бухт следующие: Херсонеская, Стрелецкая, Круглая, Песочная, Камышевая и Казачья. Все эти бухты в наше время не посещаются мореходами, но с 1854 по 1856 год в них сосредоточивались Англо-французский и Турецкий флоты с множеством коммерческих судов различных наций.

После заливов Трахейского полуострова следует Балаклавская бухта, самая удобная и безопасная из всех на Черном море, известная в древности как Узкоустая (Стеностома) или Симболон, образованная небольшим проливом, вдающимся в горы на 750 сажен в длину, 250 ширину и около 17 в глубину. Балаклавский пролив, снабжающий эту бухту свежими водами моря, несмотря на форму ломаной линии и узость, не дозволяющую пройти одновременно двум большого размера судам, до настоящего времени не представляет признаков засорения.

За скалистым мысом Айя или Агия-бурун (Св. Нос) находится бухта Ласпи. Залив этот, несмотря на то что он прикрыт от востока и запада, невелик, и поэтому считается неудобным для стоянки судов в бурное время года. До 1850 сюда часто заходили суда за дровами, отправляемыми в Одессу и Керчь.

Следующая бухта — Ялтинская. Также как и предыдущая, она не представляет особенных удобств за исключением того что прикрыта отчасти от восточных ветров Никитинским мысом, а от западных Ореандским выступом, кроме того она гораздо обширнее Ласпинской бухты. Аналогичными ялтинской бухте на ЮВ берегу Тавриды считаются Гурзуфская, Партенитская, Кучук-Ламбатская, Алуштинская, Судакская и Двуякорная. Все они могут служить стоянками судов в летнее время года или при тихой погоде. Мне помнится время когда окрестные  татары, имея свои суда, от невозможности оставлять их зимой на воде, вытаскивали на берег. Но раньше, судя по рассказам, бухты эти посещались множеством судов и славились до 9-го века своей коммерческой деятельностью.

Последней бухтой на черноморском берегу является Феодосийская — одна из обширнейших и глубже всех вдающаяся в материк. Залив этот имеет около 18 миль в длину и около 10 верст в ширину. При такой величине он, как принадлежащий к числу глубоких, с древности обращал на себя внимание предприимчивых народов и понуждал их ставить фактории на берегах своих.

В последующих главах мы расскажем о каждом из перечисленных выше заливов, и о числе приходящих в них судов, а также количестве привозных и вывозных материалов.

 

Проливы

 

Крымский полуостров окружает три пролива: Керченский или Босфорский (в древности Киммерийский, соединяющий Черное море с Азовским), Генический или Арабатский, соединяющий Азовское море с Сивашем, и Балаклавский. Из них первый имеет весьма важное коммерческое значение как удобный и дешевый путь к восточной половине России, где отдаленные страны искони выменивали свои произведения на наши и откуда мы легко сообщаемся с крымскими, кавказскими, анатолийскими и средиземными портами. Выгодное положение Керченского пролива издревле было известно купцам, оно было причиной образования городов и беспрестанных войн. Греками была основана Пантикапея, столица Боспорского царства. Богатый рыбой Керченский пролив имеет протяжение около 40 верст. Самым широким местом его считается проход у Черного моря, который простирается здесь до 12 верст, а у Ак-Бурунских мысов ширина его не превышает и 9. У Еникале пролив суживается до 4 верст, а у Кизлярской крепости он снова расширяется верст до 15-ти.

Керченский пролив некогда служил руслом сбегающих ныне в Азовское море рек, но впоследствии занесенный массами ила дал возможность образоваться Азовскому бассейну. И затем уже, когда последний был переполнен пресными водами, напором их был снова открыт вместе с Геническим проливом. Поэтому пресные воды Азовского моря потеряли свой естественный состав и беспрестанно то стремятся в Черное море, то из Черного в Азовское. Только подобное движение предупреждает засорение этого пролива, но неминуемо наступит то время, когда азовский бассейн заполнится выносами и произойдет следующее: а) Керченский пролив закроется и воды Азовского моря двинутся чрез Темрюкский и Кубанский лиманы; б) Азовское море направится на Генический пролив и Арабатскую стрелку и, расширив их, наводнит Сиваш и его окрестности; с) уничтожит весь Керченский полуостров или самому Азовскому морю придется раздробиться на озера и по-прежнему отправлять образующие его воды Керченским проливом.

Пролив этот при генуэзцах именовался Кафинским проходом и Устьем Св. Иоанна, а турки именовали его Таман-Богаз.

Генический пролив, образовавшийся на северных оконечностях Азовского и Гнилого морей имеет в длину около 400 сажен, при ширине 44, а в глубину — начиная от 1 аршина до 2 сажен. Впрочем, старожилы говорят что лет 40 тому назад он был гораздо глубже. Обычно течение в нем неприметно, но при сильных восточных ветрах оно может быть того быстрым, что масса воды выступает из русла и разливается в окружности на расстоянии от 5 до 15 сажен. Генический пролив имеет важное значение только в отношении поддержки Сиваша, который без него давным-давно превратился бы в озера и солончаки. Название этого пролива происходит от татарского слова «индже», что означает: узкий, тонкий.

На Гнилом море, состоящем из бесчисленного множества озер различных видов и очертаний, существует много проливов, соединяющих его разбросанные воды, но поскольку они не представляют никакого интереса и только служат каналами смешивания воды одного озера с другим, то и нам незачем входить в подробности их описания.

 

Острова

 

В юго-западном углу Каркинитского залива есть несколько незначительных островков, образованных наносами животной материи, которые не успели еще разложиться до степени, делающей почву плодородной. Острова эти находятся вблизи берега и весьма вероятно — в будущем соединятся с ним. Самый большой находится по соседству с Сарыбулатской бухтой и носит название Сарыбулат-Адасы. Мельчайшие островки встречаются в море вплоть до прибрежной татарской деревушки Огуз-Оглу. Несравненно большее количество также ничтожных и бесполезных для человека островов находится на Сиваше. Они и здесь так же как и в Каркинитском заливе, служат местопребыванием миллионов водяных пернатых, единственных обитателей их. Все эти острова плоские, и потому беспрестанно изменяют величину и форму..

 

Полуострова

 

В Тавриде есть три обширных полуострова и именно: восточный или Керченский, западный или Тарканкутский и южный или Севастопольский. Каждый из них в свою очередь дробится на несколько мелких.

Керченский полуостров — самый больший из всех. Начинаясь оконечностью Сиваша и Феодосийской бухтой, при 16 верстной ширине он простирается на 80 верст к востоку. Полуостров этот окружен Черным и Азовским морями, а также Керченским проливом. Полоса, прозванная древними Зенон и Эйнон, а у итальянцев Zuchala или Zucalia, в настоящее время зовется Арабатской стрелкой, т.е. именем некогда бывшего здесь турецкого укрепления и в свою очередь имеет множество полуостровов, кос и т.п.

Керченский полуостров отличается от прочих замечательным плодородием почвы, различного состава минеральными источниками и прекрасными памятниками древности.

Тархнкутский полуостров — от Джарылгачского залива до озера Донузлав — имеет около 30 верст в длину и до 26 в ширину; если же провести линию от Каркитинского залива до Саккского озера, полуостров этот будет иметь до 60 верст в отрезе от материка и до 70 от центра линии к морскому берегу.

Как изобилующий минеральными частицами в почве, он представляет замечательные пастбища для скотовода, но далеко уступает в плодородии восточной оконечности Крыма.

Южным полуостровом Тавриды можно назвать пространство в поперечной линии от Кучук-Озенского берега до Булганакского устья, которое имеет в длину до 75 верст, а на юг по меридиану около 60-ти. Полуостров этот гористый. В нем расположены все лучшие долины, реки и сады Крыма. В западной оконечности своей он образует с Балаклавской и Севастопольской бухтами Трахейский или Херсонеский полуостров, имеющий в длину около 18 верст, а в ширину от 8 до 10-ти. Этот последний, несмотря на каменистый грунт и открытое для всех ветров положение, играет важную роль в истории крымских колоний. Между Судаком и Токлуком есть небольшое пространство 7 верст в ширину и около 3 в длину. Этот крошечный полуостров как и многие другие в Крыму не имеет особенных отличий и не пользуется собственным именем.

 

Мысы

 

Береговая линия Крымского полуострова лишь изредка сравнительно ровная либо тянется незначительными изгибами, но по большей части представляет, как сказано было выше, заливы, полуострова, косы, множество мысов, различных углублений и возвышенностей. Если крымские заливы бывают спасительны для мореходов, то не меньшую роль играют и некоторые из мысов, где устроены маяки, блистательно освещающие прибрежные пространства.

Первым мысом на СЗ берегу Черного моря является узкая оконечность земли, которая от дер. Битлибай вдается в Киркинитский залив по крайней мере на четыре версты. Следующий, Эски-Форос, образован оконечностью Тарканкутского полуострова, где воздвигнут и маяк. По соседству с устьем реки Альмы выдается мыс Лукулл. На ЮЗ оконечности Трахейского полуострова выступают: Херсонеский мыс с прекрасным маяком, освещающим вход в Севастопольскую бухту, и мыс Феолент. Затем следует каменная скала Айя-Бурун (святой-нос). Название это, составленное с греческого «айя» и татарского «бурун» происходит от существования на этой скале развалин храма во имя св. Ильи, вследствие чего мыс этот некоторыми называется Ай-Лия-Бурун. Многие из писателей полагают, что мыс этот носил название знаменитого в греческой мифологии Криометопона или Бараньего лба.

За Агия-Буруном начинаются отроги хребта Яйлы, которые выступают в море в виде мысов. Из них наибольшие — Кикенеисский и Лименский (Куртыры-Бурун). Дальше следуют: Мискорский или Бунага, Ай-Тодорский, Ориандский, Ялтинский или св. Иоанна и Никитинский. Мисхорский образован продолжением Ай-Петринской скалы, некоторые археологи считают ее Криометопоном на том основании, что она самая высокая в Тавриде и расположена за Трахейским полуостровом.

Ай-Тодорский мыс получил название от исковерканных татарами греческих слов «аиос» (святой) и Феодорос (Федор) по имени храма, бывшего здесь во имя этого святого. В древности он назывался Тазуса. Ай-Тодорский мыс, как более прочих вдающийся в море, также имеет маяк. По береговой линии между этим и Никитинским мысом выступает в море Ориандская скала, предохраняющая ялтинскую бухту от западных ветров, так же как Никитинский — от северо-восточных. Далее идет небольшой Гурзуфский мыс, а за ним в образе громадного медведя, как бы заснувшего на передних лапах опущенных в море, выступает Аю-Даг Сходство этой скалы с упомянутым животным до того поразительно, что мыс этот всеми назван Медведь-горой Он выступает далеко в море и действительно является тем самый мысом, который известен был древним под именем Бараньего лба.

За Аю-Дагом следует Кучук-Ламбатский мыс — древний Плака, образующий Богородской порт. За Алуштой — Учь-Коян-бурну, Чебан-Кале, Хыз-Куле и Алчах.

Последующий затем мыс рожден судакской горной грядой и называется он Килсе-Бурун или Чобан-Басты, которая выступлением своим к ЮВ образует от Алушты до Капсихорской долины громаднейший залив. При Отузском берегу находятся Карадаг и Ечки-даг иначе Капсель и Кузгун-Бурун, и за деревней Козы — Биюк-Сырт. Дальше между Бараколем и Феодосией есть мыс Киик-Атлама, затем следуют Двуякорный и Феодосийский. Последний известен туземцам под именем св. Ильи.

На Керченском полуострове первым мысом является Качик. Второй образовался у деревни Опук под именем Елкен-Кале (парусная скала), а третий у соединения Черного моря с Керченским проливом, известный под названием Такил-Бурун или Пангия — с маяком.

На Керченском проливе есть два мыса и именно Ак-Бурун (Белый нос) и Камыш-Бурун (Камышевый нос). По берегам Азовского моря первый мыс образован у места соединения Азовского моря с Керченским проливом под именем Фонара, где устроен маяк.

Вторым является Казантип  — вблизи от соленого озера и деревни Мисир, а третий — в окрестностях озера Ак-Таш, в центре северных оконечности древних рвов и напротив Качикского мыса.

По берегам Гнилого моря имеется бессчетное множество остроконечных углублений почвы в воду, принимающих различные виды мысов, но все они так ничтожны, что не заслужили собственных имен со стороны татар.

Говоря о мысах Тавриды следует сказать что многие из них, образовавшиеся на примыкающих к морю степных равнинах, очень мало возвышаются над его уровнем. Что же до остальных, то многие представляют страшные обрывы, не дающие возможности приближения к ним судов.

 

Перешейки

 

Крымский полуостров имеет сегодня один главный перешеек, соединяющий Тавриду с Европой и множество мелких, очень полезных для местных татар. В будущем число перешейков может увеличиться по мере изменения очертаний Сиваша.

Главный перешеек называют Перекопским — по имеющемуся на нем перекопу или искусственному рву, сделанному древними обитателями Тавриды. Существовал ли он издревле или образовался постепенно, определить довольно трудно, поскольку неясно и происхождение Сиваша. Если он возник из Каркинитского залива, то конечно постепенно, но если из вод противоположных частей Азовского и Черного морей, то надо думать иначе. Перекопский перешеек, известный в древности под именем Тафроза у греков, Ор-Хапу — у татар -, а у генуэзцев Цухала имеет самую большую ширину до 15 верст, а у конца Старого соляного озера около 3-х, по самому же валу насчитывают не более 8 верст.

Второй перешеек, ведущий на Трахейский полуостров, находится между Балаклавской и Севастопольской бухтами.

Из числа остальных наиболее важным для татар считается Евпаторийский, пролегающий между морем и обширным гнилым озером, подходящим к Евпатории, а также Конегеский и многие другие составляющие ближайшие проезды между морем и обширными озерами.

 

Пресные воды

 

Профессор Козловский, изучавший количество и качество пресных вод Таврической губернии в продолжение  4-х лет, пришел к выводу, что Крымский полуостров без внутренних вод занимает 22328 квадратных верст. Из этого числа около 11000 кв. верст обеспечены пресной водой так:

а) на пространстве около 5000 кв. верст имеется мелкая пресная вода, большей частью проточная — горные родники и ручьи;

б) 2200 кв. верст имеют пресную колодезную воду  на глубине от 1 до 5 сажен;

в) на 2500 кв. верст пресная вода есть в колодцах глубиной от 5 до 10 сажен;

г) на пространстве 1200 кв. верст есть пресная вода в колодцах глубиной от 10 до 15 сажен.

На остальном пространстве 11300 кв. верст ощущается недостаток мелкой пресной воды, а именно:

а) на 6600 кв. верст имеются мелкие колодцы глубиной от 1 до 5 саж., но вода в них горько-солоноватая;

б) на 800 кв. верст нет ни колодцев, ни родников, а только так называемые ауты или неглубокие ставки, в которые собирается почвенная и атмосферная вода. В этих ставках она портится, гниет и высыхает к середине лета;

в) на 800 кв. верстах колодцы глубиной от 10 до 15 саж., но вода в них дурного качества;

г) на 1000 кв. верст вода находится на глубине от 15 до 20 саженей, часто солоноватая;

д) на 1500 кв. верст имеется очень мало пресной воды на значительной глубине — от 20 до 30 саж.;

е) на 700 кв. вер. имеются колодцы глубиной от 30 до 40 и более саж., где также соленая вода. Местности, обеспеченные пресной проточной водой расположены преимущественно на Южном берегу Крыма на северном скате Таврических гор, а также кое где у отдельных родников. Родники эти встречаются на берегу Сиваша при деревнях Мурза-Кояш, Найман, Асс, Бусюрман и Команджи. На Керченском полуострове они есть на берегу Азовского мор — в Казантипе, на берегу Керченского пролива в Тобечике и на берегу Черного моря в Опуке. Около Евпатории — в Тюп-Мамае, Джага-Кущу, Биюк-Актачи, Чоботараз. В тарханкутском округе — в Кучук-Абах, Чекраке и Донузлаве.

Кроме этого в том же Евпаторийском уезде в Кадыр-Боле есть балка, в верховье которой имеются прекрасные родники, в Коралар-Кипчаке есть два засоренных родника, в Карп-Оглу один, в Тюб-Мамае несколько засоренных, в деревнях Ибрам-Эли и Тюмени два источника. Около Чайгоза также встречаются засоренные родники, как и у деревень Абай, Ак-Баше, Учкую, Костеле и Джобоне.

В селении Бешел Перекопского уезда есть один родник хорошей воды, около Асс и Наймана несколько родников, один источник в Бусюрмане.

Симферопольский уезд: в Дуванкое и Бельбеке — три источника с горьковатой водой, в Кучук-Яшлаве один, в Черкез-Кермене 2, в Биюк-Отарчикче 1, в 17 деревнях Калезской волости имеется до 40 источников, в Мангушской волости до 50 родников и ручьев. В Зуйской волости некоторые из деревень также имеют родники и ручьи.

Места где колодезная вода находится на глубине от 1 до 5 саж., но по большей части является соленой или горькой, расположены узкой полосой по берегу Сиваша, Черного и Азовского морей. Ширина этой полосы от 5 до 20 верст, при длине более 500. Только на Керченском полуострове она образует прямоугольник, ширина и длина коего до 40 верст. Постранство, занимаемое этой полосой составляет в целом около 8800 кв. верст. Феодосийский, Перекопский и Евпаторийский уезды, как сказано выше, имеют воду преимущественно плохую.

Местности, довольствующиеся исключительно аутами, где вода самого дурного качества и притом высыхает летом, находятся в двух уездах — Перекопском (на берегу Сиваша — до 306 кв. верст) и Феодосийском — на берегу Черного моря (до 500 кв. верст).

Местности, обеспеченные пресной водой из колодцев с глубины от 5 до 10 саж. расположены преимущественно в Симферопольском и Перекопском уезде, до 900 кв. верст в одной черте и, кроме того, узкими полосами шириной от 5 до 8 верст и длиной не более 180 вер. по Евпаторийскому уезду. Все же пространство Крыма, имеющее на означенной глубине пресную воду, занимает 2500 кв. верст.

Вода в колодцах глубиной от 10 до 15 саж. встречается в Крыму на пространстве до 2000 кв. верст, преимущественно в Перекопском и Евпаторийском уездах. Самая большая часть этой территории находится в западных частях Перекопского и Евпаторийского уездов. Кроме того, есть узкие полосы длиной до 200 верст и шириной 4 версты в С части Перекопского и на ЮЗ Евпаторийского уезда. Из них около 800 кв. верст имеют колодезную воду дурного качества.

Пространство, где колодцы глубиной от 15 до 20 саж. и нуждаются в обводнении составляет около 1000 кв. вер. и находится преимущественно на границах евпаторийского уезда с Перекопским и Симферопольским. Чем ближе к Перекопскому — тем более вода засолена.

Наконец пространство в 2200 квадр. верст имеет воду, расположенную весьма глубоко, от 20-30 до 40 сажен, притом местами соленую и горькую. Только малая часть этого безводного пространства приходится на долю степи Перекопского уезда, большая же принадлежит Евпаторийскому.

Из сведений о количестве и качестве воды, имеющейся в селениях Крыма следует, что из 926 не обеспечены водой 419 сел, и что в это число входит 57 где есть только ауты или ямы с водой, большей частью солоноватой и грязной.

Насчитывается 207 селений, где во всех колодцах вода соленая или горькая, 155 — где среди соленых и горьких колодцев встречается пресная вода, но в ничтожном количестве, или где пресная вода есть на весьма значительной глубине — от 30 до 40 сажен.

В Симферопольском уезде из 164 селений только 14 крайне нуждаются в мелкой пресной воде потому что в 10 из них ее вовсе нет вовсе, а только соленая или горькая, а в 4-х хотя и есть пресная, но в весьма малом количестве или на глубине до 35 сажен.

В Феодосийском уезде есть 103 селения без пресной нормальной воды, а именно: 19 имеют воду самого дурного качества из аутов, и 84 располагают водой колодезной, соленой или горькой.

В Перекопском уезде в обводнении нуждаются 143 села, из них 54 не имеют пресной воды, а только соленую или горькую в колодцах; 20 довольствуются соленой или горькой водой из копаней, 30 имеют колодцы, из коих большая половина с соленой водой, 21 селение имеет весьма глубокую воду и в незначительном количестве, и 18 имеют лишь ауты с грязной пресной водой.

В Евпаторийском уезде 88 селений, где вовсе нет пресной воды, а только соленая или горькая и притом на глубине от 25 до 30 и более сажен, и 71 селение где вода хотя и пресная, но ее весьма мало на глубине 25-30 и 40 саж. Всего же в Евпаторийском уезде 159 селений, нуждающихся в мелкой пресной воде.

Чтобы вернее познакомить читателя нашего с положением жителей северной половины Крымского полуострова скажем что на сто сел в Евпаторийском уезде приходится 62 безводных, в Перекопском – 56, в Феодосийском — 56

В Южной же половине Крыма совершенно иные условия, например в Ялтинском уезде все села пользуются хорошей водой, а в Симферопольском терпят недостаток в ней из ста только восемь.

Таково положение полуострова касательно гидрографии. Оно, конечно, неутешительное, поскольку в крошечной сравнительно Тавриде протекают девять довольно полноводных речек, которые во время дождей очень быстро несут воды свои в море, нередко пересыхают в нескольких верстах от истока и не приносят ожидаемой пользы. На вопрос: — Отчего это происходят? — достаточно лишь сказать в каком положении находятся эти речки, чтобы читатель сам все понял. Возьмем для примера реку Салгыр, которая, как известно, принимает в русло свое множество речонок и ручьев, пересекая СВ часть Крыма. Кажется что до впадения в Сиваш река эта могла бы орошать огромные пространства, но на деле она благотворна лишь для немногих местностей. Причины тому следующие: река эта уже возле истока начинает расширяться и разделяться на отдельные рукава, затем течение ее становится все более и более неправильным. То она разливается от 10 до 100 саж. по хрящеватым площадкам с незаметной высоты берегами, то опять соединяется в два или три отдельные рукава с крутыми берегами или, наконец, образуя одно глубокое русло, течет извилинами. При этом все русло реки, начиная от Ай-Яна, занесено хрящем и камнем разной величины. Часто встречаются такие значительные наносы, что вся вода Салгира теряется под ними, а где они поменьше либо образовались углубления в русле, там она показывается опять и продолжает свое течение, пока не встретится вторично с буграми хряща и песку. По мнению профессора Козловского засорение русла Салгира так велико, что несмотря на обилие воды он не в состоянии течь свободно не более 10 верст. Вода же, которой пользуются из него жители Симферополя и окрестностей до Сарабуза включительно, приносится притоками Салгира — Ангарой, Гурлюком и Тавельскими ручьями.

Главный приток Салгира — Гурлюк, по словам А.Н.Козловского также завален конгломератом, пнями и стволами деревьев. Рукава Ангары, Кизил-Коба и Куш-Озен протекают среди голых скалистых мест и до того извилисты и засорены, что хотя родники, образующие эти ручьи, дают воду довольно обильно и постоянно в течение всего года, но она никогда не доходит до Ангары, а тратится совершенно бесполезно среди ситников и камыша выше ее.

Из притоков Салгира, впадающих в него ниже Симферополя, лучшими считаются речки Бештерек, Зуя, Бурулча, большая и малая Карасовки. Вот что говорит о состоянии этих речек г. Козловский.   Бештерек длиной около 70 верст, он начинается из ям, и течет слабой струей по руслу, засоренному щебнем, камнями и валежником. Родники, имеющиеся в Мазан-Кам и на земле князя Ливена значительно усиливают полноводность. В поместье Кырк река эта принимает восемь родников из бесчисленного числа небольших ручьев, образующих болота. Из Кырка Бештерек выходит довольно сильной речкой, но почти не добирается до деревень Шеих-Кой, Кады-Кой, Баубек и т.д.

Зуя начинается сильным потоком из скальной трещины, и на первой версте усиливается водами многих засоренных родников, далее она подходит к болоту, образованному разными источниками, расчистка которых удвоила бы воды ее. Зуя за деревней Кипчаком сильно засорена щебнем и хрящом и очень извилиста, не смотря на довольно значительные притоки — Чомул, Кол, Матай и Кутуршеля — она становится безводной к деревне Беш-Аране.

Бурул-Ча. Первые 15 верст течения этой речки покаты, завалены огромными камнями и почти безводны. Далее ручейки образуют озерца, а некоторые сливаются в русло. Около деревни Баксан вода в Бурул-Че несколько раз уходит под щебень и появляется заново. За Баксаном русло ее очень широкое, но совершенно сухое. Вдоль по течению Бурул-Чи от Кайнаута до Токай-Эли есть много родников которые заслуживают внимания, но уходят под наносы или образуют болота.

Большая Карасовка, несмотря на извилины и сильное засорение русла камнем, хрящом, хворостом и пнями простирается до 120 верст. При более выгодных условиях она могла бы орошать большое пространство.

Остальные притоки Салгира, выходящие из родников, рассеянных вдоль по их течению, также засорены, извилисты и заросли кислыми травами и тростником настолько, что течение воды заметно лишь в верховьях названных притоков, внизу же неподалеку от впадения их в Салгир, видны лишь кое-где топкие и болотистые места.

Относительно рек Алмы, Качи, Бельбека и Черной, г. Козловский говорит следующее: хотя они засорены, извилисты и уровень воды их весьма непостоянен, но благодаря тому что по берегам растет лес, воды гораздо больше и очень немного участков, где они уходят под землю.

 

Проточные воды

 

Из сказанного видно что С и СВ части Таврического полуострова не орошаются почти ни одной рекой, которая могла бы содействовать улучшению быта поселенцев наводнениями и удобрением почвы посредством зарождения травы и растительности. Здесь рост посевов и диких трав, а также огородных овощей — например горького лука и бахчевых, разводимых на целине — полностью зависит от дождей, которые бывают очень редко. Между тем в этих степях издревле живет человек со стадами домашних животных и с трудом добывает с большой глубины горько-соленую воду плохого качества, не имея понятия об артезианских колодцах. Татары не понимают, какое великое благо может представить для этой части полуострова проведение днепровской воды через всю Таврическую губернию, что предупредило бы на многие века засорение лиманов, а степные части Крыма стали бы райским уголком.

Тот факт что Днепр теряет много воды, которая каким-то образом скрывается в глубине земли и будто бы проникает под почву Крыма, доказывает француз Матерно буровой скважиной в селе Джанлар. Он встретил на глубине 9 сажен тот же кварцевый песок, из которого состоит берег Днепра, и того же состава воду, какая есть в этой реке. Добытая французом вода поднялась над поверхностью земли на один аршин и по вычислениям его просачивается она на линии одиннадцатью саженями ниже уровня моря и, следовательно, проходит под Сивашом, лишенным возможности своим илистым дном пропускать воды до этой глубины. Открытие Матерно должны были бы использовать крупные землевладельцы этой части полуострова, если б ими замечено было, что просачивания эти составляют повсеместно правильные течения, а не скопляются едва приметными струями Бог весть откуда. Впрочем так как я не верю, что сказанное г. Матерно заслуживает доверия, то и не стану распространяться об этом предмете.

На восточном прибрежье Саваша, в так называемом Чонгарском кадылыке, добывание пресной воды хорошего качества не сопряжено с такими усилиями как описано выше. Проживая в дереане Конурчи, принадлежавшей нам, я убедился, что на открытие хорошей воды, требовалось не более трехаршинной ямы в глубину, но месяц спустя вода эта изменяла вкус свой и превращалась в горько-соленую, что доказывало влияние близкого соседства Гнилого моря и высохших озер, сохранивших в изобилии осадки солей. Почти то же самое подмечено было мной и на Арабатской стрелке, где попадаются колодцы с прекрасной водой. Ясно что она скапливается в них из верхних песчаных слоев, потому что при более отдаленной скважине становится горько-соленой.

Более счастливым исключением можно признать русла таких незначительных речонок как Четерлик, Самарчик и Отар-Чекрак. Все эти источники, пробиваясь на поверхность земли, совершенно не похожи по качеству на воду, которая есть в бассейне горной части Тавриды. Состав их подобен дождевой воде, не имеющей в себе достаточного количества минеральных начал, необходимых для полного благосостояния растительного и животного мира. На Керченском полуострове, начиная с СВ окрестностей Феодосии, нет постоянных рек, но временных есть несколько, они образуются от дождевых и прочих истоков. Следовательно все население этой части Тавриды должно добывать себе воду из недр земли, соседней к трем морям и вдобавок изобилующей нефтяными скопами. К счастью подземные ключи здесь не так отдалены от поверхности, как  на Перекопе. Однако здесь есть места, совершенно не представляющие возможность добычи воды даже самого дурного качества, как в Перекопском уезде, и обитатели поставлены в необходимость довольствоваться ею из болот, (аутов), образующихся от дождей. Такая местность начинается недалеко от Феодосии, а именно от деревни Абдал, где по рассказу стариков еще в 1820-х годах были обширные пресные озера, вероятно подобные тем, какие находятся в весеннее время на северном берегу Феодосийской бухты и содержат огромное количество камыша, который является верным признаком торфяных залежей.

Для дополнения сказанного необходимо прибавить: чем дальше от соленых озер находятся горько-соленые подземные ключи, открытые посредством колодцев на всем северном и восточном протяжении Тавриды в третичных слоях почвы, тем они более благоприятны для употребления и наоборот, чем ближе к ним — тем негоднее. По свидетельству некоторых ученых во многих из этих колодцев вода имеет сильный серный запах и особенный горько-соленый вкус. Подвергнутые тщательному химическому анализу, воды эти кроме большого количества хлористого натрия содержат йодистый натр, сернокислую магнезию, двууглекислую магнезию, сернокислый натр, фосфорнокислую известь, кремнистую кислоту, хлористый кальций и т.д. Естественно, что при таком составе воды эти считаются целебными для страждущих различными недугами. Наиболее полезными признают Перекопский колодец и два ключа, впадающие в Чокраское соляное озеро близ Керчи. На большой глубине в этой же местности вполне удовлетворительного качества вода добыта посредством артезианских колодцев, а именно: в Евпатории с глубины 440 футов, близ Феодосии в деревне Петровка – с 500 футов и Керчи — с 700 футов Первый колодец дает пресную и чистую воду с легким серным запахом из слоя хрящеватого песка, следующего за глиной; второй проходит сквозь глину, а последний пересек несколько раз прослойки сернокислой извести.

Южная половина Крыма, сравнительно с восточной и северной, может считаться богатейшей в отношении проточных вод и доброкачественности колодцев. Перечислю их от окрестностей Феодосии. Всем известно, что в Генуэзское и Турецкое господство в Кафе, город этот был заполнен сотнями фонтанов, развалины которых до сих пор сохраняются во многих местах. Следовательно в былые времена, когда горы возле Феодосии были покрыты лесами, здесь существовали громадные резервуары воды снабжавшие город множеством ключей. Но это еще не все: некоторые историографы повествуют о наличии в окрестностях Феодосии реки Истрианы*, от которой ныне сохранились едва приметные следы ничтожного ручья, вливающегося в море при въезде в город. Теперь же в Феодосии существует не более четырех фонтанов, из которых один дает горько-солоноватую воду.

Следуя далее по равнинам, прилегающим к отрогам крымских гор, путешественник часто встречает небольшие родники и реки, которые в весеннее время превращаются в страшные потоки, кроме этого повсюду есть колодцы с прекрасной водой. Лучшими из них считаются:

1) родник при деревнях Криничке и Солтановской.

2) старо-крымский или Чурук-Су (гнилая вода). Он назван  так поскольку дает у верховий отличного качества воду, которой пользовались еще монголо-татары во время пребывания своего в Старом Крыму, смывал все дворовые нечистоты, а по избытку содержания белой глины имел свойства окрашивать ею русло. Ручей от этого источника проходит верст до сорока.

3) Су-баш (начало воды) вытекает из невысоких гор и образуется тремя различными источниками, которые затем сливаются в одно русло. Речка эта впадает в крошечное озеро на берегу Сиваша и  редким летом не пересыхает до последней капли.

Все эти речонки, как и последующие за ними у верховья, замечательны в зимнее время умеренной температурой, а летом нестерпимой прохладой, прекрасным вкусом и прозрачностью, но, очищаясь на своем протяжении от растворенных в воде твердых веществ и в результате соприкосновения с воздухом, представляют безвкусную и вредную для непривычной натуры воду.

4) Куру-Индол. Название это явно татарское — от слов «куру» (сухая) «инд» (индийская) и «ол» (дорога), вероятно через нее была переправа для караванов идущих из Индии и обратно из славной столицы Старого Крыма. Куру-Индол берет начало в окрестностях татарского селения Шак-Мурза и образован слиянием двух ручьев. Русло его служит стоком всех почти дождевых и снеговых вод большого пространства, и поэтому весной эта речка принимает обширные размеры.

5) Мокрый Индол получил имя прилагательное как бы в отличие от соседней реки. Мокрый Индол несравненно полноводнее перечисленных выше рек, он вытекает из более высоких гор и состоит из трех довольно больших родников и множества мелких, которые присоединяются на пути. Изгибаясь на протяжении около 45 верст, вблизи от устья он сливается с речкой Ашилом, берущей начало в окрестностях Бурундука и образованной также из трех главных и нескольких малых источников.

6) Кучук-Кара-Су (маленькая черная вода) названа этим именем в отличие от другой реки, протекающей недалеко от нее. Маленькая Карасовка образуется из девяти небольших источников и перед впадением в Сиваш соединяется с Большой Карасовкой. Река эта в летнее время года едва заметно сочится и нередко совершенно пересыхает.

7) Сары-су (желтая вода) — один из горных источников, берущих начало в окрестностях татарской деревни Султан-сарай, в дальнейшем она сливается с другими ручьями, а затем с водами Большой Карасовки. Соединение это происходит рядом с Карасу-Базараом. Разливаясь, речка эта иногда приносит городу значительный вред. Желтой же называют ее только потому что после дождей воды ее сильно окрашиваются желтоватой глиной, вынесенной от истоков.

8) Биюк-Кара-Су (большая черная вода), река эта издали кажется темноватой по цвету русла, окрашенного местами осадками темной глины. Течет она с Караби-Яйлы и образована слиянием семи ручьев у деревень Чардай, Шенк-Эли, Ханлы и прочих. Будучи поэтому довольно полноводной рекой она, огибая западную сторону Карасу-Базара, орошает множество садов и огородов, приводит в движение мельницы и служит различным заводам  — кирпичным, чирипичным и т.п. Из впадающих в эту реку источников только три пользуются собственными именами, а именно: Чурун-Су, Вакуф-Бахча и Тунас. Как одна, так и другая Карасовки вливаются в Салгир приблизительно на 60-й версте после отдельного своего течения.

9) Бурулча (извилистая) берет начало свое несколькими отдельными ручьями из центральной горной части Тавриды и протекает по одной из лучших долин полуострова. Водам этой речки Крым обязан огромными садами по всей своей долине. На всем протяжении Бурулчи расположены обширные поселения. Бурулчинскую воду в Крыму считают замечательнейшей для настоя лучших чаев и мне помнится время, когда любители этого напитка посылали за ней нарочных из Симферополя. Несмотря на то что речонка эта очень мала, преимущество ее в том что она не пересыхает окончательно в летнее время. До впадения в русло Салгира, русло ее длиной верст в сорок.

10) На половине почтовой дороги между Симферополем и Карасу-Базаром, у русского селения Зуя путник переезжает огромный мост, перекинутый через небольшую речку, именем которой названо селение. Не смотря на небольшое количество воды она орошает сотни садов и огородов, и содействует благосостоянию обитателей, живущих на берегах ее. Зую образуют 10 различных ручьев, из которых лучшими считаются Фундуклу и Мунтана. На 35-й версте она впадает в русло Салгира.

11) Бештерек (пять дерев) — протекает между Зуей и Симферополем. Эта речка начинается вблизи Кизил-Кобы из на невысоких горах, и на 30-х версте вливается в Зую. В мокрое время года она бывает довольно бурной, но как только наступает жара — быстро пересыхает и лишает обитателей возможности поливки садов и огородов. В составе вод ее преобладает глина.

12) Бурурла (ямовидная). Этот небольшой ручей вытекает из низменности рядом с татарской деревушкой Даир и едва доносит воду свою до Салгира, куда и впадает, в осеннее же и весеннее время обилием воды нередко мешает переправе.

13) Чуюнча (чугуноватая) также незначительная речонка, образованная двумя родниками, до впадения в Салгир принимает еще два ручья у деревень Тегеш и Шанух.

Салгир считается самой большой рекой Таврического полуострова. Название это, вероятно, присвоено ему татарами от слова салхар (истекает). Река эта выходит из пещер в Палат-Горе вблизи деревни Аян, ключом три аршина в диаметре и течет по прекрасной долине Эски-Сарая или Мамут-Султана, мимо губернского города Симферополя, где орошает бессчетное множество садов, огородов и табачных плантаций. Вода его, судя по приятному вкусу, осадку на русле и степени изменения при пробе щавельной кислотой содержит много извести, вымытой из пластов известняка на Чатыр-Дагае. Салгир замечателен своей быстротой и массой воды в дождливое время года. Сила, с которой он мчит свои воды в этот период, ясна из глубины на глинистых участках его русла, дроблением и переносом на большое расстояние камней с верховья. В июле, если не бывает дождей, Салгир едва струится и бывают годы когда в августе русло его остается совершенно сухим. Река эта, длиной примерно в 125 верст, составлена из множества речонок и ручьев, главнейшими из которых признаются Гурлюк, Ангарский, вытекающий двумя источниками с СВ отрога Демерджинской яйлы и Ангарского ущелья, Даутнус-Куш-озен из сталактитовой пещеры Кызыл-Коба, Кучук-Салгир, Шимкай, Джиен-Софу, Бора, Мамак-Абдал, Ени-Сала, Аянский, Тавельский, Хыр-Аратукский, Биюк-Чешмеджи и Курча. В дальнейшем же течении, как сказано выше, в него вливаются Чукурча, Чуюнча, Бештерек, Асма, Зуя, Бурулча и обе Карасовки. Все эти воды Салгир несет в восточную оконечность Сиваша, но до впадения делится на два рукава, из которых один признается искусственным.

Слава Салгира в Тавриде так велика, что все остальные реки полуострова именуются дочерьми его. Татары во многих легендах и песнях упоминают Салгир и возносят его до смешного значения. В сущности же река эта ни к чему более не годна кроме как для поливки небольшой территории, от окрестностей Чавке и Мамут-Султана до Кара-Кията.

15) Одним из лучших фонтанов в городах Тавриды по изобилию и качеству воды считается симферопольский, расположенный возле Петровской слободы. Было время, когда он один снабжал большую часть города водой в течение всего лета. Ручей этот также вливается в Салгир.

16) В 16 верстах от Симферополя по направлению к Евпатории, в степи появляется ручей, известный под именем Атмана который, соединяясь со многими другими, образует небольшую речонку, текущую по границе Евпаторийского уезда, впадает она в Черное море. Высыхает речонка эта как только последует летняя жара.

17) Далее следует Контуганский ручей, который образуется из стоков дождевой и снеговой воды. С северо-западного склона крымских гор берут начало следующие ручьи и реки.

18) Со стороны Севастополя, в трех верстах от Симферополя, находятся истоки большого ручья, образующего ставок, известный под именем Славича, и снабжающего водой фонтан, воздвигнутый на Симферопольской базарной площади.

19) Несколькими верстами дальше находится переезд через небольшую речку Булганак, которая течет на запад и по течению своему питает много фруктовых и виноградных садов. Булганак, принимая в себя ручьи Ашиль, Юншунь и другие, едва ли проходит более 30 верст от верховья, находящегося в окрестности деревни Чистинькой до впадения в Черное море около селения Зомбрук. Название, присвоенное татарами этой реке, надо полагать, происходить от прилагательного «буланых», т. е. «мутная».

20) На 15-ой версте от Симферополя к Бахчисараю почтовая дорога пересекается рекой Алма, которая в своем течении образует садовую равнину длиной верст на шестьдесят. Река эта, не уступающая прочим, начинается от подножья Синап-Дага слиянием 24-х горных ручьев, наибольшими из которых считаются: Кууш, Бадрак, Сабла и проч. Река, прозванная татарами Алма, что означает «яблоко», считается в Крыму священной вследствие впадения в нее высокочтимых источников св. Косьмы и Дамиана. В летнее время года она эта едва струится, но вообще принадлежит к числу рек, доставляющих жителям значительную выгоду, орошая прибрежные пространства.

21) Кача. Название это происходит от татарского глагола «хач» — «крест», или вследствие бывшего на берегу ее селения Качи-Кальен. Река эта полноводнее Алмы, стекает она с Бабуган яйлы и состоит из двадцати семи ручьев, из которых лучшими считаются Марта-Су, Чурук-Су, Хура, Стили, Озен-Баш и Кастана-Су. Кача вьется на расстоянии около 60-ти верст, орошая множество виноградных и фруктовых садов, табачных плантаций и огородов. Долина, по которой она несет воды свои, считается одной из богатейших и красивейших в Крыму. В составе ее вод заметна значительная примесь шиферных начал, и поэтому она признается способной удобрять орошаемые ею места.

22) Бельбек (сильная или крепкая спина), иначе называемая туземцами Кабарда (надувшаяся), образуется двадцатью четырьмя горными ручьями, из которых шесть сливаются до деревни Коккоз, а остальные два – до деревни Татар-Осман-Кая, пять по направлению в дер. Янжу, один из Коклуза, четыре от Гавры до Албата, два от Мангупа до Каралез и один у деревни Камышлы. Судя до количеству этих ручьев, которые после каждого дождя превращаются в реки, ясно, что Бельбек от принимает Камышлов значительные размеры, но в сухое лето он выглядит ничтожным ручьем с безвкусной глинистой водой. Огромная полоса земли обязана Бельбеку такого же рода растительностью, какая встречается по берегам Качи и Алмы.

Один из ручьев Бельбека, а именно Куру-Узен, образует против горы Бойки естественный ставок известный под именем Кара-Голь, изобилующий крупной форелью.

23) Черная речка или Казыклы-Озен. Первое название присвоено ей русскими от татарского селения Чергун, мимо которого она протекает, а последнее, древнейшее, от слова «хаза» (бедовая) или вследствие того, что часто пересекалась кольями для задержания сильного напора воды при разливе. Черная речка вытекает из Байдарской долины возле деревне Скеля в виде ключа, совершенно незаметным образом. К ней добавляются тут же два источника, сбегающие из ущелья Календи, один из Узунджи, один из Сахтика, три – с Байдарских гор, один из Хайто, два из Биюк-Мускомьи, один из Баги, два из Уркусты, один из окрестностей пещеры Сюндурлю-Хоба, два из окрестностей Озенбашчика, один — деревни Уппа, два — деревни Кучка, три из оврагов деревни Кучук-Мускомья, три из деревни Адым-Чекрака, Ай-тодора и Шули. Таким образом она состоит из двадцати двух ручьев, которые в весеннее и осеннее время сами по себе имеют аршина два в ширину. Река эта самая глубокая из всех крымских при впадении своем в севастопольскую бухту. Здесь глубина ее такова, что небольшие гребные суда свободно подходят к инкерманским скалам и грузятся камнем. В составе вод ее много извести. Течение этой реки довольно быстрое, но так как она в основном идет по ущелью, стесненному горами, то человек не в состоянии был воспользоваться водами ее подобно Каче, Алме и Бельбеку, и она больше полезна для мельниц, чем садам и огородам. Главное то, что река эта никогда не пересыхает полностью, что случается с остальными крымскими реками в жаркое и сухое лето.

Черной рекой завершается перечисление горных источников, находящихся у подножья С и СЗ склонов крымских гор. При этом мы обращали внимание только на более или менее значительные ручьи, но если бы пришлось перечислять едва струящиеся, то таковых наберется несколько десятков от Куушинского богаза (перевала) к Алуште до Кучук-Мускомьи. Ручьи эти вытекают по большей части из средней высоты Яйлы, они прозрачны, как хрусталь, прохладны, с чрезвычайно вкусной водой, но количество ее так незначительно что нередко она поглощается почвой или образует естественные пруды, заросшие красивым, плавающим на поверхности, растением водокрас (Xidrocharis mor-sus ranae). Лучшим считается пруд, находящийся на возвышенностях против татарской деревни Узунджа.

Все описанные реки, стекающие по северным склонам гор, имеют  резко иной характер и состав воды по сравнению с реками, находящимися на противоположной стороне хребта. Они несравненно полноводнее, пробегают обширные долины по чисто глинистому грунту с быстротой не более 4 футов в секунду. В наибольших из них обитают мелкие породы рыб и раков, а в верховьях попадается и форель. Последняя, как и раки, в большом количестве живет в Черной речке, бесспорно имеющей самую холодную и лучшую из всех воду, так как проходимое ею пространство невелико, но изобилует горными породами.

Теперь перейдем к водам, вытекающим из южного подножия Яйлы, и впадающих в другую часть Черного моря:

Первым источником, поригодным к орошению садов и огородов от Феодосии по направлению к Южному берегу, считается Отузский, он образован несколькими незначительными ручьями, которые истощаются после наступления июльской жары.

Второй за ним — Козский. Он хотя дает и меньше воды, но в такой же степени удовлетворяет потребностям населения.

Третий — Судакский или Таракташский, это один из лучших источников, которому местные жители обязаны хорошей поливкой. Полагают, что речка эта названа татарами Су-Даг (лесная вода) не потому, что протекает лесами, а по имени некогда знаменитой Судгагии, вблизи которой вливается в нее с ЮЗ склона крошечный минеральный ручеек.

От Судака до последнего отрога южной стороны Яйлы водяные источники так часты, что невольно приходится согласиться с разумным мнением аббата Парамеля, что под всяким долинообразным углублением почвы, как бы оно слабо не обозначалось, лежит русло источника. И действительно, речки, о которых будет сказано ниже, в большинстве своем появляются в глубоких долинах, каковы: Шеленская, Воронская, Капсихорская, Туакская, Ускутская и прочие. Качества этих вод прекрасны у истоков, но некоторые из них — от Судака до Ускута — содержат в большом количестве глауберову соль. Лучшими считаются двенадцать источников в окрестностях Искута, четыре — возле Туака, девятнадцать около Улу-Озена, три рядом с Куру-Озеном и один возле Кучук-Озена.

Лучшим из всех по указанным долинам считается обширный Куру-Озенский (микро-потамос) источник, который, вытекая из отвесной скалы образует прекрасный водопад Джур-Джур. Родник этот никогда не пересыхает и, следовательно, неправильно окрещен Куру-Озенским (сухой рекой). Вернее было бы назвать его Биюк-Озенским, т.е. именем деревни, в окрестностях которой он появляется. От Куру-Озена до выхода к Алуштинской долине в нескольких местах по берегу моря пролегают русла давно исчезнувших рек, которые становятся временно действующими только после очень мокрой зимы и сильных дождей. Обширные русла эти, засыпанные массой раздробленного мергеля и заросшие мощной речной растительностью свидетельствуют о том, что в былое время здесь текли ручьи постоянные, иссякшие затем вследствие засорения в бассейне стока или из-за подмыва скальных пластов, провалов, оседаний и т.п. Впрочем, некоторые из них до сих пор имеют свои названия, так например Эды-Ев, Дуд-дерек, Канака, Лухара и т.п.

Немало источников есть в Алуштинской долине. Один из них вытекает из-под массива Демерджи, два — из шумского оврага. Соединяясь между собой они образуют речку Сезарлык или Демерджи-Озен, проходящую по восточной окраине долины. В окрестностях Алушты находятся всего шесть родников, а именно: Врисичесме, Сер-Ауз, Сасых-Чесме, Ай-Еры, Чашпурна и Аранлар-Хры. Девять ручьев возникают в окрестностях села Шумы, одиннадцать – возле деревни Демерджи, а семь других – в окрестностях деревни Корбеклы. Сливаясь, они  составляют речонку которая орошает Алуштинские сады расположенные на западной окраине долины. Некоторые из них выносят из горных ущелий мергелевую почву, а другие сильно осаждают в русле известковые и железные начала.

После алуштинских несколько ручейков и признаки водостока попадаются в окрестностях горы Кастель. Дальше почтовый тракт беспрестанно пересекается глубокими оврагами, показывающим сток, появляющийся на поверхности только после сильных дождей.

В окрестностях Биюк и Кучук-Ламбата источников насчитывается девять, и кроме того неизвестное количество их подземными путями стекают в море. Это видно из легкого просачивания воды в тех местах, где мергелевые пласты приподняты и обнаруживают глинисто-каменистое наслоение. У Дегермен-Коя являются двенадцать ручьев, образующие речку Аранлар-Су. Далее, в окрестностях Кизильташа находится шесть родников.

Более заметной является речка Таката или Партенитская, ее образуют три горных источника, находящихся по соседству с Дерменкоем. Отсюда до Гурзуфа нет постоянных речек, но зато беспрестанно встречаются ручьи, лучшие из которых — Путамиц и Суук-Су.

Гурзуфская речка Авунда возникает верст за шесть от берега моря, куда и впадает, она состоит также из шести ручьев.

Никитинские источники вытекают: один из подножия Яйлы, а другой, известный под именем св. Иоанновского, у самой почтовой дороги. Оба эти ручья никогда не пересыхают и в вода их изобилует известковыми началами (сильно кальцинирована – В.Б.).

Верхне-Масандровский источник обращает на себя внимание постоянным изобилием воды, которая орошает множество садов и огородов вплоть до самой Ялты, ею же снабжаются и городские фонтаны.

Окрестности деревень Ай-Василь и Дерекой орошены тремя ручьями — Путамиц, Гува и Дильяри, известных раньше под названиями Панаш, Стамис и Темиара, которые в слиянии образуют речку Бала, никогда не пересыхающую. Главнейший из этих источников образует живописный водопад и изобилует форелью. Кроме них в лесу этом есть еще семь ручейков.

После этой речки несколько источников имеются у греческих поселений Фарфора и Аутка, сливаясь в одно русло они образуют реку, известную как Учан-Су (Кремасто-Неро). Первый из этих источников расположен при входе в деревню Фарфора и никогда не пересыхает. Вода его едва ли не самая вкусная в Крыму, второй ручей является в Аутке, но в жаркое лето пересыхает. Третий сходит в ту же деревню из подножья горы Эки-Чам. Четвертый, изобилующий водой, именуется св. Дмитриевским; пятый, спадающий с дерекойской Яйлы, носит название Алоницы. Шестой назван Учан-Су, он выходит из отвесной скалы и со страшным шумом летит в глубокую пропасть. Водопад этот, находящийся в густом лесу, после дождей принимает величественный вид, а издали представляется белоснежной пеленой, падающей с высокой скалы в зеленую чащу. У подножья этого водопада в одном из боковых гротов, наполненных всегда водой, обитает одно из редких земноводных животных — почти безголовый ящеровидный протей (hipochthon laurenti)*. Там же есть форель и рыбка из породы Dasterosteus с двумя пиками под животом и одной на спине. Вода Учан-Су так сильно пропитана известью, что во многих местах покрывает русло свое осадком, похожим на травертин. (Travertin). Незначительный ручек этот в летнее время года после дождей превращается в бешеную реку, которая, вырывая с корнями деревья и громадные камни, сносит их в море.

Со стороны Могаби в русло Кремасто-Неро вливается несколько ручьев из скал: Кизил-Кая, Горпано Сталони, Ставрея, Монаколя и Барбала-Дере. Ручьи эти именуются Кротирия, Ставас, Мекасу, Ставрис, Кара-Кунга и Гастагия. По наблюдениям моим, здесь есть очень много таких источников, которые едва показавшись снова исчезают в почве, а прочие едва приметной струей проходят не более 50 сажен от верховья. Из них важнейшим считается Биюк-Су (большая вода). Отсюда до окончания хребта Яйлы все источники имеют одинаковый состав вод, но некоторые обнаруживают осадок извести в таком изобилии, что образуются туфы оригинальных форм, пронизанные отверстиями в виде трубочек и чрезвычайно сходные с постройками морских зоофитов коралловой семьи.

За Ливадией водяные ручьи попадаются беспрестанно, но не многие из них доходят до моря. В Орианде их несколько, из них один образует довольно красивый водопад. В Гаспре три ручья после дождей превращаются в реку. В Мисхоре и Куреизе кроме временных речонок Томник-Дире и Гузлер есть несколько фонтанов. В Алупке почти на каждом шагу сочатся ручейки, кроме того с гор стекают речонки Кулуплы и Паста. До Лимены в ручьях также нет недостатка. В Кикенеизе и Кучук-Кое хотя и нет особого изобилия источников, но течение воды с гор подземными путями настолько сильно, что нередко переносит с места на место огромные куски земли и образует воронки глубиной сажен на тридцать. Последний раз такой провал случился осенью 1867. Затем ручейки появляются у морского берега подле деревушек Михалатка, Мшатка, Форос и Ласпи. Речки здешние называются Лимена, Кара-Дере-Озен, Кацевела, Челбака, Хоризо-Озен и Даста-Озен. Из них самыой лучшей по качеству воды считается Суук-Су, она вытекает недалеко от почтовой дороги и приходит в деревню Кучук-Кой. Описав проточные воды ЮВ склона крымских гор необходимо добавить что рано или поздно, когда эта полоса будет густо населена, без всяких усилий и затрат капитала открыто будет множество других ручейков, которые в настоящее время поглощаются наносной почвой и перегноем лесов. Все же существующие ныне источники имеют то удобство, что легко могут быть отведены от русла в различные стороны, что трудно сделать в степи, где большие реки прорезают землю глубоко и становятся непригодными для орошения.

После Южного берега пресной водой изобилует Бахчисарайское ущелье, там почти на всяком шагу встречаются фонтаны, а также Карасу-Базар, где в любом почти дворе есть колодец с прекрасной водой. Подобно Бахчисараю в прошлом столетии славились фонтанами Симферополь и Феодосия. В первый вода шла посредством водосточных труб из естественных резервуаров, открытых в южной половине города, и фонтаны эти были в старой его части по линии от кладбищенской церкви до Петропавловского собора. В детстве моем я видел эти трубы, заросшие осадком извести, вследствие чего и прекратилось истечение воды из них. Что касается фонтанов феодосийских, то они снабжались водой из искусственных запруд, куда собирались все дождевые и снеговые истоки с ближайших возвышенностей.

История говорит что при генуэзском владычестве один из главных бассейнов Феодосии воздвигнут был армянским епископом, а при турецком и татарском господстве тщательно расчищены были самые ничтожные на вид следы просачиваний, подобными мерами было создано до семидесяти пяти увеселительных фонтанов во дворах зажиточных беев и мурз.

До сих пор речь шла о проточных водах на поверхности полуострова. Теперь обратимся к причинам их явления и скажем несколько слов о той воде, которая добывается из почвы. Известно что источники берут начало свое в естественных резервуарах, образованных в горах действием подземного огня, в которых скапливается дождевая и снеговая вода посредством просачивания. Чтобы лучше убедиться в этом, взойдем на Яйлу и остановимся на той части ее, которая служит центром скопления вод, образующих Черную речку, Коккоз, Озен-Баш, ручьи Алупкинские, Ориандские, Аутинские и Дерекой-Айвасильские. Местность эта во многих местах изрезана оврагами, громадными котловинами и бездонными провалами, куда сбегают все почти дождевые и снеговые воды, выпадающие верст на 20 в окружности. После этого следует второй ярус с такими же насечениями и котловинами, а в некоторых местах и третий. Все они задерживают воды источников до того времени, пока не последует поглощения их мягкой почвой. На равнинах же, всегда покатистых к центру, образуются обширные озера (болота), которые также исчезают по мере всасывания в землю и естественно наполняют скрытые от глаз гроты. Татары, взглянув на эти болота, всегда безошибочно определяют количество воды в соседних источниках и как только они пересыхают, спешат отгонять стада в низменные пространства.

Как не существенны эти причины, но при подсчете числа снежных и дождевых дней, количества их, испарений и влаги при постоянных ветрах, мы неминуемо приходим к выводу, что если б на вершины Яйлы выпадало вдвое больше снегов и дождей, то и в таком случае их не может хватить для снабжения всех крымских рек, ручьев и колодцев. Обстоятельство это невольно заставляет согласиться с мнением г. Фольгера, полагавшего что дожди и снега представляют не слишком существенный вклад в образование источников, а роса и туманы имеют предпочтительное влияние. В доказательство своих взглядов ученый этот не без оснований утверждает что изобилие источников на Вест-индских островах и на о. Св.Фомы при крайне скудных дождях зависит именно от росы и туманов.

Теперь обратимся к добыче воды в южной и юго-западной окраинах Тавриды, где нет источников и куда хотя и подходят наибольшие реки из юго-восточных склонов гор, но это случается очень редко в летнее время, и притом они могут удовлетворять потребности обитателей, живущих только по берегам их. Такие места начинаются от окрестностей Балаклавы, где, по рассказу древних греческих историков, был источник Нимфей, (Кифало-Вриси) впадающий в бухту Симболон. В этом нет сомнения если припомним что и англо-французы во время Крымской кампании открыли в соседних горах несколько ручейков, в совокупности образовавших такой обширный резервуар что войска интервентов не терпели недостатка в воде. В настоящее время ручьи эти засорились и местные жители нередко достают воду из колодцев. Вода эта из подземных ручьев, прохладна и весьма приятна на вкус.

На Трахейском полуострове сегодня есть только один источник при Георгиевском монастыре, а на всем остальном пространстве обитатели хуторов добывают плохого качества воду из колодцев. Между тем, судя по развалинам водопровода в Херсонесе и сведениям о том, что город этот взят был великим князем Владимиром только после отвода воды, снабжающей его жителей, ясно что в былое время и эта местность орошалась источниками.

Юго-западная половина и вообще вся центральная часть Таврического полуострова, куда не достигают поверхностные источники, изобилует колодцами, неглубокими по сравнению с северной полосой и  отличающимися глинисто-меловым вкусом воды. На этом пространстве я не встречал ни одного горько-соленого колодца, но от Симферопольского уезда эти последние попадаются беспрестанно и главное в самом близком соседстве с источниками пресной воды.

Для завершения рассказа о пресных водах Тавриды, приведем записку, прочитанную г. Глазенапом 8 марта 1867 г. на общем собрании императорского Географического общества об исследованиях снаряженной по Высочайшему повелению экспедиции для исследования причин оскудения вод в Крыму, и для составления систематического плана к обводнению и облесению этого края.

Глазенап прежде всего коснулся значения, какое представляет для Крыма вода, необходимая для орошения садов и плантаций, причем указал на блистательную будущность края при условии обильного водоснабжения и на неизбежную гибель его, если не будут приняты самые энергичные меры к улучшению настоящего положения.

Против этого грозного пункта речи мы должны возразить что ученая экспедиция пожелала очень уж многого для садов и плантаций Тавриды которые, как известно, не везде могут быть разводимы с достаточной пользой. Фруктовые сады требуют более или менее прикрытого от сильных ветров положения, табачные огороды таких мест, где заморозков не бывает до половины сентября, а виноградные плантации, растущие хорошо и без воды — защиты от влияния северных ветров по крайней мере до 1-го сентября, чтоб ягоды окончательно дозрели. Все подобные места давным-давно уже заняты в Крыму и приносят немалую выгоду тем, кто разумно посвятил себя этого рода деятельности.

Не менее странны выводы экспедиции о необходимости самых энергических мер к водоснабжению Крыма дабы предотвратить неизбежную гибель его. В этом мы замечаем только излишнее усердие членов комиссии, незнакомых с прошлым Тавриды и не принявших в соображение что кроме проточных вод край этот постоянно освежается влажными ветрами с моря, нередко обильной росой и туманами, а при этих условиях едва ли небольшая страна, со всех сторон окруженная морями может дойти до такого страшного положения которое предсказывается выводами ученой экспедиции. Далее г. Глазенап говорит что основанием для первоначальных выводов экспедиции послужили два главных научных положения: 1) количество осаждаемой атмосферной влаги зависит от площади лесов на полуострове и 2) что изобилие или скудость воды в реках и источниках, а также в подземных резервуарах, зависит от количества падающей в виде дождя или снега атмосферной влаги.

Поэтому экспедиция прежде всего занялась подробным осмотром лесов, проточных вод и геологическими изысканиями для решения вопроса: может быть найдена в Крыму артезианская вода и в каких именно местах? Эти изыскания привели к следующим результатам: лесов в Крыму сохранилось относительно немного, не боле 236000 десятин и за исключением казенных, хорошо оберегаемых, остальные беспощадно истребляются самыми нерасчетливыми порубками, так что самооблесение вырубленных площадей, несмотря на роскошную и быструю растительность, при теперешних порядках немыслимо.

Реки все засорены вековыми наносами щебня, под которыми — при постепенном оскудении источников — вода в сухое время года совершенно пропадает на расстоянии 30-35 верст от истока. Кроме того существует еще другое зло — совершенно произвольное распоряжение водой, которую владельцы земель в верховьях рек нередко отводят всю без исключения на свои плантации, к ущербу нижних владельцев.

Что же касается лесов, то г. Глазенап находит возможным не только сохранить пока существующие, но даже в относительно короткое время увеличить площадь их посредством самооблесения вырубленных частей и посредством постепенного лесонасаждения в степях. Для увеличения же количества проточных вод и для более равномерного протекания их он полагает возможным собирать снеговую и дождевую воду в резервуары, устраиваемые в горных ущельях и долинах, а излишнюю задерживать посредством разного рода запруд и барражей, чтобы полученными запасами снабжать реки во время засух и бездождий. Независимо от этого он считает полезным расчистить разысканные экспедицией обильные ключи, берущие начало в подземных резервуарах, а в заключение выражает несомненную надежду на получение обильной артезианской воды во всей обширной долине Крыма, замкнутой с юга хребтом Яйлы, с севера Тарханкутским мысом, а с востока Судакским горным переломом.

Посмотрим в какой степени все сказанное г. Глазенапом заслуживает доверия на взгляд людей, хорошо знакомых с предметом, о котором так смело говорил представитель экспедиции:

а). Во-первых, наука еще не доказала решающего значения лесов в происхождении дождей, и мы вправе думать что если бы весь Таврический полуостров был покрыт лесами, то все влажные испарения быстро уносились бы в более отдаленные пространства постоянно дующими с моря ветрами; 2) Во-вторых ручьи мало зависят от дождей и снегов, что доказывается многими местами на земном шаре, где их почти не бывает.

И что по нашему для наличия их недостаточно даже и соседства громадных лесов, если только не будут способствовать этому западные ветры всегда почти верные предвестники дождей. Следовательно экспедиции незачем было сосредоточивать все свое внимание на лесах Тавриды, испарения которых переносятся в северные губернии Новороссийского края.

б). Касательно исчезновения рек от засорения русла: мнение это справедливо лишь для тех случаев, где реки не имеют покатистого течения и где они, во время разлива, не мчат своих вод с такой быстротой, что разрушают громадные основания мостов и с корнями вырывают старые деревья.

Экспедиции следовало бы в этом отношении обратить внимание на верховья источников, которые очень часто засоряются как из внутренности водохранилища, так равно и снаружи осыпями камней, земли и щебня.

с). Всего интереснее в речи то место, где г. Глазенап для блага Тавриды полагает возможным собрать снеговые и дождевые воды в резервуары, устраиваемые в горных ущельях и долинах, чтобы сделанными запасами снабжать реки во время засух и бездождий. Нам кажется что более гигантского проекта до настоящего времени никто не предлагал. К этому следует добавить что все пространство, примыкающее к горным источникам занято татарами, в основном занимающимися садоводством и совершенно не интересующимися огородными овощами и другого рода плантациями.

д). Ученая экспедиция, высказывая надежду на открытие артезианской воды на пространстве до Судакского горного перелома, умолчала о подобной возможности открытия ее тем же способом на Керченском полуострове. Надо полагать что местность эта, как более других нуждающаяся в текущих водах, не исследована, и что экспедиции неизвестно было о существовании в окрестностях Феодосии и Керчи родников и колодцев.

Ясно, что подобная речь, как и сами труды ученой экспедиции, никак не обратили на себя внимания татар, сознающих что положение их не настолько отчаянное и что ученым этим следовало бы заняться более серьезными исследованиями в Крыму тех мест, где люди крайне нуждаются в хорошей воде и  принужденны пить воду горько-соленую или из гнилых болот, кишащих червями и лягушками. Вот здесь наличие воды из артезианских колодцев могло бы заставить русского человека заняться огородами и садоводством, что улучшило бы его быт и вообще благосостояние этих печальных на вид степей.

Повторяем: либо эти предполагаемые колодцы, разбросанные по Евпаторийскому и Перекопскому уездам, а также Керченскому полуострову сделают Тавриду благополучной страной, либо рано или поздно правительство поймет необходимость отвода сюда части воды из Днепра, которую легко будет раздробить на несколько каналов руководствуясь теми мерами и правилами, которые некогда приняты были маврами в Испании и довели эту страну до баснословного величия.

До тех же пор, пока будет исполнен этот гигантский труд (Днепр течет более чем на 126 саж. ниже центра Тавриды), мы советовали бы для улучшения сегодняшнего орошения обратить внимание на советы профессора Козловского, а именно:

1) произвести расчистку всех источников, родников и болотистых мест по течению рек и выпрямить их русла насколько это возможно.

2) уменьшить испарение и просачивание воды под землю, для достижения чего необходимо:

а) соединение нескольких русел в одно там, где они разделятся на несколько, или сужение там, где оно непропорционально широко;

б) расчистка и углубление русла там, где оно заросло травами или занесено хрящом либо илом;

в) выправление русла в тех местах, где оно извилисто и мелко;

г) облесение русла в тех местах, где это особенно важно, например при течении рек по степям.

И, наконец, для защиты от внезапных наводнений и сбережения дождевых вод, можно вспомнить о незатейливой системе запруд Журдана и тех способах, которые приняты в Сибири на горных заводах.

 

 

 

 

 

 

[ads-pc-2]