Постоянные читатели «Крымского времени» знают, что журналисты их любимой газеты первыми найдут, раскопают очередную неизвестную крымскую диковинку. И уже потом, по их следам отправятся корреспонденты других газет, глянцевых журналов и операторы телеканалов. Вот и сегодняшняя история из числа небольших, но весьма любопытных крымских открытий. И мы, разумеется, оказались на месте первыми.

Заинтересовавший нас загадочный объект существует у поворота приморской дороги уже несколько месяцев. Называется, правда, несколько старомодно — «Лесопарк сатиры и юмора». Однако на фанерный щит у обочины с выведенной от руки надписью водители внимания не обращают. Тут бы с управлением справиться — на серпантине горной трассы! Еще реже водитель и пассажиры смотрят на людей под косогором. Мало ли работ на земельном участке? Вот и пашут. Или сеют. Или просто гуляют. Да только одна загвоздка: тот, кто не первый раз миновал странный поворот, мог все-таки заметить, что люди в «лесопарке» стоят как вкопанные, не шелохнутся. И под солнцем. И под дождем. И под снегом…

 Редакционный «Москвич» затормозил напротив вывески. И мы спустились к народу. Более двух десятков фигур за-стыли в ожидании. Скульптуры в человеческий рост одеты не в каменную, а в настоящую, тряпичную, одежду: на ветру развеваются галстуки, флагами трепещут платья, сползают с «бритых» голов косынки, вяло шевелятся полы пиджаков. К тому же руко-творные сограждане обуты в лапти, туфли, кроссовки… Некоторые из изваяний сидят, другие лежат, кто-то замер с кастрюлей в руках, какая-то парочка обнимается на скамейке…

Увиденное вызывает одновременно восхищение, любопытство и… ужас. Ведь лица скульптур, в отличие от античных мраморных шедевров, не источают покой и негу. Наоборот, словно черная внутренняя суть проступает на раскрашенных бетонных обличьях, в оскалах редких зубов, в остекленевших глазах…

 

Эти персонажи вполне бы могли занять почетное место в экспозиции, скажем, нью-йоркского Музея современного искусства. Но что они делают здесь? Какие мысли хотел передать неведомый скульптор своими творениями? А может, это просто причуды умалишенного? Мы покинули загадочное место и отправились в ближайший поселок с надеждой найти ответы на вопросы.

Повезло. Таинственным скульптором оказался местный житель, дед Иван. Иван Лукьянович Кравчук пребывает в преклонном возрасте, но в прекрасном физическом и умственном здравии. Героя нашего рассказа мы застали за работой над отрезанными, точнее, еще не «пришитыми» бетонными головами.

Разговорились. Судьба однофамильца первого украинского президента оказалась пострашнее оскала его скульптур… Родом Иван Лукьянович из-под Ровно. Мальчонкой застал те времена, когда западные земли были под Польшей. И его поселок был владением алчного графа Радзивилла.

— В панский лес нос не сунешь: поймают — и родителям штраф, — вспоминает Лукьянович. — Но ягод так хотелось… Однажды с соседской девчушкой мы все же отправились в лес. Да нарвались на управляющего. Ягоды растоптал, а штраф такой выписал, отец неделю расплачивался!

Советскую власть встречали как освободительницу.

— Да, освободили нас от… хромовых сапожков и белых пирожков… — невесело шутит Кравчук. — Обложили непомерным налогом и забрали все, что можно забрать. Хлеб скупали за бесценок. За деньги, вырученные от продажи восемнадцати центнеров хлеба, отец купил… шесть кило селедки. Я помню, как он молча вывалил их на стол. Большие такие рыбины…

Началась война. Пришли немцы. В село, где жили Кравчуки, фашисты прислали десятником солдата Михаля, эдакий вариант Швейка, знавшего по-русски всего несколько слов. Вояка заставлял рубить для рейха лес. В случае неповиновения угрожал, «стреляя» пальцем: «Шосен пуй-пуй!»

Оккупантов прогнали, вернулись комиссары. Кто-то из односельчан настучал на Кравчуков о якобы имевшихся связях с врагом, и все семейство, а также вернувшийся из Советской Армии брат Ивана, были отправлено в ссылку, в Иркутскую область.

…Много было тогда в Сибири ссыльных. Представителей каких только народов Иван не встретил за девятнадцать лет таежной жизни! Только там понял Кравчук, что русские — это вовсе не монстры с партбилетами в комиссарских кожанках, и не энкавэдэшная «короста» в фуражках с синим верхом, а миллионы и миллионы честных и открытых людей, волей дурного случая ставших такими же изгоями, как и ссыльные с западных краев.

— Я понял, — признается Кравчук, — что русские другие. Они делились с нами хлебом. А хлеб тогда означал жизнь.

 

Там же Иван познакомился со своей будущей женой Пелагеей, также ссыльной из родных ровенских краев.

Счастливый труд на благо советской родины не пошел на пользу Ивану: простудил почки.

— Ты филонишь! — смеялся бригадир.

Но Ивану было не до смеха — он мочился кровью и готовился к худшему. Собрав все силы, добрался до областной больницы. Врачи пролечили Ивана месяц, а затем направили в Башкирию, в санаторий. Пятимесячное лечение принесло облегчение, но врачи намекнули: уезжать отсюда надо. В Крым.

Больше сорока лет живет семья Кравчуков в Крыму. Семья немалая: шестеро сыновей и дочь, пятнадцать внуков и пятеро правнуков! Дед Иван, несмотря на преклонный возраст, бодр и энергичен. Дома застать его трудно — нашел себе на старости лет забаву: упросил местные власти выделить клочок земли под задуманный им парк. Получил. Но прежде всего занялся его (и окрестностей) озеленением. Из семян, шишек, отростков, корешков взрастил и посадил тысячи саженцев: среди них только сосен судакских и гималайских кедров несколько сотен!

…А потом дед Иван начал изготавливать и устанавливать фигуры людей из бетона на железных каркасах, обряжая их в одежду.

— Не нравится мне его затея, — качает головой верная супруга Ивана Лукьяновича Пелагея Андреевна, — да разве переубедишь упрямца?

Для Кравчука его бетонная летопись — способ самовыражения. Ведь каждому хочется высказаться о том, что на сердце. Конечно, дед Иван мог бы изображать свои фантазии на бумаге. Но, по его признанию, он начисто лишен дара рисования.

— Оказалось, что для меня фигуру слепить легче (два-три дня — и готово!), чем на бумаге что-то накалякать, — улыбается Кравчук.

Вот и появились в «лесопарке» бетонные комиксы Ивана Лукьяновича. Любопытно, но среди молчаливых подданных Кравчука нет слащавых зайчиков, лисичек или колобков. Правда,  ни охранников с автоматами, ни комиссара с наганом, ни пана с плеткой тоже нет. Его герои — почти как мы…

Конечно, наш путь снова лежал в сторону «Лесопарка сатиры и юмора». Иван Кравчук пожелал сам прокомментировать свои творения.

— В нашем селе не было не только телевизора, но даже радио. Да и газет не читали. А новости знать хотелось. Зато в доме останавливались разные люди, странники, рассказывали притчи, сказки, пели песни… Я запоминал услышанное наизусть, а с возрастом стал придумывать свои истории. А теперь решил их показать всем, кому это интересно.

…За столом сидят бабка Хима и дед Хвесько. Живут бедно, смерти просят. А тут в двери «входе костяк з косою и кивае головою».

Поодаль, за каменным «костяком» — Смертью, — предприимчивый грузин продает махорку.

— Над каждым мужчыной должэн быт дым — от табака ыли от пороха! — с кавказским акцентом произносит Кравчук и продолжает историю про грузина. Ненавязчивый рассказ о вреде табака.

А вот влюбленная парочка: гимназистка и студент. Дивчина «в месяце маю пошла со студентом до гаю…» Что произошло дальше, ясно из другой композиции — гимназистка с колясочкой. Уже без студента. Кравчук наклоняется, поправляет одеяльце на бетонном младенце.

Далее видим хлопца в вязаной шапке, но при галстуке. Он застыл у невысокого, до колен, забора — «перелаза». Робкому пареньку век так стоять. Потому что «якбы не було перелаза, то ходил бы до дивчат в день по четыре раза».

Сын ведет слепого отца. Старший брат слепца — богатей — на просьбу брата дать ему муки ответил: «За это выколи себе глаз!» Потом, чтобы не умереть с голоду, младший брат выколол за меру крупы и второй глаз…

— Двое странников оказались в лесу в ночь на Ивана Купалу, — Кравчук поправляет на поводыре кепку. — Схоронились под дубом, а тут с четырех сторон прилетели синие птицы. Одна говорит: мол, слышала, что, кто был бедным, станет богатым. Другая продолжает: а кто был богатым — разорится. А третья: кто слепой и до утра вымоет росой лицо, прозреет. В общем, в этой сказке хеппи энд.

Еще одна композиция — уже из сказок наших дней. Коррупционер Ярема «з висшею освитою». Пойман на границе с мешком долларов. Воровал и продавал народное добро. Теперь в тюрьме. Хочет на волю. И кому только не писал с просьбой о помиловании — и Витренко, и Верке Сердючке на «Евровидение» — нет ответа…

— А чего у него пятак вместо носа? — мы не заметили, как у обочины остановился самосвал, и к нам спустился водитель и внимательно слушает рассказ.

— А потому пятак, что был бы как человек, украл бы пару тысяч и успокоился. А он, как свинья в грязи, зарылся в народных миллионах…

Ох, не о всех фигурах мы вам рассказали. Хотите продолжения лесопарковых историй? Сами поезжайте, посмотрите и обязательно послушайте сказки деда Ивана. Да, а где он живет? Запишите адрес: в некотором царстве, в тридесятом государстве… Сегодня это в районе курортного поселка Солнечногорск.